Приговоренный - Леонид Влодавец

Спокойно так говорил, хотя знал, что «не имеющее аналогов» никто еще не рассекречивал.

Но самое любопытное произошло два дня назад, когда Резник был замечен чекистами при посещении тех же адресов, которые до него прошел молдаванский гражданин Домициану. Грех было не рискнуть… Тем более что никто еще не знал, чем закончатся переговоры с Курбаши. Надеялись на лучшее.

Домициану раскололи быстро. Как выяснилось, он был хорошо знаком с Резником, который неоднократно встречался с ним в Румынии, а однажды — в Кишиневе. И именно Резнику Домициану должен был передать «бриллиантовую Богородицу», если бы получил ее от Черного. Потому что подставная мебельная фирма, которую он упоминал раньше, была по странному стечению обстоятельств постоянным контрагентом «Джемини-Брендан», а Резник в Кишиневе бывал очень часто.

В общем, решили, что пора. Иванцов и Рындин неофициальным образом встретились в «Русском вепре» с «постояльцами» и предложили на выбор: либо арест за шпионаж, либо помощь в реализации иконы. Не без труда, но сговорились, хотя взаимного недоверия было больше чем достаточно.

Но тут все повернулось не тем боком. Курбаши потянулся к Грекову, Иванцов решился на крайнюю меру, рассчитывая, что икона попадет к нему в руки и он сможет передать ее покупателям. Но вышло все не так… И теперь Иванцову предстоял трудный разговор. Правда, не сейчас, а только утром. Не будить же попусту зарубежных господ — незачем пока.

БОЛЬШОЙ ПРЫГ-СКОК

Говорят, что плохо ехать — это все-таки лучше, чем хорошо идти. Клык и его спутницы ехали, хорошо походив, точнее, побегав. Поэтому в самом начале путешествия на платформе казалось, что пословица — верна. Однако лежать под брюхом грузовика на открытой платформе, продуваемой встречным потоками воздуха, да еще в мокрых штанах стало неприятно. После пребывания в реке от беготни согрелись, да и

не думалось как-то о штанах, когда смерть по пятам гналась. А теперь, когда опасность отступила, холод в два счета заставил зубки постукивать.

— Бр-р! — сказал Клык. — Надо бы в кузов залезть. Под тентом потеплее будет.

— Посмотри, — невнятно пробормотала Надежда, Вера ничего не сказала. Она до сих пор не понимала, как решилась схватить автомат и стрелять. У нее какой-то инстинкт сработал. Может быть, не хотелось чувствовать себя каким-то преследуемым зайцем. А может быть, нечто романтическое взыграло на секунду.

Автомат ей достался после того, как Клык убил собаку и обстрелял двух омоновцев, опередив их на какой-то миг. Они с Надеждой были совсем неподалеку от этого места, и когда Клык убежал, то, догоняя его, им пришлось пробежать через эту прогалину. Один из подстреленных Клыком бойцов был убит, второй тяжело ранен, собака мертва, а об автомат Вега просто споткнулась. Зацепилась кроссовкой за ремень, дернула. Автомат стрельнул — это была та нечаянная короткая очередь, которая отвлекла внимание от Клыка. Потом она стреляла еще несколько раз, не видя, в кого, а перед самым подходом поезда впервые в жизни выстрелила в человека и попала… Убит был или ранен — неизвестно, но то, что этот человек упал и безжизненно свесился с края железнодорожной выемки, Вера видела отчетливо и сейчас ощущала холод не только от ветра и сырых джинсов…

Клык прополз под брюхом «ЗИЛа», встал у заднего борта, уцепился за верхний край, подтянулся и пролез под брезент. Тьма, конечно, была египетская, и пришлось чиркнуть зажигалкой.

Кузов показывал, что машина не новая. Тут лежали несколько досок-скамеек, буксирный трос, какой-то рваный матрас со следами машинного масла. Но здесь не дуло. Во всяком случае дуло меньше, чем под машиной. Клык вернулся обратно и сказал:

— Лезем, а то так просифонит, что ни сесть, ни лечь не сможем.

Сначала он закинул в кузов чемодан, потом автоматы, затем подсадил Веру, после — не без усилий — Надежду, наконец залез сам.

Втроем уселись на матрас, спинами друг к другу.

— С ума сойти, — пробормотала Надежда, — ни черта не пойму!

— А и понимать нечего, — ответил Клык. — Теперь всю жизнь бегать будем, пока не поймают…

— Он шутит, — произнесла Вера. — Нам надо ехать в Москву.

— Точно, — постаравшись, чтоб обе дамы не учуяли в его голосе иронии, поддакнул Клык. — На Лубянку.

— Так что ж там, на даче-то, — полюбопытствовала Надежда, — милиция в КГБ стреляла? Свои в своих?

— Это были бандиты, — деловито пояснил Клык, — переодетые в милицейскую форму.

— Так много'? — не поверила Надежда.

— Бывает и больше, — вполне серьезно ответил «капитан Гладышев».

— Мне-то домой надо, — вздохнула Надежда, — неделю ведь на огороде не была. Прополоть надо. И дождей почти не было, посохнет все. А если еще и мой алкаш заезжал да меня не нашел — это такое будет!

— Не переживай, — сказал Клык. — Картошка и без тебя дозреет, а огурцы как-нибудь на базаре закупишь. Там, в Марфутках, нас сейчас ждут не дождутся, чтоб кишки выпустить.

— Так мы что, на этом поезде прямо до Москвы доедем? — настырничала Надя. Во, дремучая, хоть и из райцентра!

— Помолчи, а? — посоветовал Клык. — За умную сойдешь…

Ему вдруг жутко захотелось спать. Все-таки он привык в последнюю неделю к мягкой и удобной постели, к чистому белью и относительно спокойному сну. А тут — такой взрыв. Беготня, стрельба, опять неуют. И устал он, сильно устал. Сколько отмахали бегом? Километр, два, четыре? На холоде бы в дрему не повело, а тут, под тентом, где не дует и где две женские спины хребет греют, разморило… Клык положил руки на колени, голову на руки, глаза сами закрылись, а колесный стук баюкал, баюкал, баюкал…

Почти заснул, но тут неожиданно что-то плоское, твердое и угловатое пощекотало грудь. Это «что-то» лежало в нагрудном кармане джинсовой куртки, выданной ему Курбаши. Ксива какая-то. Да, Курбаши ведь паспорт обещал! Клык расстегнул пуговицу на кармане, вынул корочки и вновь чиркнул зажигалкой. Надо ж узнать, кем его Курбаши сделал.

Так. Стало быть, он теперь Кузнецов Андрей Николаевич, того же, что и раньше, года рождения, уроженец Бугровска, прописан там же. Вроде и фото его. Выдан паспорт совсем недавно. Должно быть, взамен терянного. А это что за бумажонка между страниц?

«Клычок!

Ксива почти жилая. Попробуй дожать с ней до престольной. На жизнь кладу в чемодан пару лимонов с дерева. Извини, под рукой больше нет, а время шепчет: Беги быстрее!» Чую, что может и Греков подвести, и прокурорам, ни ментам веры нет и не будет. В Москве, если доберешься, запомни на самый крайний случай такой адресок: Новостроечный проезд, дом 25, корп. 3, к. 6. Скажешь: от Курбаши. Ребята недоверчивые, но если повесят, то могут помочь с нычкой и с уходом за бугор. Но обязательно довези бумаги из чемодана и все прочее. Записку сожги. Заранее спасибо. Курбаши».

Клык подпалил бумажку и погасил зажигалку. Адрес уже врезался в память. Теперь дело за малым — доехать и понравиться тем, «недоверчивым». Про то, что будет, если он им не понравится, Клык пока не думал. Доехать было сложнее.

Что ж там такое вышло? Вроде бы, по рассказам Курбаши, все было на мази, и тут, как в кино про Нестора Петровича: «бац — и вторая смена!» Ясно, что налетели омоновцы, но чьи — хрен знает! Вроде бы область тут грековская, но если при налете Курбаши велел к здешнему прокурору ехать, а в паспорт положил бумажку с московским адресом, то и сам небось не во всем был уверен.

Так или иначе, но его опять ищут. Как там: «Ищут пожарные, ищет милиция…»? Если те мужики, что гнались, видели, как Клык с бабами влезал на платформу, то должны были сообщить в линейный отдел, железнодорожному начальству и дать команду поезду остановиться где-нибудь в назначенном месте, чтоб менты успели туда подкатить «воронок» для загрузки отловленных. Правда, тут есть, как говорится, маленькое «но». Клыка ловят, когда он уже расстрелян. Нету, гражданин прокурор, такого Гладышева Петра Петровича. Мертвенький он. Значит, должны быть такие менты, которые долго чикаться не будут и живым не возьмут. А самое главное — не станут подшивать к делу то, что у Клыка в чемодане.

Клык начал припоминать, что тут за железные дороги. Выходило, что едет он не в сторону Москвы, а совсем наоборот, на Черемисино, откуда можно и на Урал, и на Север поехать. Нет уж, на фиг! Эти места Клыку известные, и ту-ту на Воркуту он органически не переносил.

…До Воркуты идут посылки долго.

До Магадана — несколько скорей.

Но там ведь все, но там ведь все,

Такие падлы, суки, волки —

Мне передач не видеть, как своих ушей!

Клык это даже промурлыкал себе под нос, но без слов. Сидеть, конечно, плохо, но не жить — хуже.

Жить! Пока ножки бегают, а пушечки стреляют — жив Клык. И хрен он вам, позорники траханые, так просто даст себя загасить. Во, видели? Большой и с прибором!