Журнал «День и ночь» 2010-1 (75) - Лев Роднов

— Так вот, милая моя, то были немецкие шпионы, переодетые в нашу форму. Накануне войны они составляли карту наших дорог, — поясняет мне, непонятливой, мама.

— Но почему? Как ты можешь быть в этом уверена, если они, как ты сама говоришь, всю дорогу молчали?

— Вот именно. Когда мы уже отъехали, я просто оцепенела от страха. В машине стояла гробовая тишина. Тот, кто сидел рядом, в форме с погонами майора, ни разу ко мне не обернулся, глядя молча прямо перед собой на дорогу. Двое других сзади также не проронили ни одного слова. Чтобы трое наших молодых русских парней не захотели познакомиться, просто поболтать о чём-то в дороге — не бывает такого!

Страх ещё более усилился, когда передний, отчётливо выговаривая слова, внезапно спросил: «Как проехать на Симферополь»? Основную дорогу до главного города полуострова знали абсолютно все. Это было равносильно тому, как если бы осведомиться:

«А где здесь у вас восходит солнце»?

Будучи патриоткой, но, здраво рассудив, что они всё равно узнают, мама с ходу указала направление на столицу Крыма, проверещав что-то вроде: «Вы, дяденьки, поезжайте прямо — вон до того тополя, а потом направо — к той горке, а я уже приехала. Спасибо вам». Дверца открылась, и пассажирка, вся в холодном поту, соскочила с подножки на родную, пыльную землю. Занятым нанесением на карту «паутины дорог» немцам в тот день было не до «крымской розы».

За своё участие в краткой войне с белофиннами Слюсарев получает орден Красного Знамени, за организацию первых ночных полётов. По поводу этого тёмного куска нашей истории у меня мало ассоциаций: бравый барон Маннергейм, в юности переигравший вождя мирового пролетариата, и его линия; любопытство по поводу того, что выдавали нашим лётчикам на ноги — унты или бурки, из которых, по моим детским воспоминаниям, и те и другие были отменно хороши; и неясность в происхождении слова «белофинны» — то ли по аналогии с белогвардейцами, то ли из-за маскировочных белых халатов на белом снегу.

Много-много белых солдат с винтовками за спиной, на всю длину рук выбрасывая вперёд палки и с силой опираясь на глубоко всаженные посохи, живо скользят на чёрных лыжах по белому снегу. Вообще, Финляндия — загадочная страна, неохотно позволяющая на себя посмотреть. Как будто местным духам никак не хватает духа, в конце концов, сойти с проторённой лыжни, скинуть с себя маскировочные халаты и, вырулив на опушку леса, помахать нам приветливо рукой в меховой варежке. Вжик, вжик — лыжники исчезают за ближними холмами.

Точь-в-точь, как и мы, одной, особо прекрасной зимой, в конце 50-х — очередной перевод отца по службе — бежали на лыжах по соседству с финскими лесами по нашему почтовому адресу: Кольский полуостров, Кандалакша, посёлок Зашеек. В лыжные походы нас водил отец, конечно, он, потому что отец любил и умел ходить на лыжах. Эти воскресные вылазки на троих, в красивых свитерах с оленями, много способствовали тому, что в школе по физкультуре за зимние месяцы у меня всегда стояла самая настоящая пятёрка, так радовавшая меня своей округлостью, наглядно демонстрировавшая, что в моей молодой жизни всё ещё ничего, раз такие птицы залетают на страницы моего дневника. Именно в Кандалакше я познакомилась с матушкой Зимой. Белый пушистый снег, внезапно срывающийся с чёрных веток, алмазные россыпи, стена промёрзшего леса из декораций к «Ивану Сусанину». На четвертушке бумаги отец записал где-то сбоку, то ли про эти, то ли про уральские просеки:

«…в лесу синие тени от деревьев и следы, следы: зайца-русака, лисицы, белки, мышей и узорные вышивки куропаток, тетеревов и рябчиков».

Пушистый снег, мягко падающий мячиками с облитых стеклом веток. Слепящая белизна. А как много отметинок по обеим сторонам лыжни — пунктирными цепочками, петельками, спиралями, крестиками, точками и тире. Припомнив однажды с других небес один только этот узор, моя душа, тотчас очнувшись, начнёт расталкивать очередь, протискиваясь вперёд, чтобы ей, наконец, отмахнули флажком по маршруту Земля.

Сколько живых существ в лесу, и никого не видно. Кто ведёт нашу группу, не спешит. Мы стараемся изо всех сил, а ещё… заглядеться на верхушку той ели, и, конечно, не успеваем. И вот отец скрывается за поворотом.

Глава XII

«КОВО»

В начале августа 1940 года меня перевели на должность Заместителя командующего в Киевский Особый Военный Округ, к тому времени самый мощный в СССР. В 11 авиадивизиях округа насчитывалось 39 авиаполков: 17 истребительных, 15 бомбардировочных, 5 штурмовых и 2 разведывательных, насчитывающих более 2000 самолётов.

Должность командующего КОВО исполнял назначенный накануне Евгений Саввич Птухин. До него округом командовал генерал армии Г. К. Жуков. Начальником штаба ВВС у Птухина был генерал-майор Ласкин Николай Алексеевич, по возрасту намного старше своего командующего. Ласкин Н. А., родом из дворянской семьи потомственных военных, не скрывал своего происхождения, хотя и не любил вести разговоры о причинах, побудивших его встать на сторону революции. Все знали его, как одного из отважнейших и честнейших военспецов, которыми могла гордиться Красная армия.

Интеллигентская закваска всё же сказывалась. На службе Ласкина так и прозвали «интеллигент» штаба. Все у него были «милейшие» и «уважаемые» даже когда он сердился. Как-то выхожу на крик в коридоре, а там мой начальник штаба распекает командира:

— Как вы могли, почтеннейший, не выполнить приказ?! Это же — преступление! Не вынуждайте меня к крайним мерам. Извольте, уважаемый, сейчас же сделать то-то и то-то.

Биография Е. С. Птухина намного проще. Пятнадцатилетним пареньком Птухин добровольно вступил в один из первых авиационных отрядов молодой Советской Республики. Принимал участие в разгроме барона Врангеля. С мая 1937 года под псевдонимом «генерал Хосе» участвовал в гражданской войне в Испании, командовал истребительной группой ВВС.

Товарищ Сталин, убеждённый, что в случае агрессии, Германия свой главный удар нацелит на Донбасс, основную сырьевую базу России, проявлял особую заботу о Киевском округе. Наш округ постоянно укреплялся отборными войсками, техникой и военными кадрами.

«По прибытии в Киев, Евгений Саввич представился командующему КОВО тов. Жукову.

— Что знаешь о своей авиации, генерал?

— Пока немного. Тридцать пять полков базируются в страшной тесноте. Это с чужих слов, остальное нужно смотреть самому и как можно быстрее.

— Вот именно. Езжай, или, как у вас говорят, летай. В конце месяца доложи состояние частей. И потом, ни одного дня нелётного. Хорошо помни опыт финской, а то у вас как наступление, так нет лётной погоды. Мы не члены Осовиахима, для нас подготовка к войне конкретна и именно с Германией. Осенью на учениях авиация должна показать, на что она способна!

В августе Птухину с великими трудностями удалось добиться перевода полковника Слюсарева на должность своего заместителя. К его большой радости, на должность командира 36-й истребительной дивизии ПВО прибыл старый друг генерал Александр Борман и новый командир 19 БАД — А. К. Богородецкий. Это был всё молодой, энергичный народ, но малоопытный для таких масштабов командования. На совещании с командирами соединений, Птухин, оценив их оперативную подготовку, резюмировал:

„только бы не началась война раньше, чем они окрепнут“».

С первых дней 1941 года в округ стали поступать новые самолёты: МиГ-1, ЛАГГ-3, Як-1, Ил-1, Ил-2. Лично мне было поручено освоение новых скоростных типов самолётов с упором на ночную подготовку. Работа с радиолокационными средствами типа РУС-1 и РУС-2. Создание командных пунктов и пунктов наведения авиации в передовых сухопутных и танковых соединениях.

Сталин ежедневно интересовался ходом освоения новой авиационной техники. Горячка переучивания усиливалась, а тут ещё начальник Управления ВВС Красной Армии П. В. Рычагов приказал выполнять полёты в зимний период только на колёсах. Но для этого нужно было чистить или укатывать снег на взлётно-посадочной полосе. А чем? Техники и людей не хватало. Снег разгребали лопатами. Обильные снегопады в считанные минуты сводили на «нет» всю работу аэродромного обслуживающего персонала. Планы лётного переучивания срывались. С молчаливого согласия командующего Птухина, командиры авиадивизий начали потихоньку летать на лыжах. Пришлось вызывать их в Киев:

— Ну, как дела с полётами?

— Летаем понемногу, товарищ командующий.

— Понемногу нельзя, есть план.

— Так ведь зима, трудно чистить.

— Что вы мне голову морочите? Думаете, я не знаю, что вы летаете на лыжах? Ну, и летайте себе на здоровье! Только не забывайте и о тренировках на колёсах.

— А мы так и делаем, товарищ командующий, — хором отвечают командиры дивизий. — Как пришлют снегоочистители, снимем лыжи совсем и перейдём на колёса.