Раскол русской Церкви в середине XVII в. - А. Крамер

В 1668 г. началась осада монастыря и тянулась 7 лет; сменилось трое царских воевод. В монастыре было собрано очень много продовольствия, имелось 90 пушек, 900 пудов пороха, достаточное количество ядер; монахи и помогавшие им поморы могли проникать за кольцо осады и пополнять запасы зерна и свежей рыбы; мощные стены монастыря без трудно-поправимых повреждений выдерживали обстрелы. Тысячи богомольцев, ежегодно идущих в монастырь по обычному на Севере обету, поражались невиданному и неслыханному делу: царские войска обстреливали святыню — удел прпп. Зосимы и Савватия, хранителей русского Севера, стреляли прямо по иконам на фасадах соборов и пытались заморить монахов голодом! Монахи не брали в руки оружия, но несколько сот засевших с ними в монастыре мiрян, не согласных менять «веру святых Зосимы и Савватия» на «Никонову», в том числе пробравшиеся сквозь кольцо осады поморы и избежавшие казни и пробиравшиеся до монастыря начиная с осени 1671 г. Разинские казаки, оборонялись вполне профессионально; московские войска несли потери. В 1672 г. царским войском были «уничтожены огнем все монастырские постройки, скот был перебит» [122, с. 22]. Весть о твердости исповедников старой, истинной веры, Божией помощи им и их твердыне, и жестокости и безумии новых, еретических властей разносилась по всему Северу. «Среди осаждавших монастырь стрельцов начались волнения. Уже в июне 1673 г. двинские стрельцы в количестве 100 человек отказались стрелять по восставшим — их заменили другими» [122, с. 22].

В связи с этим отмечу замечательную подробность: участник и самовидец событий — соловецкий иеродьякон Игнатий — писал, «что рать, осаждавшая обитель состояла из "немцев и поляков, истинных латынцев". Войско воеводы Ивана Мещеринова <…> в <…> 1674–1676 <гг.>, действительно находилось под командованием иностранных офицеров, "новокрещеных иноземцев" рейтарского строя, присланных Иноземным приказом из Москвы. <…> При этом правительство, видимо, учитывало большую надежность "новокрещеных иноземцев" при выполнении столь деликатной службы как осада мятежного монастыря» [97, с. 24].

Иноческий собор 28.12.1673 постановил не молиться за царя; несогласные с этим монахи, в том числе Геронтий, были высланы из монастыря. (Геронтий, продолжая молиться за государя, не изменил старым книгам, и был за это воеводой Мещериновым окован и заключен в тюрьму. Дальнейшая его судьба неизвестна; вероятно, умер в тюрьме). Решение собора 28.12.1673 не могло не стать и стало сигналом для решительных действий властей. Мещеринов получил приказ «искоренить мятеж»; в монастыре в это время началась цинга, надежда на «вразумление» царя таяла, уменьшилось количество защитников.

Однако штурм 23.12.1675, несмотря на руководство офицеров-иноземцев, был отбит. Нашелся изменник — старец Феоктист — и указал воеводе тайный ход в монастырь. Царское войско проникло в монастырь ночью под 22.1.1676. Самыми свирепыми пытками были замучены монахи, в том числе архим. Никанор, и мiряне, всего от 300 до 500 человек или больше 500; 14 иноков бежали и, окруженные ореолом страстотерпчества, разнесли страшную весть по сотням северных сел, острогов и скитов. Тела и части тел мучеников лежали неубранными полгода, и затем были по приказу из Москвы зарыты без всякого богослужения. «На зверских казнях соловецких сидельцев настоял» патр. Иоаким [52, с. 329]. Участники бунта, сочтенные менее виновными, были, после телесного наказания, отвезены в том же году в Пустозерск. Там для них не нашлось земляных тюрем, и их куда-то увезли. Монастырь был разграблен стрельцами и лично Мещериновым, попавшим за это под следствие; «в его ладье были обнаружены 2312 руб. и множество ценностей, украденных из монастырской казны» [112, с. 218]. Он пытался вывезти из разграбленного монастыря 205 книг, из которых, вероятно, «лишь 48 были его личной собственностью. <…> Он пробыл в остроге до 1680 г.» [122, с. 23]. Затем монастырь был заселен присланными из русских монастырей монахами, служившими по новым книгам. «Первым архимандритом после подавления восстания был Макарий. <…Ему> предписывалось жестоко расправляться со всеми проявлениями раскола среди приверженцев старой веры, "распрашивая со всяким истязанием, сажать в земляные тюрьмы и, разыскав о них допряма, писать к святейшему патриарху"» [122, с. 23].

Во время осады в монастыре продолжалась литературно-полемическая деятельность, и анти-никоновские сочинения осажденных монахов (ар-хим. Никанора и казначея Геронтия), «попадая в Москву и другие города в центре страны <…>, оформлялись их почитателями в виде "книг" и затем распространялись в народе» [60, с. 189]. В их распоряжении была монастырская библиотека, насчитывавшая, по описи 1676 г., «призванной предотвратить начавшееся разграбление монастыря, <…> 948 рукописей и 530 печатных книг» [63, ч.1, с. 183]. До «начавшегося разграбления» она, вероятно, была больше.

Количество замученных не должно удивлять; ведь в монастыре заперлись и бежавшие от царских войск монахи, послушники и обетные работники из его береговых и островных скитов. В начале осады запершихся было значительно больше, но трудностей с пропитанием не возникло. За 7 лет часть осажденных погибла от ран, часть (в том числе монахов), не желая участвовать в вооруженном бунте, перебежала в царский лагерь, (часть из них по-прежнему, однако, не соглашаясь молиться по новым книгам), часть (как Геронтий) была выслана, часть бежала с островов и скиталась в лесах.

Не должно удивлять и то, что замученных не погребали с хотя бы минимизированной церемонией; причиной «было решение властей не хоронить старообрядцев в освященной земле, приравнять их к еретикам и самоубийцам. <…Поэтому же и> тело боярыни Морозовой в рогоже и без отпевания зарыли внутри стен Боровского острога». Зная о такой ожидающей его тело посмертной участи, Аввакум, не для красного словца и не преувеличивая, писал: «Аз же, принуждением вашим, не сподоблюся савана и гроба, но наги кости мои псами и птицами небесными растерзаны будут и по земле влачимы»; цит. по [40, с. 35]. Это и осуществилось в точности.

До XX в. включительно любимым чтением старообрядцев была составленная в начале XVIII в. Семеном Денисовым «Повесть об отцех и страдальцех Соловецких», переписывавшаяся тысячекратно, и в XX в. неоднократно напечатанная и опубликованная (есть и иллюстрированные рукописи и печатные издания). 29.1.1676 умер царь Алексей Михайлович; старообрядческое предание, восходящее к нижецитируемому повествованию дьякона Федора о взятии монастыря и вошедшее в «Повесть», рассказывает, что перед смертью он раскаялся в своих жестокостях, и распорядился снять осаду с Соловецкой обители, но было уже поздно. Одна из иллюстраций «Повести» изображает двух конных гонцов, мчащихся галопом навстречу друг другу, один с царским приказом воеводе отступить от монастыря, другой с известием о его взятии царским войском. Другая иллюстрация изображает повешенных на крюки за ребра побежденных, и псов, поедающих непогребенные тела и отрубленные части тел монахов.

Прекрасно осведомленный о всех московских делах духовный сын прот. Аввакума писал своему духовному отцу в «Возвещении» (см. с. 124): «После умертвия того царева вскоре приезжал гонец от Соловков, с победою лист привез к царскому лицу: «Счастием, де, твоим пособил Бог: монастырь взяли и всех под мечь подклонили. Человек за пять сот порубили, а десятков шесть повесили, все иноков…». <«Повесили» не как вешают обычно приговоренного к смертной казни — за шею — , что ведет к быстрой смерти от удушья, а головой вниз или на крюке под ребро.> Автора, как, повидимому, и других современников, поразило еще одно совпадение в датах: Соловецкий монастырь был взят <…> 22 января, а на другой день — 23 января — царь внезапно заболел» [60, с. 287] и через неделю умер нехорошей (см. с. 124) смертью.

Вот что писал о смерти царя и разгроме Соловецкого монастыря дьякон Федор: «Наш московский царь Алексей Михайлович, прельщенный от Никона — еретика и отступника, при смерти своей понял неправду свою и законопреступление свое и отпадение от правыя веры отеческия, и вопияше великим гласом, моляся новым преподобномученикам соловецким: «О, господие мои, послушайте мя и ослабите мя, поне мало да покаюся!» Предстоящий же ту и седящии вопросиша его, глаголюще со ужасом: «Кому ты, царь-государь, молишся прилежно и умильно?» Он же сказа им, яко «приходят ко мне старцы Соловецкаго монастыря и растирают вся кости моя и составы тела моего пилами намелко, и не быти мне живу от них. Пошлите гонца скоро и велите войску отступити от монастыря их». Боляре же послаша гонца скораго по повелению цареву. Но в то время самыя болезни его взят бысть монастырь и разорен, и братия вся, иноцы и белцы, побиены быша и разными муками и необычными замучены, и Никанор преподобный, архимандрит и многолетний старец, иже и отец <то есть духовный — см. с. 219> бе ему, царю Алексею, и той замучен ту разными муками во едином часе от стрелецкаго головы Ивана Мещерскаго <…>, сатанина угодника. И гонца он послал своего к царю на радости, чая себе великия почести, еже взял монастырь и пригубил всех живущих в нем. Гонцы же оба на пути сретостася и сказаста друг другу, чего ради послана, и без пользы возвратишася скоро во своя. Царь же по том скоро скончася недобре. И по смерти его той же час гной злосмрадный изыде из него всеми телесными чувствы, и затыкающе хлопчатою бумагою, и едва возмогоша погребсти его в землю»; цит. по [60, с. 288–289]. Приблизительно так же описали смерть царя и автор «Возвещения» и прот. Аввакум. «Необычные» муки — это повешение за ребро или вниз головой и замораживание во льду. Ошибся дьякон Федор, вероятно, только сказав, что «гонцы без пользы вернулись во своя». Фактически, конечно, гонец Мещеринова продолжил свой путь и прибыл в Москву вскоре после смерти царя, как сказано в «Возвещении».