На вулканах - Гарун Тазиев

Если выдвинутая Альфредом Риттером гипотеза о существовании магматической камеры под Везувием имеет под собой какое-то основание, то лишь потому, что Везувий покоится на мощном слое известняка, а эта порода менее устойчива, чем другие. Но и здесь резервуар, если он действительно существует, безусловно, имеет форму параллелепипеда соответственно проходящим через слои горизонтальным, вертикальным или наклонным разделяющим плоскостям. В крайнем случае карман имеет форму плоской линзы, зажатой между залегающими один над другим пластами...

Резервуар - это емкость для жидкости. Понятие магматического резервуара предполагает существование масс кристаллических пород, образовавшихся некогда в глубинах, а ныне обнажившихся в результате эрозии, эти массы рассматриваются как промежуточное звено между астеносферой и тем или иным древним вулканом. Другой предположительной причиной является необходимость полости на достаточно небольшой глубине, в которой магма могла бы пребывать достаточно долго, иначе не удается объяснить ее минералогический состав. Действительно, некоторые встречающиеся в ней кристаллы не могут образоваться на большой глубине; вырасти до такого размера они могли только в том случае, если магма достаточно долго пробыла где-то между абиссальными глубинами и поверхностью.

Подведем итог. Механические и физико-химические факторы таковы, что магматические резервуары могут встречаться лишь в исключительных случаях и никогда не имеют сферической формы. Объемом же, занимаемым магмой, по моему мнению, является система пересекающихся трещин, или даже иногда одна-единственная трещина. "Запечатанная" сверху затвердевшим остатком предыдущего извержения или завалами, магма сидит под этой пробкой, пока объем и давление образовавшихся магматических газов не вышибут ее.

Вулканические трещины - это в основном разломы, вызванные растяжением земной коры. Их края либо просто расходятся, либо одновременно еще и оказываются на разных уровнях. Геологи называют их нормальными или прямыми сбросами в отличие от обратных, или косых, сбросов, приуроченных не к зонам растяжения (как на вулканах), а к зонам сжатия. Кроме того, перекашивание разделяемых разломами блоков по мере нарастания глубины вызывает увеличение расстояния между стенками, в результате чего возникает пустота, по которой идет магма.

Объемы магмы, заключенные в широких системах трещин, - а они могут находиться там годами, веками, тысячелетиями, - представляют собой одновременно "хвост" предыдущего извержения и "голову" последующего. Действительно, извержение прекращается тогда, когда количество движущих газов становится недостаточным: лишенная силы, толкающей ее вверх, магма замирает на месте. При этом ей вовсе незачем раздуваться и образовывать шарообразный резервуар: она просто остается на месте до тех пор, пока вновь не будут созданы благоприятные условия для ее дальнейшего подъема и извержения. Первейшим таким условием является наличие достаточного количества газов, без них расплав, состоящий уже не только из жидких, но и из откристаллизовавшихся силикатов, не сможет начать двигаться вверх.

Собственно говоря, споры о конкретной форме магматических резервуаров лишены смысла, ибо эта форма, очевидно, не играет важной роли при объяснении характера извержения. Предпочтение, однако, надлежит отдавать наиболее правдоподобным гипотезам. Мое предположение насчет систем трещин опирается на многолетние наблюдения за деятельностью различных вулканов, таких, как Ньирагонго, Эрта-Але, Эребус и, разумеется, Этна. Необычно высокое содержание кристаллов в лаве, излившейся из Этны в 1974 г., намного проще объяснить затянувшимся пребыванием магмы в одиночной трещине, нежели существованием какого-то сферического, эллиптического, овального или даже цилиндрического резервуара. Это также позволяет точнее обосновать неизменный характер извержений, повторяющихся на Этне через неравные интервалы и в различных направлениях, определяемых направлением эруптивных трещин.

На Этне наблюдается еще один парадокс, который гипотеза системы трещин объясняет удачнее, чем модная ныне гипотеза цилиндрического резервуара. Речь идет о непонятной взаимной независимости отдельных отверстий, действующих на вершине горы. Мало того, что Вораджине (в центральном кратере) "работает" независимо от северо-восточной бокки, еще и жерла, младшие по отношению к Вораджине, а именно жерло 1964 г., бокка Нуова 1967 г. и юго-западная бокка 1971 г., разделенные стенками толщиной от силы в несколько десятков метров, действуют вне всякой связи друг с другом. Похоже, что каждое жерло питается из своей собственной системы трещин, расположенной отдельно от других - по крайней мере до определенной глубины, ниже которой они все-таки, по-видимому, пересекаются между собой.

Однажды, много лет назад, возвращаясь в очередной раз с северо-восточной бокки, я так погрузился в эти размышления, что непонятным образом заблудился в густом тумане на широких плечах верхней Этны. Эта часть горы мне настолько знакома, что мысль об опасности даже не приходила в голову, хотя солнце уже почти исчезло и молочно-белые занавеси прилепились к склонам, покрытым серым пеплом и запыленной снежной коркой...

Погода может испортиться на Монджибелло гораздо быстрее, чем в Альпах или Пиренеях: гора возвышается на острове, вокруг которого на сотни километров нет ни одной достаточно высокой гряды. Колебания погоды объясняются высокой влажностью морского воздуха и резкими перепадами температур, доходящими до 40-50oС между окружающими подножие равнинами и вершиной, отстоящей от них всего на десяток километров. Об этом меня давным-давно предупреждали и Мичо и Винченцо, да и сам я много раз сталкивался с подобным явлением, так что попадать в туман мне было не в новинку. Тем не менее голова моя была настолько занята размышлениями о возможных причинах несогласованной деятельности соседних устьев и якобы питающего их подземного резервуара, что я опять оказался в ловушке.

Стена тумана сомкнулась вокруг меня, впереди ничего не стало видно на два шага. Понадеявшись на свое отличное знание местности, я продолжал бодро шагать вниз по мощному центральному склону, несколько наискось в направлении к обсерватории. Дело было давно, наша обсерватория еще не успела скрыться под потоками лавы, и там меня поджидали друзья.

Через полчаса меня охватило сомнение: путь должен был пролегать поперек двух невысоких потоков лавы, спускавшихся параллельно от южного края большого центрального кратера образовавшегося после извержения 1964 г., а их все не было и не было... Очевидно, идя вниз, я принял левее, чем следовало, и потоки остались в стороне. "Не беда, - сказал я себе, - надо взять чуть правее и идти не спускаясь: выйду либо к обсерватории, либо к Башне, либо к конечной станции канатки. В крайнем случае пересеку трассу канатки".

Но и десять минут спустя я так никуда и не вышел. Туман продолжал окружать меня тесным коконом, земля под ногами то шла ровно, то под уклон, то уходила вверх - никак не удавалось сориентироваться.

Теперь мне уже было не до магматических резервуаров. Куда больше волновал практический вопрос: где же я нахожусь? Пока уклон остается постоянным, сориентироваться гораздо легче. А здесь все было иначе: я, безусловно, находился где-то посреди Пьяно-дель-Лаго (еще не перекореженного позднейшими извержениями), то есть на широком плато с легким наклоном вниз, кое-где нарушавшимся едва ощутимыми холмиками, от края до края покрытым толстым ковром пыли и пепла из султана Этны.

В этот момент я отчетливо понял, к каким гибельным последствиям может привести ощущение потерянности, внезапно овладевающее человеком. Все, кто нашел свою смерть на Этне, оказывались в отчаянном положении из-за непогоды, тумана, снежной вьюги. Лишь позже, в 1979 г., несколько людей погибло здесь в результате извержения, и то виной тому были массовый туризм и невежество кабинетных вулканологов.

Я почувствовал, как мной начинает овладевать легкая паника, немедленно вызывающая стремление бежать куда глаза глядят. Но я подавил в себе этот рефлекс. Если куда и стоило бежать, так разве что под уклон, к обжитым местам. Но где он, этот уклон? Здесь, на почти плоской равнине Пьяно-дель-Лаго, выстланной мягкой от пепла и снега почвой, в тумане, выбрать правильное направление было совсем не просто. Я заставил себя размышлять хладнокровно. В принципе, если только я незаметно для себя не повернул на 90 или 180o (что было вполне возможно в таких условиях), подножие должно было находиться слева, потому что я спускался от северо-восточной бокки по склону верхнего конуса. Но я имел большой опыт горных экспедиций и знал, что в таком тумане...

В 1960 г. на Монблане мы вчетвером - Гастон Ребюффа, Пьер Терраз, Кристиан Молье и я - оказались на занесенной снегом почти горизонтальной площадке купола Гуте, не имея ни малейшего понятия, куда двигаться. Трое моих друзей служили проводниками в Шамони, и даже среди коллег слыли наиболее опытными. Сам я тоже ориентируюсь вполне профессионально. Тем не менее из-за тумана и почти неощутимого уклона мы благополучно... заблудились.