Герой - Лейтон Миа

Фрида вырывается из-за двери и практически сбивает Кейтлин с ног своими объятьями. Они цепляются друг за друга и уже готовы утонуть в собственных слезах.

— О Боже! — всхлипывает Фрида. — Где ты была? Что случилось?

Я оправдываю эту слежку тем, что мне нужно знать её ответ. Собственно, меня не должно волновать то, что она пойдёт в полицию и всё им расскажет. Раскроет меня как Героя. Она заслуживает торжества справедливости

— Ты не поверишь в то, что я расскажу, — говорит Кейтлин, хватая подругу за плечи.

— Это был картель? — спрашивает Фрида.

Она отвечает незамедлительно:

— Да.

— Я знала это, — в слезах отвечает Фрида. — Знала, что ты не сбежала. Я никогда не сдавалась.

— Все уже позади. Всё кончено. Он спас меня.

— Кто?

— Герой.

Фрида стоит с открытым ртом:

— Герой? Ты боялась?

— Боялась? — спрашивает Кейтлин. — Героя?

Фрида качает головой:

— Давай всё по порядку. Идём наверх. И ты всё мне расскажешь.

Это должен был быть тот момент, когда она чувствует на себе мой взгляд и оборачивается, чтобы встретиться со мной глазами, но Кейтлин следует за Фридой. Я ухожу до того, как поддаюсь соблазну услышать эту испорченную сказку.

ТРИ ГОДА СПУСТЯ.

ГЛАВА 51.

Кейтлин.

— Я разберусь, Мелинда, — произношу я. — Иди домой к своим ребятам.

— Ты уверена? — переспрашивает она.

— Я сама сегодня закрою.

Она подмигивает мне.

— Ты замечательный босс, Кэт. Увидимся в понедельник.

— До понедельника, — соглашаюсь я.

Закрываю за ней дверь. За большими, во всю стену, окнами солнце только-только село, и комната постепенно погружается во мрак. Я включаю две жёлтые лампочки, этого достаточно для того, чтобы закончить всю бумажную работу. Глаза осматривают галерею.

«Вы видите?»

Мне хочется закричать.

«Я сделала это. Я сделала это без вас. Без ваших денег или поддержки».

Разговариваю со всеми теми, кто оставил меня ни с чем, ничего для меня не сделал и отнял у меня всё. Я нахожусь в своей галерее, вижу мазки моей кисти на паркете и стенах и подписываю чеки. Я добилась этого шаг за шагом, выстраивая всё из ничего.

«Вы видите?»

Вместо гордости я испытываю чувство необъяснимого поражения. Руки наливаются тяжестью. Начинает казаться, что это чувство никогда не уйдёт, оно обременяет меня уже в течение нескольких месяцев. Словно в ответ на мои мысли начинает звонить телефон. Я тру глаза и возвращаюсь к своему столу.

— Эй, малышка, — голос Гранта меня успокаивает. — Как дела?

— На этот момент моя галерея признана лучшей.

— Вау, — произносит он, и я слышу улыбку в его голосе. — Ты звезда, — Грант улыбается, потому что гордится и любит меня со всеми моими проблемами и чувствами. Он терпеливый и милый. Боготворит моё тело, когда мы занимаемся любовью. Но это не Кельвин. — Приедешь на ужин? — спрашивает он.

— Мне нужно кое-что упаковать. Мы можем встретиться завтра?

— Знаешь, если бы ты жила здесь, то сегодня я мог бы тебя увидеть.

Я киваю, узнавая его поддразнивания.

— Ты всё время это говоришь.

— Я знаю, что ты многое пережила и переезд станет занозой в заднице, но… Как только мы это сделаем, станет легче. Не только финансово.

— Я знаю, милый. Клянусь, я думаю об этом. Так же, как и о куче других вещей.

— Ладно. Поскольку ты всё ещё размышляешь. Уже заперла дверь галереи?

— Да.

— Я переживаю, что ты там одна. Мне не нравится, что ты находишься так близко к Ист-Сайду.

— Я буду осторожной. Люблю тебя.

— И я тебя. Позвоню утром.

Кладу трубку и смотрю на телефон, а потом закрываю лицо ладонями. Делаю это каждую ночь, потому что это то время, когда я остаюсь наедине с собой. Иногда мне приходится напоминать себе о том, что я занимаюсь именно тем, что люблю. Периодически думаю о своих родителях. До сих пор мне любопытно, где сейчас Гай Фаулер, и почему он подставил лидеров картеля, зная, что Герой убьёт их всех.

Но сегодня думаю о другом. В большинстве случаев я вспоминаю о Кельвине. Не о Герое и не о моем похитителе. Просто о Кельвине.

Я мысленно воспроизвожу его взгляд, когда сказала, что не смогу сделать этого. Три года спустя воспоминание такое же отчётливое. Оно выжжено у меня в сердце, потому что я никогда не видела такого взгляда прежде. Видела злость, доминирование, грусть, возможно и сожаление в его глазах. Но в том взгляде было что-то ещё: боль, которая пришла из глубины души мужчины, которого мне не посчастливилось узнать.

Никто и никогда не узнал мою душу так, как Кельвин, несмотря на сопротивление. Ни до этого, ни после этого. Это то, о чём я думаю, когда поднимаю голову на шум и смотрю вверх. Кельвин стоит в дверях, прислонившись одним плечом к косяку, и наблюдает за мной.

Сердце начинает громко стучать в ту же самую минуту. Небольшое облегчение появляется в моём теле, в той частичке меня, которая боялась, что я больше никогда его не увижу. Думаю, это было ошибкой.

— Кейтлин.

— Кельвин? — мои локти по-прежнему опираются на стол, а руки буквально примерзают ко лбу. — Что ты здесь делаешь?

Он сканирует стены взглядом, задерживаясь на фотографиях.

— Мне нужно было увидеть это собственными глазами, — говорит он тихо. — Почему сейчас?

Слежу за его взглядом. Понадобилось немало времени, чтобы подготовить выставку, но угроза потерять всё, что я пыталась сделать в течение нескольких лет, ещё существует. Мой ад, скрытый за чёрно-белыми цветами, выставлен на ровных матовых стенах. Которые заполнены фотографиями из поместья, рядом с ними я нахожу успокоение, потому они ведут меня назад к Кельвину.

— Почему ты сидишь здесь, схватившись руками за голову, и выглядишь такой несчастной? — спрашивает Кельвин. — Ты как никто другой знаешь, что такое несчастье. И это не оно.

— Думаю, что это я должна задавать вопросы, — он скользит рукой по волосам, приглашая. — Почему ты здесь? — спрашиваю я.

— Прочитал о выставке.

— И что?

— Я видел, как ты снимала некоторые из этих снимков. Они многое значат для тебя.

— И всё?

Он вздыхает и спустя мгновение идёт через комнату.

— Скажи мне одну вещь.

Мои ладони падают на колени. Не стоит удивляться тому, что он вломился в мою галерею спустя три года и требует ответы.

— Ты счастлива? — спрашивает он.

Несколько лет назад я бы спросила у него, почему ему важно знать ответ, а ещё какое ему дело до моего счастья. Спросила бы, какое право он имеет интересоваться подобными вещами. Но всё это время я была вдали от него и скучала, и это ослабило злость, которая появилась в сердце после моего отъезда.

— Я не знаю, Кельвин. Не знаю, как быть счастливой.

— Ты по-прежнему не любишь меня?

— Это разные вещи.

Его губы дёргаются в полуулыбке.

— И что?

Вопрос повисает в тишине, а я смотрю на него. Он небрежно убирает волосы со лба, а потом прячет руки в карманы джинсов. На нём нет очков. Только тёмный пуловер с закатанными рукавами, и он просто Кельвин.

— Ты сломал меня, — отвечаю я тихим шёпотом. — И никто, кроме тебя, не сможет склеить меня обратно.

Он делает глубокий вдох.

Смущение, которое я всегда ощущала в поместье, пульсирует в моих венах и усиливается с его присутствием.

— Почему ты здесь? Мучить меня?

— Потому что люблю тебя. Я недостаточно силен, чтобы попрощаться как следует. Даже через три года эта любовь не угасла. Потому что я всегда любил тебя с тех самых пор, как ты была маленькой девочкой. Просто не знал, что мне было позволено любить тебя.

— А кто говорит, что тебе позволено это сейчас? Почему ты решил, что теперь тебе можно меня любить? После всего, через что я прошла, как мы можем быть чем-то помимо того, кем мы были в поместье?

— Я хочу освободить тебя. Позволь мне излечить то, что болит.

— Ты болишь, — произношу я, прижимая руки к сердцу. — Здесь. Ты оставил раны, а теперь хочешь излечить их? Ты похититель, который хочет меня освободить? — я задаю ему вопросы, которые не переставала задавать себе с той самой ночи, как узнала правду. — Как ты можешь быть одновременно хорошим и плохим? Как я могу любить и ненавидеть тебя? Как ты можешь быть моим спасителем и врагом? Как я могу хотеть наказать тебя и простить?

Он тут же фокусируется на одном слове.

— Простить?

— Я прощаю тебя, — произношу я.

— За всё то, что я сделал с тобой?

— Нет. Я прощаю тебя за моих родителей.

Неразделимая боль пронзает его лицо так сильно, что он не смог бы спрятать её, даже если бы попытался.

— Как ты можешь простить меня за это?

Я встаю из-за стола и иду к нему.

— Потому что это никогда не было твоей виной, — произношу я, удерживая его взгляд. — Ты не несёшь ответственность за их смерть, за моё детство или за меня.

— Несу, — отвечает он. — Я подводил тебя снова и снова.

Касаюсь его груди ладонями.