Войны будущего. От ракеты «Сармат» до виртуального противостояния - Елена Поликарпова

Соответственно, инновационные войны единственно логически корректным образом могут быть определены как интеллектуальные войны, направленные на генерацию и доказательство каких-либо качественно новых истин, идей (их множеств), более адекватных действительности и более эффективных в каком-либо существенном для человеческой эволюции отношении, чем старые. Это означает, что сейчас гносеологическая эффективность, особенно в области логико-математических систем, играет решающую роль в интеллектуальной войне, которая ведется развитыми странами Запада с другими странами, в том числе и с Россией. Существование России в течение ближайших десятилетий зависит от гносеологической эффективности ее фундаментальной науки и новейших технологий. Последние же не могут развиваться на основе культивируемой христианской церковью святой простоты, святого невежества и терпимо относящейся к намеренному и ненамеренному невежеству[526]. В результате Россия может проиграть идущую в сложном и непростом мире интеллектуальную, гносеологическую войну, что приведет к ее исчезновению с карты мира. Вполне естественно, что отечественные физики, которым небезразлична судьба России, пишут: «Прежде всего, мы должны делать хорошую физику – и в этом отношении открытые перед нами сегодняшние перспективы великолепны. Мы должны бороться за математическую культуру, в первую очередь в образовании, и за культуру напряженной интеллектуальной деятельности вообще… Мы должны крепко стоять против мракобесия и тирании, в какие бы одежды они ни рядились»[527]. Все же аргументы христианской церкви о том, что она является обладателем и носителем нравственности являются по существу несостоятельными потому, что религиозность и нравственность явления разного порядка. Развитие человечества с необходимостью ведет в конечном счете к тому, что подвергнувшаяся новой интерпретации религия будет делом совести отдельного индивида (здесь отнюдь не является необходимым институт церкви), что нравственные отношения будут регулироваться этическими системами[528]. В данном случае историческим примером служит китайская цивилизация, в которой господствует на протяжении более двух тысяч лет конфуцианство как философское, этико-политическое учение.

Тенденции развития человечества таковы, что уже оказывается недостаточным существующих картин мира, выработанных в рамках мировых религий с их ядром диалектики. На первый план сейчас выдвигается полипарадигмальный характер многосубъектного мышления, которое по своей сути представляет собой организованные в архетипы когерентные системы катастроф (креоды захвата, борьбы и воспроизводства). Не случайно в современной литературе подчеркивается значимость системы архетипов как оружия XXI столетия[529].

Формой развития, эволюции человечества (системы мира), предполагающей его структурную стабильность является в рамках синергетической парадигмы инновационная (интеллектуальная) война. Сама же инновационная война представляет собой «синтетическую логическую систему, металогическую технологию нового типа, объединяющую в себе свойства формальной логики, монологики (прежде всего, методичность, способность к логическому насилию, принудительному доказательству тех Ии иных истин) и диалектики, диалогики (наличие двух и более сторон, полюсов антагонистической интеллектуальной коммуникации, преимущественная ориентация на анализ и интерпретацию «пограничных проблем», парадоксов, конфликтных ситуаций, процессов развития в широком смысле)»[530]. Существенной особенностью инновационной войны в качестве логической технологии нового поколения в отличие, например, платоновской или гегелевской диалектики, является то, что она рассчитана на множество участников антагонистической интеллектуальной коммуникации. Ведь инновационные войны, касающиеся самых принципиальных проблем политического, социального и экономического развития любой страны, могут вовлекать миллионы активных участников, которые объединены в сотни взаимно антагонистических групп различной идеологической ориентации.

Значимость интеллектуальных, в том числе инновационных войн, обусловлено происходящими двумя фундаментальными процессами в развитии человечества, а именно: глобализацией экономики и революцией в информационных технологиях. Первый из этих процессов является результатом сдвигов в научно-техническом развитии современного общества. Ведь вторая половина XX – нач. XXI вв. характеризуется развитием информационных технологий, которые вобрали в себя значительные достижения электроники, математики, философии, психологии и экономики. Насыщенность мира мощными и интенсивными информационными потоками не только значительно трансформировала его, но и привела к возникновению новых проблем, связанных с социально-экономическим планированием и управлением, военными и разведывательными системами, комплексами для переработки научной и деловой информации, социальными, медицинскими и сервисными базами данных и Интернетом[531].

В настоящее время человечество подошло к такому рубежу в своем развитии, когда прорывы в сфере компьютерных и коммуникационных технологий позволяют обрабатывать, хранить и распространять знания в широких масштабах, когда стоимость создается знанием. Широкое применение перечисленных технологий способствовало вызреванию второго фундаментального процесса – глобализации мировой экономики. Результатом совмещения процессов революции в информационных технологиях и глобализации экономики является становление информационного общества, или общества знаний. Само формирующееся информационное общество стоит перед вызовом XXI столетия – необходимость управлять знаниями и сопряженными с ними информационными потоками.

Изменяется структура общества в целом – для общества, в котором информация становится основным ресурсом, типичной является сетевая организация, образующая каналы, по которым перемещаются информация и другие ресурсы. Постепенно различные сети соединяются в единую глобальную сеть. Узлами этой цепи являются отдельные индивидуумы, группы, корпорации, социальные институты, государственные образования, общественные и политические организации, и т. д.[532] Информационные сети неизбежно превращаются в единую социоинформационную сеть, которая имеет киберпространство и включает в себя интеллектуальные сети[533].

Такая социальная структура является незавершенной (в нее могут быть добавлены или из нее могут быть удалены отдельные узлы), иерархической (содержит различные уровни) и периодически изменяющей свою конфигурацию. Кроме того, в ней содержатся «центры власти», или «рубильники» (по терминологии М. Кастельса), влияющие на конфигурацию сети и направление потоков, а тем самым на собственность и власть. «Подсоединенные к сетям «рубильники» (например, когда речь идет о переходе под контроль финансовых структур той или иной империи средств информации, влияющей на политические процессы) выступают в качестве орудий осуществления власти …Кто управляет таким рубильником, тот и обладает властью… Рабочие коды и рубильники, позволяющие переключиться с одной сети на другую, становятся главными рычагами, обеспечивающими формирование лица общества» (М. Кастельс). Но возникает и противоположная тенденция. В одном важном отношении развитая информационная сеть подобна миру Паскаля: она может не иметь центра.

Становление сетевого общества неразрывно связано с природой информационно-коммуникативной революции, причем одним из последствий этого является обрисовка перспективы использования новых технологий в деструктивных, антисоциальных целях. Она становится все более реальной, привлекая внимание представителей многих научных дисциплин и профессиональных сообществ. При этом сам характер встающих проблем стимулирует размывание традиционных дисциплинарных и профессиональных разграничений, поиск новых, интегрированных, аналитических и политико-управленческих подходов. Их разработка необходима в силу информационной войны (кибервойны)[534] и такой ее разновидности, как сетевая война.

В применении к военной сфере сетевая война представляет, согласно концепции А. Себровски и Дж. Гарстка, собой сете-центрическую войну, специфика которой состоит в возможности перейти от войны на истощение к более скоротечной и более эффективной форме, характеризующейся быстротой управления и принципом самосинхронизации[535]. Быстрота управления в данном случае имеет следующие три аспекта: 1. Войска достигают информационного превосходства, под которым понимается не поступление информации в большем количестве, а более высокая степень осознания и более глубокое понимание ситуации на поле боя. В технологическом плане все это предполагает внедрение новых систем управления, слежения, разведки, контроля, компьютерного моделирования. 2. Войска благодаря своим информационным преимуществам претворяют в жизнь принцип массирования результатов, а не массирования сил. 3. В результате таких действий противник лишается возможности проводить какой-либо курс действий и впадает в состояние шока.