Трактат об умении жить для молодых поколений (Революция повседневной жизни) - Рауль Ванейгем

Тактика. – Тактика – это полемическая стадия игры. Тактика гарантирует необходимую продолжительность между поэзией в зарождающемся состоянии (игра) и организацией спонтанности (поэзия). Будучи, в сущности, техникой, она не даёт спонтанности рассеяться, потеряться в хаосе. Известно также, как легкомысленно относится историк к спонтанным революциям. Не существует ни серьёзной работы, ни методичного анализа, ничего, что более или менее напоминало бы книгу Клаузевица о войне. Революционеры настолько же игнорировали битвы Махно, насколько тщательно генералы изучали Наполеона.

Несколько замечаний, за отсутствием более тщательного анализа.

Хорошо организованная армия может удачно вести войну, но не революцию; недисциплинированная орда не одержит победы ни в войне, ни в революции. Суть состоит в организованности без иерархии, иными словами в том, чтобы ведущий игрок не становился начальником. Игровое отношение является наилучшей гарантией против авторитарного склероза. Ничто не может сопротивляться вооружённой творческой энергии. Войска Вильи и Махно одерживали победы над самыми искушёнными армиями времени. Напротив, когда игра становится поддельной, битва проиграна. Революция терпит поражение, чтобы стал безошибочным её лидер. Почему Вилья потерпел поражение при Селайе? Потому что он не обновлял свою стратегию и тактику. На техническом плане Вильей слишком владели воспоминания о Сьюдад Хуаресе, где его люди крадучись по стенам, от дома к дому, напали на врага с тыла и разбили его, Вилья игнорировал военные новшества войны 1914–18, пулемётные дзоты, артиллерию, траншеи. На политическом плане, определённая отсталость взглядов не дала ему объединиться с промышленным пролетариатом. Значителен тот факт, что армия Обрегона, уничтожившая «дорадос» Вильи, состояла из рабочих милиций и немецких военных советников.

Творческая энергия является силой революционных армий. Часто повстанческие армии одерживали головокружительные победы вначале, потому что нарушали правила игры, соблюдаемые противником; потому что изобретали новые игры; потому что каждый боец участвовал в разработке игры. Но если творческая энергия не обновляется, если она становится повторяющейся, если революционная армия приобретает вид регулярной армии, мало помалу можно увидеть как энтузиазм и истерия тщетно пытаются компенсировать боевую слабость, а воспоминания о прошлых победах готовят ужасные поражения. Магия Дела и руководителя заменяет собой сознательное единство воли к жизни и воли к завоеваниям. Отражавшие атаки князей в течение двух лет, 40 000 крестьян, чей религиозный фанатизм занял место тактики, были разбиты наголову Франкенхауссеном в 1525–м; причём феодальная армия потеряла лишь троих человек. В 1964–м, сотни мулелистов в Стэнливилле, убеждённые в своей непобедимости, дали уничтожить себя, бросившись на мост, охраняемый двумя пулемётами. Это были те же люди, что ранее захватывали грузовики полные оружия от A.N.C. расставляя ловушки на слонов на дорогах.

Иерархическая организация и её противоположность, недисциплинированность и непоследовательность, одинаково неэффективны. В классической войне, неэффективность одного лагеря одерживает верх над неэффективностью другого, благодаря технической инфляции последнего; в революционной войне, поэзия повстанцев отнимает у врага оружие и время для его использования, лишая его возможных преимуществ. Если действия герильеро становятся повторяющимися, враг учится играть по правилам революционной борьбы; и тогда можно ожидать того, что контр–герилья если не уничтожит, то, по крайней мере, нанесёт серьёзный урон уже приторможенному народному творчеству.

*

Как поддерживать необходимую боевую дисциплину в войсках, отказывающихся подчиниться руководителю? Как избежать недостатка сплочённости? Большую часть времени революционные армии уходят от Харибды подчинения Делу и попадают к Сцилле несвоевременного поиска удовольствий.

Призыв к отречению и самопожертвованию, во имя свободы, закладывает основы грядущего рабства. Напротив, за преждевременными празднествами и поиском фрагментарных удовольствий всегда следуют репрессии и кровавые недели правопорядка. Принцип удовольствия должен придавать сплочённость и дисциплинированность игре. Поиск самого большого удовольствия включает в себя риск страдания: в этом секрет его силы. Откуда получали свою силу служители Старого Режима, осаждавшие город, отбитые десять раз и десять раз возобновлявшие атаки? Из страстного ожидания праздника – в данном случае, мародёрства и изнасилований, удовольствий, тем более сильных, чем дольше их дожидались. Наилучшая тактика умеет производить гедонистические расчёты. Воля к жизни, брутальная, разнузданная, является самым убийственным тайным оружием бойца. Такое оружие обращается против тех, кто ставит его в опасность: для того, чтобы защитить свою шкуру, солдат обладает всеми причинами стрелять в спину своим офицерам; по тем же причинам, революционные армии много выиграют, если каждый человек в них станет умелым тактиком и собственным хозяином; человеком, последовательно выстраивающим своё удовольствие.

В будущих битвах, воля к жизни заменит собой старую мотивацию грабежей. Тактика смешивается с наукой удовольствия, поскольку поиск удовольствия уже является удовольствием сам по себе. Эта тактика изучается каждый день. Игра с оружием, по сути, не отличается от свободы игры, той, которую люди более или менее сознательно ведут в каждый момент своей повседневной жизни. Если кто–то способен изучать в своей обыденной повседневности то, что убивает его и что усиливает его, как свободного индивида, он постепенно заработает себе нашивки тактика.

Тем не менее, не существует изолированных тактиков. Воля к уничтожению старого общества подразумевает федерацию тактиков повседневной жизни. Именно федерацию такого типа Ситуационистский Интернационал готов технически обеспечить в любое время. Стратегия коллективно выстраивает неуклонный план революции, тактику индивидуальной повседневной жизни.

*

Двусмысленное понятие человечества иногда провоцирует колебания в спонтанных революциях. Слишком часто желание поставить человека в центр требований перерастает в парализующий гуманизм. Сколько раз революционная сторона щадила своих собственных палачей, сколько раз она шла на перемирие со стороной правопорядка, позволяя ей собраться с силами? Идеология человечности является оружием реакции, служащим оправданию всякой бесчеловечности (бельгийские десантники в Стэнливилле).

С врагами свободы не может быть компромиссов, как невозможна человечность с угнетателями человека. Искоренение контрреволюционеров является единственным гуманитарным актом, не позволяющим гуманизму бюрократизироваться.

Наконец, одной из проблем спонтанного восстания является следующий парадокс: власть должна быть полностью уничтожена путём фрагментарных действий. Борьба за чисто экономическое освобождение сделала возможным выживание всех, навязав выживание всему. Ясно, что массы боролись за бОльшую цель, за глобальное изменение условий жизни. Вдобавок, воля к изменению всего мира одним ударом является верой в чудеса. Вот почему она так легко превращается в грубый реформизм. Апокалипсическая тактика и тактика постепенных требований сочетаются браком примирённых антагонизмов. Разве псевдореволюционные партии не заканчивают тем, что отождествляют тактику с компромиссом?

Неуклонный план революции предохраняется равно как от частичных завоеваний, так и от фронтальных атак. Герилья является тотальной войной. Именно по этому пути следует Ситуационистский Интернационал, в рассчитанных нападках по всем фронтам – в культуре, политике, экономике, обществе. Поле повседневной жизни гарантирует единый бой.

3

Диверсия. – В широком смысле слова, диверсия является глобальным вступлением в игру. Это действие, которым игровое единство вбирает в себя существа и вещи, замороженные в порядке иерархизированных фрагментов.

Как–то раз, в сгущающихся сумерках, мне и моим друзьям пришло в голову проникнуть во Дворец Правосудия в Брюсселе. Люди знают этого мастодонта, давящего своей громадностью бедные кварталы под собой, охраняющего богатую авеню Луизы, из которой мы когда–нибудь создадим опустошённую страстью землю. После долгого дрейфа (dérive) по лабиринту кулуаров, лестниц, анфилады комнат, мы рассчитали возможное обживание этого места, мы вернули себе на время захваченную врагом территорию, мы преобразовали, благодаря воображению, это вшивое место в поле фантастической ярмарки, во дворец удовольствий, в котором самые пикантные удовольствия согласились бы на привилегию быть реально прожитыми. Субъективная мечта подрывает мир. Люди занимаются подрывной деятельностью, как это сделали месье Журден и Джеймс Джойс, один с прозой, другой с Улиссом; т.е. спонтанно и после долгих размышлений.