Трактат об умении жить для молодых поколений (Революция повседневной жизни) - Рауль Ванейгем

Не то, чтобы вещи ничего не выражали. Если кто–то наделяет предмет своей собственной субъективностью, предмет становится человечным. Но в мире, в котором правит частная собственность, единственной функцией предмета является оправдание его собственника. Если моя субъективность завладевает моим окружением, если мой взгляд присваивает себе пейзаж, это может быть лишь в идеальном смысле, без материальных или юридических последствий. В перспективе власти, живые существа, идеи и вещи существуют не для моей радости, но для того, чтобы служить хозяину; для неё нет ничего реального, и всё функционирует в порядке принадлежности.

В мире, в котором фетиши правят большей частью человеческого поведения, не существует подлинного общения. Пространство между живыми существами и вещами контролируется отчуждающим посредничеством. В той мере, в какой власть становится абстрактной функцией, смешение и размножение знаков требует писцов, семантиков и мифологов, интерпретирующих её. Собственник, воспитанный так, что видит вокруг себя лишь предметы, нуждается в объективных и овеществлённых слугах. Специалисты по общению организуют ложь во благо хранителям трупов. Только субъективная истина, вооружённая историческими условиями, может сопротивляться им. Именно от непосредственного опыта следует отталкиваться, если хочешь разбить самые продвинутые точки проникновения угнетающих сил.

*

Буржуазия не знает иных удовольствий кроме их деградирования. Ей недостаточно было заключить свободу любить в тюрьму жадного присвоения брачного контракта, с выходом из него в час, назначенный для потребностей супружеской измены; ей недостаточно было ревности и лжи, чтобы отравить страсть; ей удалось разъединить любовников в переплетении их действий.

Любовное отчаяние происходит не от того, что любовники не могут обладать друг другом, но скорее от того, что, даже находясь друг у друга в объятиях, они рискуют утратить контакт и уже никогда не встретиться вновь; знать друг друга только в качестве предметов. Уже гигиенические концепции шведской социал–демократии популяризировали эту карикатуру на свободу любви, любовь, которой манипулируют как колодой карт.

Тошнота, порождаемая миром, лишённым своей подлинности пробуждает неутолимое желание человеческого контакта. Какая счастливая случайность, эта любовь! Иногда мне кажется, что не существует иной непосредственной реальности, иной человечности, кроме ласковой женской плоти, нежной кожи, теплоты секса. Если бы не существовало больше ничего, это ничто открывало бы целостность неиссякающей вечной жизни.

Затем, в самый интимный момент страсти, оказывается, что инертная масса предметов выказывает некую оккультную притягательность. Пассивность партнёра внезапно разрывает сплетённые связи, обрывает диалог, так и не начав его по настоящему. Диалектика любви замораживается, и друг рядом с другом лежат две статуи. Остаются только отношения между предметами.

Хотя любовь всегда рождается в субъективности и из неё – девушка красива, потому что она мне нравится – моё желание не может не превращать в объект то, чего оно домогается. Желание всегда делает любимого человека своим объектом. Но если я позволю своему желанию превращать любимого человека в предмет, разве не обрекаю я себя на столкновение с этим предметом и, в силу привычки, отделению от него?

Что может гарантировать совершенное любовное общение? Союз противоречий: - чем больше я отделяюсь от объекта своего желания, и чем больше я придаю своему желанию объективной силы, тем более беззаботным становится моё желание своего объекта; - чем больше я отдаляюсь от своего желания, как объекта, и чем больше я придаю объективной силы объекту своего желания, тем больше моё желание находит себе оправдание в любимом существе.

На социальном плане, эта игра отношений может выражаться в смене партнёров при одновременной преданности главному партнёру. И все эти встречи подразумевают этот диалог, с единственной целью, которую чувствуют все, и реализацией, на которую я никогда не переставал надеяться: «Я знаю, что ты меня не любишь, потому что ты не любишь никого кроме себя. Я как ты. Люби меня!»

Любовь невозможна без радикальной субъективности. Хватит уже любви христианской, любви жертвенной, любви активистской. Любить только себя через других, быть любимым другими через любовь, которую они должны себе. Вот, чему учит любовная страсть, вот чего требуют условия подлинного общения.

*

Любовь также является приключением, попыткой выйти из неподлинности. Соблазнять женщину зрелищными средствами, значит с самого начала приговаривать себя к вещным отношениям. Именно в этом специализируется плэйбой. Настоящий выбор происходит между зрелищным соблазнением – милой болтовнёй – и качественным соблазнением – когда человек становится соблазнительным, потому что он не пытается соблазнить.

Де Сад анализирует два возможных типа поведения: распутники Ста двадцати дней Содома реально наслаждаются только умерщвлением, ужасающими пытками объектов своего соблазна (а как приятнее обращаться с объектом, кроме как заставлять его страдать?). Распутники Философии в будуаре, симпатичные и игривые, идут на всё, чтобы увеличить наслаждение друг друга. Первые – это старинные повелители, содрогающиеся от ненависти и бунта; вторые, властители без рабов, обнаруживающие друг в друге только эхо собственного наслаждения.

Сегодня, истинный соблазнитель является садистом, не прощающий желанному существу того, что оно является объектом. Напротив, соблазнительный человек содержит в себе изобилие желаний, он отказывается от роли и его соблазнительность рождается из этого отказа. Это Дольмансé, Евгения, мадам де Сент–Анж. Для того чтобы быть желанным, это изобилие существует только если оно может признать себя в том, что воплощает его собственную волю к жизни. Истинный соблазн соблазняет лишь своей честностью. Не заслуживает соблазна тот, кто его хочет. Именно об этом говорили Бегуины Швейдница и их товарищи (XIII° век) когда утверждали, что сопротивление сексуальным порывам является признаком низкой души. Братья Свободного Духа выражали ту же идею: «Все те, кто знает Бога, обитающего в них, носят в себе свой собственный рай. Напротив, незнание своего собственного божества является настоящим смертным грехом. Таково значение ада, который также каждый носит в себе, в этой жизни».

Ад – это пустота, которую оставляет отчуждение, тоска любовников, которые лежат рядом, но не могут быть вместе.

Не–общение всегда немного похоже на провал революционного движения. Воля к смерти утверждается там, откуда исчезла воля к жизни.

*

Любовь должна быть освобождена от своих мифов, имиджей, зрелищных категорий; её подлинность должна быть усилена, ей должна быть возвращена её спонтанность. Нет иного способа бороться с её интеграцией в зрелище и против её превращения в объект. Любовь не может выдержать ни одиночества, ни фрагментации, она неотделима от воли к преобразованию ансамбля человеческого поведения, от необходимости построить общество, в котором любовники всюду чувствуют себя свободно.

Рождение и смерть момента любви связаны с диалектикой воспоминания и желания. In status nascendi (при рождении, лат., прим.пер.), желание и воскрешение в памяти первых исполненных желаний (несопротивление подходам) взаимно усиливают друг друга. В самом моменте воспоминание и желание совпадают. Момент любви является хронотопом подлинной жизни, настоящим, содержащим в себе воспоминание о прошлом и желание настоящего. На стадии разрыва, воспоминание продлевает страстный момент, но желание понемногу убывает. Настоящее разлагается, воспоминание ностальгически обращается к прошлому счастью, в то время как желание предчувствует будущее несчастье. В разрыве, отчуждение действенно. Воспоминание говорит об ошибке недавнего прошлого и окончательно ослабляет желание.

В диалоге, как в любви, в любовной страсти, как в проекте общения, проблема заключается в том, чтобы избежать стадии разрыва. Для этой цели можно предположить следующее: - растянуть момент любви насколько возможно во всех направлениях, иными словами не отделять его ни от других страстей, ни от других проектов, и поднимать его до момента истинного построения ситуации;     - способствовать коллективному опыту индивидуальной самореализации; и увеличивать количество любовных встреч с вовлечением большого количества стоящих партнёров;  - постоянно сохранять живым принцип удовольствия, придающий проектам самореализации, общения и участия их страстный характер. Удовольствие – это принцип объединения. Любовь – это страсть единства в общем моменте; дружба – это страсть единства в общем проекте.