Трактат об умении жить для молодых поколений (Революция повседневной жизни) - Рауль Ванейгем

Моя субъективность подпитывается событиями. Самыми различными событиями, бунтом, любовной тоской, встречей, воспоминанием, зубной болью. Волны шока окружающей реальности в становлении отдаются в пещерах субъективности. Дрожь, в которую меня бросают факты, охватывает меня вопреки моей воле; не все одинаково впечатляют меня, но их противоречие настигает меня всякий раз; поскольку моё воображение повсюду видит потенциальную красоту, большую часть времени моей воле не удаётся воплотить её в жизнь реально. Субъективный центр регистрирует одновременное преобразование реального в воображаемое и отлив фактов, восстанавливающих неизменный курс вещей. Отсюда необходимость перебросить мост между воображаемыми построениями и объективным миром. Только радикальная теория может дать личности неотъемлемое право на её среду и обстоятельства. Радикальная теория ловит людей за их корни, а корни человека – это его субъективность, эта несократимая зона, которой обладают все. 

В одиночку не спасаются, и не бывает самореализации в одиночестве. Неужели приобретая некую ясность о себе и об окружающем его мире, личность не замечает у окружающих волю тождественную своей, тот же поиск, отталкивающийся от той же точки?

Все формы иерархической власти различаются между собой и всё же они тождественны в своих функциях подавления. Точно так же все субъективности различаются между собой и, тем не менее, тождественны в своей воле к интегральной самореализации. Только в этом смысле можно говорить об истинной «радикальной субъективности».

У всех уникальных и неповторимых субъективностей существует один общий корень: воля к самореализации в преобразовании мира, воля проживать каждое ощущение, каждое событие, каждую возможность. Она присутствует в каждом человеке на различных степенях сознательности и решительности. Её эффективность, очевидно, содержится в коллективном единстве, которого она может достигнуть, не теряя своего многообразия. Сознание этого необходимого единства рождается в рефлексе отождествления, в обратном движении отождествления. Через отождествление уникальность утрачивается во множестве ролей; через рефлекс отождествления усиливается многообразие в единстве федерированных субъективностей.

Радикальная субъективность основывается на рефлексе отождествления. Взгляд каждого ищет себя в других. «Когда я был на задании в государстве Чжоу», говорит Конфуций, «я видел, как поросята сосали вымя своей мёртвой матери. Вскоре они задрожали и отошли. Они почувствовали, что она не видят их, и она больше не походит на них. Они любили в своей матери не её тело, а то, что заставляло жить это тело». Точно так же, то, что я ищу у других – это самая богатая часть меня самого, скрытая в них. Неизбежно ли распространение рефлекса отождествления? Это не разумеется само собой. Тем не менее, современные исторические условия требуют этого.

Никто никогда не ставил под сомнение интерес людей в еде, укрытии, заботе, защите от плохой погоды и стихийных бедствий. Осуществление этого общего желания было заторможено несовершенствами техники, очень быстро преобразованными в социальные несовершенства. Сегодня, плановая экономика позволяет предвидеть окончательное разрешение проблем выживания. Теперь, когда потребности выживания близки к своему удовлетворению, в гипер–индустриализированных странах, по крайней мере, становится очевидным, что существуют также страсти жизни, которые должны быть удовлетворены, что удовлетворение этих страстей затрагивает всё человечество и, более того, неудача в этом направлении вновь поставит под вопрос все активы выживания. Медленно, но верно разрешаемые проблемы выживания всё более и более сталкиваются с проблемами жизни, медленно, но верно приносимой в жертву императивам выживания. Это отчуждение облегчает вещи: отныне, социалистическое планирование противостоит социальной гармонии.

*

Радикальная субъективность – это общий фронт вновь обнаруженной тождественности. Те, кто не способен узнать своё присутствие в других людях, приговорены всегда оставаться незнакомцами для самих себя. Я ничего не могу сделать для других, если они ничего не могут сделать для самих себя. Именно в этой оптике следует исследовать такие понятие как «познание» и «узнавание», «симпатичности» и «симпатизирования».

Познание не обладает иной ценностью кроме той, что оно ведёт к узнаванию общего проекта; рефлекса отождествления. Стиль самореализации предполагает множество знаний, но эти знания будут ничем без стиля самореализации. Как показали первые годы существования Ситуационистского Интернационала, главные противники последовательной революционной группы являются самыми близкими ей в знаниях и самыми далёкими от неё в реальной жизни и придаваемом ей смысле людьми. Точно так же, симпатизирующие отождествляют себя с группой и, в то же время, мешают ей. Они понимают всё кроме главного, кроме радикальности. Они требуют знания, потому что не способны требовать самих себя.

Понимая самого себя, я избавляюсь от давления других надо мной, а значит, я позволяю им увидеть себя во мне. Никто не растёт свободно, не распространяя свою свободу на весь мир.

Я полностью согласен с предложением Кёрдеруа: «Я хочу быть собой, гулять беспрепятственно, самоутверждаться только в своей свободе. Если бы все делали как я. Не мучайтесь о здравии революции, ей будет лучше в руках всего мира, чем в руках партий». Ничто не наделяет меня полномочиями говорить от имени других, я делегат исключительно самого себя и, в то же время, мной постоянно владеет мысль, что моя история – не только моя личная история, но что я служу интересам бесчисленных людей, когда я живу своей жизнью и стремлюсь жить более интенсивно, более свободно. Все мои друзья являются коллективом, переставшим игнорировать себя, все мы знаем, что действуем ради других, действуя ради самих себя. Только в этих условиях прозрачности можно усилить подлинное участие.

4. Проект общения

Любовная страсть предлагает самую чистую и распространённую модель подлинного общения. Кризис общения, будучи акцентированным, рискует полностью разрушить её. Ей угрожает овеществление. Надо следить за тем, чтобы любовная практика не стала встречей предметов, надо избегать проникновения соблазна в каналы зрелища. В революционном смысле счастливой любви не бывает.

Три страсти, на которых основывается троичный проект самореализации, общения, участия, будучи равно важными, тем не менее, подавлялись не в равной степени. В то время как игра и творческая страсть падали под ударами ограничений и фальсификации, любовь, не избегнув угнетения, тем не менее, остаётся самым распространённым и доступным для всех опытом. Самым демократичным, в общем–то.

Любовная страсть содержит в себе модель совершенного общения: оргазм, согласие партнёров в момент кульминации. Во мраке повседневного выживания это мерцающий свет качества. Живая интенсивность, специфичность, экзальтация чувств, текучесть эмоций, вкус к переменам и разнообразию, всё придаёт любовной страсти возможность вновь зажечь Старый мир страстностью. Из бесстрастного выживания может родиться лишь страсть к единой и многообразной жизни. Действия любви подытоживают и сгущают желание и реальность подобной жизни. Вселенная, которую возводят настоящие влюблённые из грёз и объятий является вселенной прозрачности: влюблённые повсюду хотят быть у себя дома.

Лучше других страстей любовь сохранила в себе дозу свободы. Творчество и игра часто бывали «облагодетельствованными» официальным представлением, зрелищным признанием, отчуждающим их, так сказать, от источника. Любовь никогда не выходила из определённого подполья, окрещённого интимностью. Её вдруг начала защищать буржуазная концепция частной жизни, изгнанной из дневного времени (зарезервированного для работы и потребления) и загнанного в тускло освещённые ночные ниши. Так она частично избегает интеграции дневной деятельностью. Того же нельзя сказать о проекте общения. Фальсификация, усиленная весом потребляемого, рискует сегодня стать простыми жестами любви.

*

Те, кто говорит об общении, в то время как существуют только вещные отношения, распространяют лишь ещё более овеществляющую ложь. Согласие, понимание, гармония… Что значат эти слова, когда я не вижу вокруг себя ничего кроме эксплуататоров и эксплуатируемых, руководителей и исполнителей, актёров и зрителей, людей, манипулируемых, подобно мякине, машинами власти?

Не то, чтобы вещи ничего не выражали. Если кто–то наделяет предмет своей собственной субъективностью, предмет становится человечным. Но в мире, в котором правит частная собственность, единственной функцией предмета является оправдание его собственника. Если моя субъективность завладевает моим окружением, если мой взгляд присваивает себе пейзаж, это может быть лишь в идеальном смысле, без материальных или юридических последствий. В перспективе власти, живые существа, идеи и вещи существуют не для моей радости, но для того, чтобы служить хозяину; для неё нет ничего реального, и всё функционирует в порядке принадлежности.