У каждого своя война - Виктор Тюрин

Город прислал своих представителей для переговоров уже на следующее утро. В них я не принимал участия, так как почти все время находился рядом с Джеффри. Тот в сражении получил две серьезных раны и потерял много крови, поэтому два лекаря, один из которых был личным врачом графа, каждый раз уходя после очередного осмотра раненого, печально качали головами, таким образом, отвечая на мой вопрос: – Выживет?!

Но утром третьего дня случилось чудо: Джеффри очнулся и попросил пить. Правда, спустя полчаса, он снова провалился в забытье, но личный лекарь графа заверил меня, что раненый будет жить. Несмотря на мое весьма скептическое отношение к средневековой медицине, его заявление меня очень обрадовало. Обрадованный, я вышел из деревенской избы и направился к графу, от которого уже приходил ко мне посыльной.

Граф оказался не только хорошим воином, но и способным дипломатом, сумев выжать из вяло протестующих горожан прямо отличные условия сдачи города. Сегодня должен был состояться окончательный этап переговоров, где в обязательном порядке должен был присутствовать и я. Впрочем, не столько по необходимости, сколько для пышности графской свиты.

Анжело ди Фаретти принял послов в доме, временно, занятом им под штаб. Представителей городской коммуны провели в просторную комнату с побеленными стенами, единственным украшением которой служило грубо раскрашенное деревянное распятие, висевшее над скамьей – ларем с прямой деревянной спинкой. Около скамьи стоял деревянный стол, сколоченный из простых сосновых досок, а четыре деревянных табурета и неглубокое кресло довершали скромную обстановку комнаты. Единственным штрихом, смягчавшим суровость обстановки, был аромат лепестков лимонной вербены и розмарина, которые вместе со свежесрезанными камышами укрывали земляной пол. Граф, эффектно смотревшийся в малиново-голубом камзоле и украшенной самоцветами шапочке с пучком павлиньих перьев, сидел в единственном кресле, а позади него на табуретах сидели мы с Вернером Шиффелем. Сначала граф суровым голосом изложил послам окончательные условия капитуляции города. Горожане только горестно качали головами во время его речи.

– Ваш господин, маркиз Николо д`Эсте устал от вашего постоянного неповиновения, и поэтому в качестве извинения он требует выплаты ста тысяч золотых флоринов, с тем, чтобы покрыть расходы на организацию военной экспедиции и возместить ущерб в казне из-за неуплаты вами налогов за последний месяц.

– Сто тысяч золотых флоринов! – в ужасе вскричал один из послов. – Но это же… Граф резко поднял руку, требуя тишины.

– В таком случае, вы можете считать эти деньги как выкуп за предохранение вашего города от разграбления. Его слова встретило гробовое молчание представителей города.

– Если вы согласны, – продолжил граф, – то должны выдать нам помимо контрибуции, всех зачинщиков мятежа и оставшихся солдат Джерико. Все его военное имущество, оружие и доспехи, хранящиеся в городе, должны быть выданы нам.

– Это чересчур тяжелые условия, – пожаловался один из послов, коренастый, дородный малый с густой, окладистой бородой. – Нельзя ли уменьшить сумму контрибуции хотя бы на двадцать тысяч золотых.

– В таком случае, мои солдаты доберут эту сумму сами, как только вступят в город, – с оттенком иронии произнес граф.

– Хорошо! Мы согласны на ваши условия!

Пять дней понадобилось горожанам чтобы собрать нужную сумму, после чего, оставив лейтенанта с полусотней швейцарцев в качестве временного гарнизона, мы выступили в направлении Феррары. За нами тянулся большой обоз, половина груза которого составляло военное имущество отрядов Граво и Джерико. На обратную дорогу у нас ушло еще пять дней. По прибытии мы увидели пустой лагерь: за двое суток до нашего прихода армия ушла к границам города – государства Мантуи. Граф приказал отряду располагаться на отдых, а сам ускакал в Феррару с докладом. Я ждал его не раньше завтрашнего дня, но он прибыл уже вечером, переполненный свежими новостями. Вместе с ними он привез хорошего вина, с которого и начался наш вечер.

– Маркизу понравилось, как мы решили проблему с городом. Тебе особая благодарность, которую он не замедлит высказать тебе при личной встрече. Помимо слов признательности он передал для тебя, Томас, вот это, – и на стол передо мной лег толсто набитый кошелек. – Маркиз умеет ценить хороших солдат.

– Спасибо, граф.

– Что ты меня благодаришь, Томас, сам потом ему скажешь. А теперь поднимай кубок! За нашу удачу! До дна!

– Хорошее вино. А теперь можно выпить за наш заслуженный отдых. Мы его заслужили!

– Насчет отдыха. Маркиз дает нам три дня на отдых и только потому, что мы должны дождаться швейцарца с его солдатами из Кодигоро. Как только они придут, еще сутки на отдых, после чего мы выступаем.

– Кто его сменит?

– Завтра с утра туда уйдет сотня легкой кавалерии.

– А что с ранеными?!

– Не волнуйся ты так за своего телохранителя. Сам же видишь, что он на поправку идет. Вот слышишь, колокола бьют. Повечерие. Так вот, лекари прибудут задолго до того, как прозвонят полночь. Они выехали сразу за мной. Кстати! Завтра сюда выступят две сотни копейщиков. Лекари останутся в лагере с ранеными, а солдаты поступают под мое начало и отправляются с нами в поход.

– Чего нас так быстро отправляют? Скоро сражение?

– Не знаю! Зато при дворе маркиза мне сказали, что у герцога Гонзага, в его владениях, вспыхнул мятеж. А самое интересное заключается в том, что во главе его стала юная женщина, графиня Беатрис ди Бианелло. По слухам – обворожительная красавица! Кстати, слышал, что ты служил у нее. Она, правда, такая красивая?!

– Даже очень красивая, – я это сказал, и у меня перед глазами встало лицо Беатрис. – Богиня, а не женщина.

– Богиня, говоришь? Хм! Разных красоток в своей постели видел, а вот богинь… не было! Слушай, говорят, что она богатая. Ну, просто до неприличия!

– Мне трудно судить о ее богатствах, но на выручку ее вассалы привели отряд в полторы тысячи человек.

– Ого! Да она действительно богатая невеста. Матерь Божья! Красивая и богатая наследница! А я холостой и красивый мужчина! Чем мы не пара! Эх! А кому-то же повезет, Томас! Предлагаю выпить за то, чтобы и девки нам на шею вешались, и вино всегда на столе стояло!

Я пил с графом вино, улыбался его шуткам, а самого не отпускали мысли о девушке. Зачем она это затеяла? Ну, показала свою силу герцогу, чего еще ей надо?! Впрочем, вспоминая целеустремленный и твердый характер юной графини, не трудно понять, что такие, как она, на половине пути не останавливаются! Или все или ничего!

– Ты чего задумался, капитан? Давай еще по кубку вина выпьем! Вино – отличное лекарство! Оно вылечит твою печаль и отгонит тоску!

На следующий день пришли копейщики, которыми командовал долговязый и рыжий баварец Карл Кенигсхофен. Я познакомился с ним, но общаться с ним было трудно, так как кроме родного языка, он лишь знал около сотни слов на итальянском языке. Вслед за немцами, через сутки, пришли швейцарцы из Кодигоро. После их прибытия в палатке графа состоялся военный совет, на котором граф утвердил маршрут движения и место каждого в колонне. Мы уже собрались уходить, как неожиданно в шатер вошел гонец от маркиза. Из его сообщения мы узнали, что трое суток тому назад после долгих маневров состоялось сражение между нашей армией и войском герцога. Когда опустились сумерки, бой прекратился. А наутро оказалось, что войска Гонзага отступили, а когда после новых маневров армии снова вышли на позиции, то вместо продолжения боя герцог неожиданно выслал парламентеров для переговоров.

После того как гонец отбыл, граф некоторое время молчал, а потом так задумчиво сказал:

– Судя по тому приказу, который, господа, вы слышали, мы никуда не идем. Война для нас откладывается. Переговоры. Интересно, что может предложить такого Гонзага маркизу? Но видно что-то интересное, раз переговоры затягиваются. Думается мне, что в этом заинтересованы… обе стороны. А не выпить ли нам господа, по стаканчику вина, раз мы не едем на войну?

Приказ об отмене похода несколько испортил мне настроение. Я не жаждал крови, просто подумал, что там у меня может появиться шанс увидеть юную графиню, раз она выступила, пусть даже косвенно, на стороне маркиза д`Эсте. Хотя у нее была своя жизнь, а у меня – своя, нас словно что-то связывало. Очень тоненькая ниточка. Или мне так казалось.

Всю последующую неделю я занимался солдатами, ранеными, хозяйством, а вечера проводил у постели Джеффри или в какой-нибудь офицерской палатке за кувшином вина в веселой компании. Этот день обещал быть таким же, но оказался другим – вернулась часть армии. Лагерь заполнился веселым шумом. Приветственные возгласы и грубые шутки сыпались с обеих сторон. У лавок маркитантов становилось все более людно. Я думал узнать новости у Карла Ундервальда, но оказалось, что швейцарцы остались вместе с латной конницей, а назад вернулась часть легкой кавалерии, пехота и половина арбалетчиков. Узнав, чьи отряды вернулись, я понял, что среди прибывших офицеров у меня нет хороших знакомых, поэтому направился к графу, который уже наверняка все узнал. Пришел я, как раз, вовремя. В палатке графа, за столом, напротив хозяина, сидели два офицера и оживленно, перебивая друг друга, рассказывали о войне. С разрешения графа, я присоединился к их компании и стал внимательно слушать.