Бремя Власти - Дмитрий Анатолиевич Емельянов

так сказать, в любой день предстать перед Всевышним чистеньким и безгрешным.

Бросив взгляд на стоящего за спиной Сопаты здоровяка, Лава иронично усмехнулся.

— Тогда да, тебе нечего бояться смерти.

Почувствовав насмешку, торговец набычился и помрачнел, а Лава жестко положил ладонь на стойку.

— У меня мало времени. Ты знаешь зачем я пришел.

Словно не услышав, Сопата вновь растянул рот в улыбке.

— Куда ты торопишься! Лучше вот выпей с нами, расскажи о своих подвигах. — На вытертом дереве столешницы появилась глиняная кружка и, булькая, в нее полилось красное вино. — Говорят, от твоей сотни уже никого не осталось. Один теперь будешь воевать или новых людишек наберешь?

Лицо венда закаменело, а Сопата, не обращая внимания, продолжал.

— Ты слышал, Варсаний то оказался изменником⁈ В яме нынче сидит. — Лава молча смотрел на торгаша, а тот довольно продолжал изображать дурачка. — Не слыхал⁈ Странно, я ведь знаю, ты же под ним ходил, или как?

Чем дальше, тем меньше Лаве нравилась болтливость хозяина заведения. Было уже очевидно, деньги Сопата возвращать не собирается, а попросту тянет время. «Для чего?» — Спрашивал себя Лава, контролируя каждое движение троих вышибал. На эту троицу он вряд ли делает ставку. Против упившейся солдатни их ножи и дубины еще куда ни шло, но на мой меч они не полезут. Не дураки…'

Словно в ответ на его мысли, двое у входа вдруг расступились, давая пройти ввалившейся компании.

Лава медленно повернул голову. Растолкав вышибал, в шатер входило пятеро рослых гавелинов в полной броне и в шлемах. По тяжелому дыханию было видно, что они очень торопились.

«Вот значит как! Решил загрести мои деньги руками этих идиотов» — Лава искоса глянул на Сопату.

— А за этот грех ты уже купил себе прощение у своего священника?

Хозяин притона, словно обжегшись о взгляд венда, отскочил от стойки, прикрываясь мощной фигурой своего охранника.

— Какой грех, какой грех! — Брызгая слюной закричал он оттуда. — Люди искали с тобой встречи, я помог. Вот и все, а дальше сами разбирайтесь.

Повернувшись к вошедшим, Лава нашел взглядом старшего.

— Будете предъявлять чего или сразу начнем. — Лязгнув, клинок вылетел из ножен, сливаясь с рукой венда.

Насупившись, гавелин выдернул из ножен меч.

— На твоих руках кровь моего брата! Душа Винслара не будет знать покоя, пока мы не отомстим за него.

Пятеро гавелинов, расходясь по дуге, начали обходить Лаву с трех сторон, и контролируя дистанцию до каждого, тот успел подумать, что позицию надо менять, иначе можно получить удар сзади от Сопаты.

Не дожидаясь атаки, Лава начал первым. Демонстративный выпад заставил отскочить вожака, и тут же клинок принял на себя удар справа. Движение в сторону, и мимо левого бока проскочило стальное жало. Теперь, вперед на сближение, — скомандовал звериный рефлекс, и тяжелая рукоять меча впечаталась в выросшее перед глазами перекошенное лицо гавелина. Хрустнула носовая кость, и отлетевшее в сторону тело освободило дорогу. «Минус один» — Среагировал Лава, вновь разворачиваясь к противникам.

«Что же, пока неплохо, — выдохнул сотник, — к выходу в игорный зал пробиться не удалось, но будем довольствоваться малым — за спиной войлок шатра, а не стойка с затаившимся врагом. Уже кое-что».

Четверо гавелинов, не обращая внимание на стоны раненого товарища, перестроились, вновь окружая венда. Старший сделал широкий замах, целясь врагу в голову, но тот не купился, а расчетливо уклонившись, отбил два коротких выпада слева и справа. Еще одна попытка и результат тот же.

Меч и тело венда работали как единая великолепно отлаженная машина, не только успевая справляться с сыпящимися ударами, но и отвечая болезненными уколами. На сильный удар, пробивший бы кольчугу, у него не было возможности, но его ответы находили у гавелинов незащищенные места, и уже двое их них зажимали сочащиеся кровью порезы.

Схватка затягивалась, и с каждым мгновением нападавшие все больше и больше теряли уверенность. Неуязвимость противника впечатляла, подрывая веру в успех. Из всех присутствующих, такой оборот больше всего не устраивал хозяина заведения. Сопата понимал, оставлять венда в живых после случившегося никак нельзя, поэтому повернувшись к охраннику, зло прошипел.

— Тащи арбалет. Эти доходяги сами не справятся.

Тот юркнул за занавес и тут же вернулся с тяжелым крепостным самострелом. Вставив носок в петлю, он суетливо начал взводить механизм. Натянутая тетива упруго загудела, и Сопата, вырвав арбалет из рук охранника, сам наложил стрелу и прицелился.

— Разойдись! — Заорал он, пытаясь выцелить венда в мешанине схватки.

Не сразу понявшие в чем дело, гавелины все же расступились, оставляя противника на линии выстрела. Лава успел лишь повернуться боком, уменьшая зону поражения, когда арбалетный болт, пробив кольца кольчуги, вошел в правую руку. Мгновенно онемевшие пальцы, не удержав, выпустили рукоять. Меч, жалобно звякнув, упал на землю.

Наливаясь тяжестью, безвольно повисла рука, а три гавелинских клинка почти уперлись Лаве в грудь. Четвертый, старший из них занес меч для последнего удара.

— Прими мой дар, Винслар, и упокойся с миром. Ты отомщен!

Дальше разум в голове Лавы отключился, и тело, повинуясь лишь темным инстинктам, сжалось в комок и бросилось в ноги надвигающемуся гавелину. Тяжелая масса рухнула сверху, разрывающей болью взорвалась рука, но, перекатившись на спину, Лава успел перехватить летящий ему в грудь кинжал.

Ошалевшие гавелины с воем бросились на помощь товарищу, и в общей свалке никто не заметил, как в палатку вошло трое в кованых панцирях и с гербом имперской канцелярии на груди. Рукояти мечей обрушились на затылки, а руки в кольчужных крагах разбросали по сторонам рычащих от ярости людей.

Заглушая все, под сводами шатра грозно прозвучал голос.

— Тот, кто поднимет оружие, умрет на месте!

Раскидав по сторонам плохо понимающих происходящее гавелинов, неизвестные докопались до Лавы. Старший из них присел рядом и, взглянув на торчащий из руки обломок стрелы, спросил.

— Ты, Лава Быстрый? — А получив подтверждающий кивок, добавил. — Варсаний Сцинарион хочет с тобой поговорить.

Глава 23

Весна 122 года от первого явления Огнерожденного Митры первосвятителю Иллирию.

Великая пустыня.

Впереди, как и повсюду, волнами вокруг растекались красные унылые холмы. Наполненный пылью ветер пробивался даже сквозь обмотанную вокруг лица ткань, оставляя во рту привкус горечи и песка.

Отогнув край платка, Странник поднес ко рту горлышко фляги и сделал глоток.

— Посмотри, Го, что тебе напоминают эти семь маленьких аккуратных холмиков, выстроенных словно по линии?