Полководец. Война генерала Петрова - Карпов Владимир Васильевич

Трудно было поверить в подобное обращение Манштейна к фюреру, потому что оно означало бы для генерала признание своей беспомощности. Но, с другой стороны, эти сведения имеют под собой и некоторые достоверные основания. Об этом свидетельствуют собственные слова Манштейна:

«Второй этап наступления, до 17 июня, характеризуется на обоих фронтах наступления ожесточенной борьбой за каждую пядь земли, за каждый ДОС, за каждую полевую позицию. Ожесточенными контратаками русские вновь и вновь пытаются вернуть потерянные позиции. В своих прочных опорных пунктах, а то и в небольших ДОС, они часто держатся до последнего человека… До 17 июня удается — правда, ценой больших потерь — на большую глубину и на широком участке вклиниться в долговременный оборонительный рубеж на севере… В полосе наступления 30 ак к 17 июня тоже удается вклиниться в передовые оборонительные посты противника, выдвинутые перед его позицией в районе Сапун-горы… Но, несмотря на эти с трудом завоеванные успехи, судьба наступления в эти дни, казалось, висела на волоске. Еще не было никаких признаков ослабления воли противника к сопротивлению, а силы наших войск заметно уменьшились (тем самым Манштейн подтверждает сведения нашей разведки. — В.К.)… Так как можно было предвидеть, что силы собственной пехоты будут, по всей вероятности, преждевременно истощены, командование армии попросило выделить в его распоряжение 3 пехотных полка, на что было получено согласие ОКХ (Главное командование сухопутных войск. — В.К.)».

Из цитаты видно — в течение недели севастопольцы причинили наступающим дивизиям Манштейна такой урон, что не просто выбили из них наступательный порыв, но поколебали уверенность самого их командующего в успехе наступления!

Генерал Петров все время на Северной стороне. На несколько часов ночью он появлялся на КП, чтобы заслушать доклад Крылова, посоветоваться с ним, сходить на заседание Военного совета к адмиралу Октябрьскому. Затем он отдает необходимые распоряжения, редко удается час-два соснуть, и опять возвращается в ставший уже знаменитым домик Потапова на Северной стороне.

Самым тяжелым для командарма в эти дни было, конечно, отсутствие резервов и еще то обстоятельство, что немцы штурмовали оборону Севастополя на всех участках. Невозможно было снять с какого-то сектора хотя бы часть сил и перебросить их на помощь Ласкину.

Петров стремился поддержать дух севастопольцев добрым словом, беседами, награждением. Каждый вечер он подписывает наградные материалы и приказывает еще до утверждения этих материалов вышестоящими инстанциями читать их в подразделениях и тем самым повышать стойкость обороняющихся.

Еще в ходе боев за первый рубеж обороны Петров попросил Крылова организовать работы по укреплению второго рубежа — совершенствовать его инженерные сооружения, минирование, всячески готовить его на случай, если противник прорвется. Весь личный состав из тыловых подразделений и учреждений было приказано отправить на передовую. В тылу остались только повара.

Атаки противника продолжались. Ему удается занять некоторые высоты на северном направлении на участке Ласкина. Это, как правило, случалось только тогда, когда в траншеях не оставалось ни одного живого защитника этого участка. Самая левофланговая дивизия Капитохина — под угрозой; ее вот-вот отсекут от общей обороны. На наблюдательный пункт Ласкина прорываются вражеские танки с десантом автоматчиков. В отражении танков принимает участие весь штаб во главе с командиром дивизии Ласкиным. Дальше второй траншеи немцы все-таки не прошли.

Оборона Севастополя, если можно допустить такое сравнение, была похожа на бурдюк. Она вдавливалась местами под напором штурмующих, изгибалась, но ни в одном месте пока не была прорвана. За десять дней штурма на направлении, которое было главным, против дивизии Ласкина гитлеровцам удалось продвинуться не больше чем на три километра.

У Петрова нет сил для контратак и, что особенно плохо, не хватает боеприпасов. Каждая атака заканчивается рукопашным боем. Измученные, усталые севастопольцы находят в себе силы для этого последнего решительного, традиционного для русского воинства удара штыком. И, как правило, гитлеровцы не выдерживают рукопашных схваток.

Но и потери в этих рукопашных конечно же более значительны и для наших войск.

Командир 7-й бригады Жидилов в своей книге «Мы отстаивали Севастополь» рассказывает:

«10 июня меня вызвали к командующему Севастопольским оборонительным районом. Машина с трудом пробирается по улицам, засыпанным обломками разрушенных зданий. Туманом стелется горячий, удушливый дым. Жара убийственная, и впечатление такое, что это не южное солнце, а пламя пожарищ раскалило город. Нет больше различия между передним краем и тылом… Снаряды и бомбы падают на город. После этого шума кажется невероятной строгая тишина помещений флагманского командного пункта… Адъютант вводит меня к командующему. Октябрьский ходит по кабинету и диктует распоряжение… За столом сидят генерал Петров и дивизионный комиссар Кулаков. По воспаленным провалившимся глазам видно, что люди давно забыли об отдыхе. Петров чаще обычного подергивает головой… Командующий флотом говорит генералу Петрову:

— Иван Ефимович, давай задание Жидилову.

— Садитесь, товарищ полковнику и слушайте, — приглашает Петров и вынимает из планшета исчерченную карту. — Впрочем, вы и без карты знаете каждый куст, каждый бугор. Вот станция Мекензиевы Горы. Пехота и танки противника вклинились здесь между Чапаевской и Девяносто пятой стрелковыми дивизиями, рвутся к Северной бухте. Положение угрожающее. Необходимо ликвидировать прорыв, отрезать вклинившиеся вражеские части и уничтожить их. На вас лично, — генерал делает ударение на слове “лично”, — с двумя батальонами, артиллерийской и минометной батареями возлагается выполнить эту задачу во взаимодействии с Чапаевской дивизией. Исходный рубеж для наступления — огневая позиция 30-й береговой батареи. Завтра к исходу дня вы должны выйти к виадуку у отметки 10,0, где встретитесь с частями Чапаевской дивизии, которая будет наступать от кордона Мекензия № 1. На время этого боя вы поступаете в оперативное подчинение к командиру четвертого сектора полковнику Капитохину…»

С утра 11 июня во исполнение этого приказа группа Жидилова перешла в контратаку. Бои были тяжелые. Наступать приходилось против превосходящих сил противника. С большим трудом продвигались батальоны вперед. Очень часто вспыхивали рукопашные схватки. Несли потери наступающие, погиб командир 3-го батальона, погибли несколько командиров и политруков рот. Но бойцы все же продвигались вперед.

К вечеру батальоны залегли под сильным огнем. И тогда командир бригады полковник Жидилов пошел в 3-й батальон, где погиб командир батальона, а военком Ищенко пошел во 2-й батальон’. Несмотря на сильный огонь, они все же подняли бойцов в атаку. Батальоны овладели дорогой северо-западнее станции Мекензиевы Горы, немного не достигнув того рубежа, который был указан в приказе Петрова.

С утра 12 июня батальоны Жидилова опять продолжали наступление и все же выполнили задачу, поставленную командармом.

В этом бою группа Жидилова потеряла половину своих бойцов и командиров.

На Северной стороне враг упорно продолжал атаковать. Особенным мужеством отличалась зенитная батарея под командованием старшего лейтенанта И.С. Пьянзина. Она стояла на высоте юго-западнее станции Мекензиевы Горы. Несколько дней батарея отбивала танки и пехоту прямой наводкой из зенитных пушек. Иван Ефимович знал и следил за труднейшими боями этой батареи, позднее он сам мне рассказывал о них, просил написать подробнее, что я и сделаю несколько ниже.

Ко многим трудностям прибавилась еще одна. От жары и палящего солнца в нейтральной зоне начали разлагаться трупы, которые не успевали убрать фашисты. Ветер приносил в окопы страшный смрад. В жарком воздухе стоит такой тошнотворный дух, что от него некуда спастись. Бойцы, всегда отличающиеся хорошим аппетитом, не могут ничего есть, не прикасаются к пище.