Извините, что мне не жаль - Софи Ренальд

– Но на самом деле все не так, правильно? – спросила я. – Совсем не так?

Она засмеялась, но тяжело и невесело.

– Не-а. Полагаю, если парням хочется поговорить с женщиной в нижнем белье, они поговорят с женой в постели, правильно? Сначала они скажут тебе, что это все, что им нужно, а потом захотят большего, знаешь?

Я не знала, но кивнула. Я наблюдала за ее выражением лица и видела, как она раздумывает, что стоит говорить, а что не стоит. Наверное, ей уже давно хотелось об этом поговорить: начав, она словно не могла остановиться.

– Есть общий чат, довольно простой и невинный, с шуточками и все такое, и когда все, кто смотрит твою комнату, заплатят достаточно денег, ты снимаешь белье. Это как скользящая шкала, но когда набирается сто фунтов, ты уже голая. А потом некоторые из них уходят, чтобы понаблюдать за кем-то другим, и, если повезет, кто-то пригласит тебя в приват.

– Ясно, – сказала я.

– Я довольно быстро поняла, что для того, чтобы это работало, нужны постоянные клиенты – парни, которые ходят в твою комнату пару раз в неделю и узнают тебя получше.

– Как Трэвис?

– Да. То есть у меня были и другие постоянные клиенты, но он – главный. Этим я и занималась в тот день, когда сюда переехала, поэтому так напилась и опоздала. Пришлось напиться, чтобы пройти через это. Я провела весь день в интернете, говорила с ним. Именно это было так странно в Трэвисе. Он ничего больше не хотел, только говорить. Но иногда держал меня там часами и задавал кучу вопросов, а мне приходилось врать и придумывать, потому что я боялась, что он узнает, кто я на самом деле. В тот день я напилась вдрызг, чтобы пережить все это. Он отправил мне те цветы и шампанское, которые я отдала тебе, через вишлист, чтобы он не узнал мой адрес. Не то чтобы мне нужны были все эти дурацкие вещи – какой от них толк? Маме они не помогут. Но я была очень осторожной, Шарлотта, правда. Нельзя было говорить, как меня зовут, где я живу. Это опасно. А теперь он знает.

– Ты его боишься? – спросила я, хотя вопрос был, конечно, довольно бессмысленный. Одного взгляда на то, как она съежилась и дрожала, было достаточно, чтобы понять, что она в ужасе.

– Не его, – ответила Тэнси, – понимаешь, я часами говорила с ним онлайн и уже немного успела его узнать, хоть и странным образом. Он никогда не просил меня делать всякие странные вещи. Но я все испортила в тот день, когда переехала сюда. Я сказала ему о маме и о том, зачем я этим занималась. Не надо было. Лучше бы я этого не делала. Ведь теперь он может контролировать меня, потому что знает, что он мне нужен. После этого он начал спрашивать больше, всякое разное – встретиться в реальной жизни, купить мне еще что-нибудь, не только нижнее белье, цветы и все такое… Начал предлагать отправить деньги напрямую маме, давал всякие обещания. Я не знала, что делать, он слишком близко подобрался к настоящей мне. Я начала его бояться. А теперь он нашел наш дом – это уже так близко. Слишком близко. Вдруг он узнает, где я работаю, раз нашел меня здесь. Вдруг найдет Ренцо и скажет ему.

Я не спросила, что за «странные вещи»; и не хотела об этом знать.

– Он не скажет Ренцо, – сказала я, стараясь убедить саму себя.

– Если б я только знала, как он меня нашел, тогда мне стало бы легче. Я просто не могу этого понять. Как он нашел меня здесь?

– Не знаю, малышка, правда. Я могу спросить Павла или кого-нибудь на работе. Но если бы ты сама сказала об этом Ренцо, у Трэвиса бы не осталось никакой власти над тобой. Тебе не пришлось бы бояться.

– Я не могу. Никогда не смогу этого сделать. Знаешь, когда мы были в Париже, когда впервые спали вместе, я все время думала о Трэвисе и других. Несмотря на то, что секс с Ренцо был просто потрясающим, мне было так стыдно, я чувствовала себя грязной и виноватой. Я знала, что больше никогда в жизни не выйду онлайн. И не вышла. Как только я вернулась домой, я удалила свой аккаунт. Я не сказала ни Трэвису, никому из моих постоянных клиентов – просто исчезла. Наше время с Ренцо показало мне, насколько мерзко и жалко все это было. Я бы никогда не смогла одновременно быть девушкой Ренцо и чертовой Саскией. Я уже начинала ненавидеть ее. И знаешь, что было самое ужасное во всем этом? Из-за того, что я делала все это для мамы, я начала злиться на нее за то, что ей нужны деньги, как будто она меня на это толкала. Это самое ужасное чувство. Я даже не могла гордиться собой за то, что помогала маме.

Воспоминание о слезах Тэнси довело и меня до слез.

– Шарлотта, – сказал теперь Ксандер, – у твоей подруги все будет хорошо. У нее есть ты. Не плачь.

И он похлопал меня по плечу, немного прижав к себе.

Этого было достаточно. Я уткнулась лицом в его пальто, не обращая внимания на то, каким колючим был твид, и плакала, и плакала.

Ксандер снова похлопал меня по плечу, такой беспомощный и смущенный, какими обычно бывают мужчины, когда женщины плачут, потом я услышала, как он пробормотал, «О господи», обнял меня еще крепче и прижал к себе, пока я не перестала плакать.

Потом Ксандер передал мне несколько бумажных салфеток, оставшихся с ланча, и подержал передо мной зеркальце, пока я пыталась восстановить макияж. Это было непросто – я старалась не смотреть ему в глаза, зная, что увижу в них столько доброты и заботы, что опять заплачу.

– Не знаю, как он нашел твою подругу, – сказал он, – но я поспрашиваю вне работы. Хотя, может, мы никогда и не узнаем.

Глава 19

Остаток дня я провела с кучей новых бизнес-карточек Пирса. Он был на конференции в Китае и вернулся с целой горой визиток. Я их не считала, чтобы совсем не расстроиться, но их там было точно не меньше трехсот – и каждую надо было внести в базу данных. Ну и конечно, в довершение всего, запомнить имена на карточках было весьма непросто, ведь это были не какие-то там Джоны Смиты и Дэвиды Джонсы, а, например, Чжэн Ксиаотэнг, так что мне приходилось по тысяче раз перепроверять написание каждого имени. А еще я постоянно путала имена и фамилии, ставила их в неправильные ячейки и забывала, сколько цифр