Массовка - Владислав Выставной

Голос.

И искаженная уродливой гримасой морда…

– Прочь! Прочь! А!!!

Отчаянный, из последних сил удар.

Прямо в глупое рябое лицо Глиста.

Острая боль в костяшках пальцев возвращает к реальности.

Тяжело дыша, он сидел на полу и тупо смотрел на свой разбитый кулак. Боль пульсировала, словно сигнал тревоги, кричащий: «Ты вернулся!»

Голова раскалывается. Тошнит. Перед глазами плывут цветные пятна. А главное – не оставляет страх. Страх перед собственной памятью. Что это было? Наркотический бред? Или действительно – мир духов, второй дом шамана?

– Ты как?

Старик. С беспокойством поглядывает на него. Да нет же – не столько на него, сколько вокруг.

– Нормально…

Артемий огляделся. Со всех сторон на него пялилось множество глаз. По соседству скулил и жаловался, потирая разбитую губу, Глист. Тихо перешептывались Седой с Тощим.

А ближе всех стоял Херувим. Артемий встретился с ним взглядом и почувствовал в затылке мерзкий холодок. Херувим отвел взгляд, глаза его остекленели.

– В этого человека вселился демон, – торжественно сказал он. – Вы все свидетели…

Достойные за его спиной с ужасом уставились на Артемия. Он хотел что-то возразить, но слова застряли в пересохшем горле. Реальность вдруг предстала страшней эфемерного мира теней.

– Он уже не спасется… – бросил Херувим и, повернувшись, скрылся в толпе.

Слышать такое неприятно. Словно на лицо поставили дымящееся, воняющее мясом клеймо.

Его подхватили чьи-то руки, бросили на нары. Это оказалось не лишним: свои конечности по-прежнему слушались неохотно.

– Ну, и? – сдержанно спросил Старик.

Подсел ближе. По бокам придерживали Седой с Тощим.

– Что «и»? – нетвердым голосом спросил Артемий.

– Оно того стоило?

Артемий вяло улыбнулся.

– Кто его знает… Там… странно…

– Ага, – весело сказал Тощий. – Все наркоманы так говорят.

– Ты бы поосторожнее с этой дрянью, – заметил Седой. – Я видал всякое, но чтобы так вставляло с одного захода…

– Вы не понимаете… – беспомощно пробормотал Артемий.

– Ну, конечно! – подмигнул ему Тощий. – Куда нам…

Спорить было глупо. Тем более, что надо сказать прямо: опыт провалился. И понимания происходящего не прибавилось.

Если не стало еще меньше.

Тяжелый сон не избавил от усталости. Спать хотелось ужасно, но сердце колотилось, не давая расслабиться. Странное ощущение: совершенно невозможно понять, день сейчас или ночь? Тусклый свет красной лампы смешивается с бледным свечением из маленьких окон, совершенно сбивая с толку.

На соседних нарах беспокойно спал Старик. Артемий неожиданно почувствовал острую жалость. В голове вертелось только одно глупое слово: «Зачем?»

Едва высунулся в коридор, как с двух сторон его сжали двое. Пахнуло немытыми телами, смрадом нечищеных ртов вперемешку с табачной вонью.

Урки.

– Чего вам? – Артемий попытался освободиться.

Страха не было. Только отвращение и презрение.

– Пойдем с нами, – сказал один.

– К бугру, – пояснил другой.

Сопротивляться не было сил, да и не хотелось. Вообще ничего не хотелось.

Тащили не в «элитный» уголок барака, а совсем в другую сторону. Их провожали затравленные взгляды статистов и болезненно-одухотворенные – Достойных.

Камин сидел на краю чьих-то нар. Тюфяк с них сброшен вместе с одеялом, все это тряпье валялось на полу грязным комом.

Из душной темноты под нарами торчала нелепо заломленная рука. Артемий уставился на руку, пытаясь понять – как это удалось ее так скрутить? Эта дикая мысль увлекла его, он забыл о Камине, об урках, даже о том, что рука эта должна принадлежать живому человеку.

Когда-то живому.

– Ну, что скажешь, Арт? – спросил Камин, кивнув на руку.

Артемий перевел взгляд на бугра. Тот выглядел неважно, будто у него тоже были проблемы со сном. Да еще, пожалуй, с алкоголем: он не выпускал из рук коньячной бутылки.

– Что я должен сказать? – Артемий пожал плечами.

– Ну, что там? – прикрикнул Камин на кого-то.

– Шут его знает, – глухо донеслось из-под нар. – Прибили его к полу чем-то.

Теперь понятно, почему тело до сих пор не вытащили. Артемий поймал себя на мысли: сам факт нового убийства его волнует куда меньше, чем вопрос – чем его там приколотили? И, главное, зачем?

Возня под нарами продолжалась. Камин повертел перед носом Артемия мятой бумажкой.

– Стучат на тебя, – сказал он. – Даже малявы пишут. Мол, это ты актера завалил…

– Актера? – почему-то спросил Артемий. – Стоп, а я тут при чем?

Камин внимательно посмотрел на Артемия. Во взгляде улавливалась некоторая растерянность.

Это был уже не тот Камин, что держал в страхе массовку. Что-то изменилось, и теперь, похоже – он изо всех сил старается удержать собственный статус.

Только массовка тоже уже совсем не та…

– Ты, как бы это сказать… слишком выделяешься, что ли, – сказал Камин. – Отделяешься от коллектива. На тебя давно уже косо поглядывают. Лично я не очень-то верил, что это ты по ночам народ валишь. Но после вчерашнего…

Артемий напрягся, вспоминая вчерашний день. Воспоминания были обрывочные. Но и обрывков хватало, чтобы покрыться испариной.

– Слушай, а может, ты и впрямь дьяволу поклоняешься, а? – поинтересовался Камин. – Может, тебе человеческие жертвы нужны? Так ты скажи. Нам как-то беспонтово сидеть и ждать, пока ты нам во сне глотку перегрызешь…

– Вы что, обалдели? – пробормотал Артемий. – Зачем мне это?

– А мне это зачем?! – заорал Камин, вскакивая. – Зачем мне ЭТО?!

Он ткнул толстым пальцем в тело, которое выволакивали из-под нар за ту самую руку.

– По ходу, он не сразу преставился, – задумчиво сказал какой-то бритоголовый, склоняясь над телом. – Он еще долго вылезти оттуда пытался. Вон, аж руку вывернул. Да только бестолку…

Некоторое время молчали, разглядывая тело.

А он фантазер, этот ночной маньяк. Не реализовавшаяся творческая личность, непризнанный гений, мать его. Просто убить человека ему уже неинтересно. Гораздо забавнее зашить рот грубыми нитками и тщательно приколотить к полу гвоздями, предусмотрительно выдернутыми то ли из стен, то ли из тех же досок пола. И опять никто ничего не слышал…

Остекленевший взгляд сверлил потолок. Наверное, бедняга умер от страха, так и не дождавшись более приятной смерти от потери крови…

– Это не я… – тихо сказал Артемий.

– А мне плевать, – зло произнес Камин, ставя бутылку на пол. – Мне нужен порядок в моем браке. И я его наведу, даже, если придется прикончить десяток уродов вроде тебя…

– А с чего это ты решил, что барак твой? – раздался спокойный, немного даже насмешливый голос.

Херувим. Он приблизился к уркам без страха, в окружении своей верной паствы. Глаза Достойных Артемию не понравились. Такой блеск бывает во взглядах тех, кто уже все решил и расставил по полочкам. Таких ни в чем не переубедишь. И такие ничего не бояться.