Леонид Шинкарев. Я это все почти забыл - Л.И.Шинкарев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
титулами, но еще не у дел. У меня было что рассказать Гаеку. В архиве ре-
дакции нашлись четыре письма от неизвестного читателя, отклики на по-
мещенный в газете «памфлет» некоего В.Коржева «Иржи Гаек мотается по
свету». Публикация появилась 3 сентября 1968 года, кто этот В.Коржев, я не
имел представления, никто из моих друзей в редакции, кому я звонил из Ир-
кутска, тоже не знал ни автора, ни каким образом это появилось в газете.
Подобным псевдонимом обычно подписывались материалы, направленные
для публикации из отделов ЦК КПСС или управлений КГБ. Этот опус был
особенно разнуздан: «…Говорят, что в период оккупации немцами Чехосло-
вакии И.Гаек, чтобы уцелеть, сочинял угоднические письма в гестапо. И
именно гестапо спасло жизнь И.Гаеку, которому пришлось крепко порабо-
тать на нацистов. Может быть, поэтому он в свое время сменил фамилию
Карпелеса на Гаека. Вот уже две недели Гаек-Карпелес болтается по разным
городам и весям» 24.
Это про действ ующего тогда министра Чехословакии!
Морально растоптать единомышленника, вчерашнего друга, попавшего
в немилость к руководству, было обычным в советской идеологической
практике. Но мне хотелось рассказать Гаеку не об этом, не столько об этом, а
об обнаруженной много лет спустя и ошеломительной реакции никому не
известного читателя Б.И.Цукермана на выпад Кремля против чехословацко-
го министра.
Письмо пришло на имя главного редактора «Известий» 26 сентября
1968 года: «…В Вашей газете был опубликован “памфлет” В.Коржева под
названием “Иржи Гаек мотается по свету”. Я вспомнил об этом на днях, когда
в коммунистической печати стали появляться заметки о том, что Чехослова-
кия направила ноты протеста правительствам СССР, Германии, Польши, Вен-
грии и Болгарии, в которых отводила обвинения, высказанные в печати этих
стран в адрес некоторых государственных деятелей Чехословакии и, в част-
ности, в адрес министра иностранных дел ЧССР И.Гаека. Затем до меня до-
шел слух, будто советский представитель принес извинения в связи с публи-
кациями в советской печати относительно И.Гаека. Будучи чрезвычайно
встревожен такими сообщениями, я прошу Вас как можно скорее информи-
ровать меня (через Вашу газету или лично), по-прежнему ли Вы не сомнева-
етесь в достоверности обнародованных Вашей газетой обстоятельств, ули-
чающих И.Гаека. Особенно важными представляются мне утверждения, что
И.Гаеку пришлось крепко “поработать” на нацистов и что он сменил фами-
лию Карпелеса на Гаека (последнее обвинение в контексте “памфлета” и в
свете некоторых других публикаций приобретает специфическую остроту и
актуальность). Б.И.Цукерман» 25.
Главным редактором «Известий» тогда был Лев Николаевич Толкунов.
Фронтовик, крепкий журналист, порядочный человек. В дни чехословацких
событий, рискуя своим положением, он спас от расправы двух известинских
корреспондентов, но рассказ об этом впереди.
Что он мог ответить читателю Б.И.Цукерману?
Что не по своей воле газета печатает чушь?
Три недели спустя в «Известия» приходит второе письмо: «Придавая
исключительно важное значение вопросу, содержащемуся в моем письме от
26 сентября с.г. (оно получено Вами 27 сентября), убедительнейшим образом
прошу Вас не откладывать ни на один день ответа. Составление ответа не
может отнять у Вас много времени, так как я вполне готов довольствоваться
односложным “Да” или “Нет”. Б.И.Цукерман» 26.
Редакция молчит. Цукерман пишет прокурору Свердловского района
Москвы, требуя привлечь к уголовной ответственности лиц, допустивших
клеветническую публикацию об Иржи Гаеке. Первый раз в истории газеты
читатель требует суда в защиту чести иностранного государственного дея-
теля, оскорбленного, по его мнению, несправедливо.
Прокурор района отмалчивается. Неугомонный Цукерман пишет про-
курору города Москвы, обвиняя районного прокурора, который своим мол-
чанием нарушает статью уголовного кодекса. «Впрочем, должен признаться,
что какой-то намек на ответ я все же получил. А именно, 18.ХII меня посетил
милиционер, который сообщил, что в связи с поданным мной заявлением
прокурор велел установить место моей работы. Конечно, этот визит не явля-
ется ответом, предусмотренным Процессуальным кодексом, но он вполне
может оказаться провозвестником такового. Однако не исключено, что ми-
лиционер мог прийти не по адресу: ведь кто-нибудь из помощников проку-
рора, не разобравшись в спешке, мог по ошибке отправить милиционера к
заявителю, вместо того, чтобы послать его к тем лицам, чье преступление
заявителем разоблачено» 27.
Кто он, этот Цукерман? Розыски тогда ни к чему не привели, но хоте-
лось воспользоваться поездкой в Прагу, чтобы Иржи Гаек узнал о человеке,
который защищал его честь.
Как писал об одном своем герое Иосиф Уткин, у него «все, что большое,
так это только нос» – точный портрет Иржи Гаека. Маленького роста, щуп-
лый, лет под восемьдесят, с несоразмерным туловищу сократовским лбом;
меж слезящихся глаз картофелина крестьянского носа.
Иржи Гаек слушает, грустно улыбаясь. Видимо, у «товарища Коржева»
были стесненные обстоятельства, вынудившие писать о незнакомом чело-
веке непристойности. Это, конечно, не очень хорошо, но автор наверняка
страдал. Гаеку жалко бедного Коржева.
Что-то мне мешает спросить относительно той части публикации
«Коржева», где речь о якобы «нацистском прошлом» и смене фамилии Кар-
пелес на фамилию Гаек, но собеседник уловил невысказанный вопрос. «Ор-
ганы безопасности, ваши и наши, передавая для автора материалы, хорошо
знали, что фамилия Карпелес была у Бедржиха Гаека, моего однофамильца,
коммуниста с довоенным стажем. Мы знали друг друга; во времена протек-
тората Бедржих с группой антифашистов эмигрировал в Англию, а после
войны, желая вернуться в Прагу с чувством полной принадлежности к чеш-
скому народу, взял себе фамилию Гаек, у нас распространенную, как у рус-
ских Степанов или Петров» 28.
В 1950-е годы в Чехословакии по советскому образцу и при участии
московских чекистов началась борьба с «космополитизмом» и с «междуна-
родным сионизмом»; Гаека-Карпелеса арестовали. Как сложилась его судьба,
видимо, было известно органам безопасности, и они передали автору публи-
кации факт чужой жизни для компрометации чехословацкого министра.
О Цукермане я знал мало; защита Гаека была не единственным его доб-
рым делом. Подобные письма он слал в газеты, суды, прокуратуру, вступаясь
за людей, не имевших возможности постоять за себя. Он затеял с властями
игру, ставя их в тупик глубоким знанием законов, практики их применения,
легким ироничным слогом; он издевался над скудоумием властей. В ноябре
1970 года усилиями А.Сахарова, А.Твердохлебова, В.Чалидзе в Москве созда-
ли Комитет прав человека; корреспондентами комитета стали
А.Солженицын и А.Галич, экспертами – А.Есенин-Вольпин и Б.Цукерман. Я
надеялся услышать о нем что-либо в доме, где Цукерман жил (адрес указан
на его конвертах), но люди в той квартире ничего сказать не могли; по слу-
хам, в 1970-х годах прежние жильцы покинули СССР.
Тут уместно забежать вперед.
В 2007 году международная организация «Мемориал» (Москва) вместе с
Центром «Карта» (Варшава) будет готовить к изданию Словарь диссидентов
Центральной и Восточной Европы. В словаре впервые окажется справка о
Борисе Исааковиче Цукермане (14.04.1927 – 23.04.2002), математике и физи-
ке, авторе правозащитного Самиздата. Мать преподавала музыку, отец был
репрессирован в 1933 году и погиб в лагерях. Борис окончил механико-
математический факультет МГУ, занимался физикой магнитного резонанса,
работал в лаборатории математических методов в биологии. В 1968–1971
годах вошел в правозащитное движение, подписывал письма в защиту
А.Гинзбурга, Ю.Галанскова, А.Солженицына, П.Григоренко, консультировал
родственников арестованных по политическим обвинениям. Изучив совет-
ское законодательство, международные пакты о правах человека, он стал
едва ли не единственным в стране практикующим неофициальным юри-
стом. В истории диссидентского движения его относят к зачинателям жанра
«правовой беллетристики» и правового просветительства в СССР. В начале
1971-го он выехал в Израиль, был профессором физики Еврейского универ-