Фрейд и психоанализ - Юнг Карл Густав

[525] Прежде чем обсуждать принципы психоаналитического метода, я должен упомянуть о двух распространенных предубеждениях против него. Первое состоит в том, что психоанализ есть не что иное, как углубленная и сложная форма анамнеза. Всем известно, что анамнез основывается на свидетельствах семьи пациента, а также на его собственных сознательных знаниях о себе, озвученных в ответ на прямые вопросы. Психоаналитик, естественно, составляет анамнез так же тщательно, как и любой другой специалист. Однако анамнез – всего лишь история пациента, которую не следует путать с самим анализом. Анализ – это сведение фактических содержаний сознания, якобы случайных по своей природе, к их психологическим детерминантам. Данный процесс не имеет ничего общего с анамнестической реконструкцией истории болезни.

[526] Второе предубеждение, основанное, как правило, на поверхностном знакомстве с психоаналитической литературой, состоит в том, что психоанализ – это метод суггестии, или внушения, посредством которого в мозг пациента внедряется некое систематическое учение, несущее исцеление в духе ментальных практик или христианской науки. Многие аналитики, особенно те, кто долгое время практиковал психоанализ, ранее пользовались суггестивной терапией, а потому прекрасно знают, что представляет собой внушение. Они знают, что метод работы психоаналитика диаметрально противоположен методу работы гипнотизера. В отличие от суггестивной терапии психоанализ не пытается навязать пациенту что-либо, чего тот не видит сам и не находит правдоподобным в рамках собственных представлений. Сталкиваясь с постоянной потребностью невротика в советах и указаниях, аналитик стремится вывести его из этой пассивной позиции и заставить применять собственный здравый смысл и критическое мышление с тем, чтобы подготовить его к самостоятельной жизни. Нас часто обвиняли в том, будто мы навязываем пациентам интерпретации, причем зачастую абсолютно произвольные. Хотел бы я, чтобы один из этих критиков попробовал навязать произвольные интерпретации моим пациентам! Многие из них – люди тонкого ума и высокой культуры, нередко мои коллеги. Невозможность подобного предприятия обнаружилась бы весьма скоро. В психоанализе мы всецело зависим от пациента и от его способности к суждению, ибо анализ по самой своей природе состоит в том, чтобы помочь больному познать самого себя. Принципы психоанализа столь сильно отличаются от принципов суггестивной терапии, что в данном отношении эти два метода несопоставимы.

[527] Также предпринимались попытки сравнить психоанализ с рациональной психотерапией Дюбуа[127]. Однако и это сопоставление не выдерживает критики, ибо психоаналитик старательно избегает любых рассуждений и споров с пациентами. Разумеется, он выслушивает и принимает к сведению сознательные проблемы и конфликты больного, но отнюдь не с целью удовлетворить его желание получить совет или наставление относительно своего поведения. Проблемы невротика нельзя решить советами и логическими рассуждениями. Я не сомневаюсь, что добрый совет в нужное время может привести к хорошим результатам, но я не понимаю, как можно серьезно верить в то, что психоаналитик всегда будет способен дать добрый совет в нужное время. Природа невротического конфликта часто (даже обычно) такова, что посоветовать что-либо не представляется возможным. Кроме того, хорошо известно, что пациент ищет совета только с тем, чтобы сбросить с себя бремя ответственности и опереться на мнение более высокого авторитета. Что касается рассуждений и убеждений, то их эффект как терапевтического метода так же мало подлежит сомнению, как и эффект гипноза. Здесь я лишь хочу подчеркнуть их принципиальное отличие от психоанализа.

[528] В противоположность всем предшествующим методам психоанализ стремится преодолеть расстройства невротической психики не с помощью сознания, а через бессознательное. В этой работе мы, естественно, нуждаемся в сознательных содержаниях, ибо только так мы можем достичь бессознательного. Исходный сознательный материал обеспечивает анамнез. Во многих случаях анамнез дает ценные подсказки, благодаря которым психическое происхождение симптомов становится ясным больному. Это, конечно, необходимо только тогда, когда он убежден в органическом происхождении своего невроза. Но даже в тех случаях, когда пациент с самого начала сознает психическую природу своей болезни, критический разбор анамнеза может оказаться весьма полезным, ибо он раскрывает психологический контекст, который больной прежде не замечал. Нередко таким способом удается выявить проблемы, требующие специального обсуждения. Иногда подобная работа занимает несколько сеансов. Прояснение сознательного материала завершается, когда ни аналитик, ни пациент больше не могут привнести в него что-либо важное. При самых благоприятных обстоятельствах это сопровождается формулированием проблемы, которая зачастую оказывается неразрешимой.

[529] В качестве примера рассмотрим следующий случай: человек, который ранее был совершенно здоров, в возрасте от тридцати пяти до сорока лет внезапно заболевает неврозом. Его положение обеспечено, у него есть жена и дети. Параллельно с неврозом у него развивается сильнейшее сопротивление своей профессиональной деятельности. По его словам, первые симптомы невроза проявились, когда он столкнулся с определенными сложностями в своей карьере, и с каждым последующим затруднением только усугублялись. Мимолетные улучшения наблюдались всякий раз, когда удача оказывалась на его стороне. Критическое обсуждение анамнеза позволило выявить ключевую проблему, которая состояла в следующем: пациент сознавал, что может работать лучше и что полученное таким образом удовлетворение приведет к столь желанному улучшению его невротического состояния. Однако он не мог работать эффективнее вследствие сильного сопротивления, которое вызывало в нем само дело. С рациональной точки зрения данная проблема неразрешима. Посему психоаналитическое лечение должно начинаться с этой критической точки – сопротивления работе.

[530] Возьмем другой случай. У сорокалетней женщины, матери четверых детей, развился невроз спустя четыре года после смерти одного из них. Новая беременность и рождение еще одного ребенка привели к значительному улучшению ее состояния. Это внушило ей уверенность в том, что, будь у нее еще один ребенок, ее состояние улучшилось бы еще больше. Поскольку она знала, что больше не может иметь детей, она решила посвятить себя филантропической деятельности. Однако это занятие не приносило ей ни малейшего удовлетворения. Вместе с тем всякий раз, когда ей удавалось чем-то живо заинтересоваться, пусть даже ненадолго, ей тут же становилось лучше. К несчастью, она была не в состоянии найти что-либо, что вызвало бы у нее длительный интерес и принесло удовлетворение. Рациональная неразрешимость проблемы очевидна. В данном случае психоаналитику прежде всего необходимо выяснить, что именно мешает пациентке развить иные интересы, помимо страстного желания иметь ребенка.

[531] Поскольку мы не можем заранее знать решение таких проблем, мы вынуждены искать подсказки в индивидуальности пациента. Ни сознательные расспросы, ни рациональные советы не могут помочь нам в обнаружении этих подсказок, ибо препятствия, которые мешают нам найти их, скрыты от сознания больного. Таким образом, не существует единого, универсального способа преодоления бессознательных препятствий. Единственное правило, которое диктует психоанализ в этом отношении, таково: пусть пациент озвучивает все, что приходит ему в голову. Аналитик же должен внимательно следить за всем, что говорит пациент, и принимать это к сведению, не пытаясь навязать больному собственное мнение. Первый пациент, например, начал говорить о своей семейной жизни, которую до сих пор мы считали абсолютно нормальной. Теперь же оказывается, что он испытывает трудности в отношениях с женой и совершенно ее не понимает. Аналитик не может не заметить, что, очевидно, профессиональная деятельность больного отнюдь не единственная его проблема, и что его отношение к жене также требует рассмотрения. Это запускает цепочку ассоциаций, связанных с браком. Затем следуют ассоциации, порожденные воспоминаниями о добрачных связях. Пациент подробно описывает свои переживания в тот период; все они указывают на то, что больной весьма своеобразно вел себя в близких отношениях с женщинами и что это своеобразие приняло форму детского эгоизма. Подобная точка зрения является для него совершенно новой и неожиданной и объясняет многие его любовные неудачи.