Коронатор - Симона Вилар

– Кто позволил пустить пса в храм! Анна? Так это ты снова взялась за свои сумасбродные выходки, едва успев вернуться?!

Анна глядела вслед удаляющейся королеве, пока ее силуэт и хрупкие фигурки ее сыновей не исчезли под сводами одной из галерей. Почти не думая, она ответила:

– Я не брала Соломона внутрь. Он, видимо, устал ждать меня под дождем и сам прокрался сюда. А тут появилась Элизабет Вудвиль с детьми.

Она круто повернулась к епископу.

– Разве эта женщина может свободно входить сюда?

– Она находится под защитой Церкви. Я сам разрешил ей молиться перед алтарем, когда прихожан нет в соборе.

Голос епископа ослаб, он поглаживал рукой свою холеную бороду, стараясь не смотреть в глаза племяннице.

– Ты давно уже здесь, Нэн?

– Мне сказали, что вы молитесь у гробницы Эдуарда Исповедника. Но вы были в зале капитула, беседуя с капелланом герцога Кларенса.

Рука епископа продолжала машинального поглаживать бороду. Отблеск свечи скользнул по его перстням, и Анна увидела, как подрагивает рука Джорджа Невиля.

– О каком кровопролитии вы говорили с Мортоном, дядюшка? – в упор спросила принцесса.

– Мы говорили о событиях, которые могут произойти в самое ближайшее время, поскольку твой отец и Эдуард Йорк готовы вот-вот столкнуться…

Он говорил, по-прежнему не глядя ей в лицо. Анна решила не отступать.

– Вы были так подавлены, и Мортон как будто приказывал вам. Это странно.

Епископ выпрямился.

– Я просто был утомлен. А Джон Мортон – неглупый молодой человек и порой мне доставляет удовольствие беседовать с ним.

– Куда же он исчез так поспешно, словно сбежал при виде меня?

– Я отправил его в клуатр[66] с приказанием. А теперь идем. Не место псу там, где молятся Богу.

Он направился к выходу, и Анна, увлекая Соломона за ошейник, последовала за ним.

Дождь наконец утих. Было слышно лишь мелодичное падение капель да журчание воды по водостокам. Анна и епископ остановились под сводом портала. Над их головами горел кованый чугунный фонарь, и его багровое пламя отражалось в лужах. Соломон сбежал было по ступеням, но, увидев, что хозяйка не спешит, вернулся и сел у ее ног.

– Зачем я тебе понадобился в такое время? – спросил епископ.

Анна смотрела на брата своего отца. У него были такие же, как и у Уорвика светло-зеленые, широко расставленные глаза, но волосы казались более светлыми. Впрочем, это седина. За последний год Джордж Невиль сильно сдал. Даже его борода стала пегой от седины. А ведь второму Невилю было не более сорока. Анна вдруг почувствовала прилив нежности к дяде. Епископ всегда был ласков с племянницей, и хотя порой и бранил ее, на самом деле был искренне привязан к Анне. Год назад, когда она, всеми гонимая, оказалась в его Йоркском дворце, он не побоялся немилости короля Эдуарда и помог ей бежать. И это он познакомил ее с Филипом! Анна словно воочию увидела мрачные покои епископа, рослого рыцаря у камина и своего дядю, представлявшего ее как Алана Деббича.

– Дядюшка, – мягко сказала она, – мне хотелось бы вас кое о чем попросить.

Епископ поежился.

– Может, поговорим у меня в покоях?

– Это не займет много времени. Как и год назад, я прошу вас отправить меня во Францию. Мне необходимо быть с супругом.

Епископ странно взглянул на нее.

– Когда ты намереваешься отплыть?

– Завтра на рассвете.

Он о чем-то подумал, затем покачал головой.

– Завтра это вряд ли будет удобно. Ты так торопливо покинула мэра и шерифов, что даже не дослушала их речи, а ведь в честь вашего с королем возвращения в Гилд-холле будет устроен прием.

– Прием? Вот уж никогда бы не подумала! После голодной зимы, в пору, когда Эдуард Йорк и мой отец собирают войска, а судьба Англии неопределенна!.. К тому же, я видела, как встречал Ланкастеров Лондон.

– Видишь ли, Анна, вас слишком долго не было в столице. А у людей короткая память…

Он вдруг умолк и задумался, словно забыв о ней. Его лицо было тревожным, между бровей пролегла складка. По привычке он машинально стал гладить бороду. Анна решилась прервать его размышления.

– Известно ли вам, дядюшка, что король Генрих не сможет присутствовать на приеме?

Епископ вздрогнул, словно очнувшись.

– Что? Да-да… Я был у его величества и имел возможность побеседовать с его камердинером Джейкобом Лэтимером. Бедный Генрих! Никто не должен догадаться о его состоянии. Именно поэтому ты никак не можешь уехать завтра. Отсутствие членов королевской семьи на приеме, устроенном в их честь, было бы оскорбительно. Ты единственная из Ланкастеров, кто сможет представлять династию. Король совершенно безумен.

Анна внезапно насторожилась. Что-то здесь было не так… Что? Господь всемогущий, да ведь это Джон Мортон совсем недавно произнес это слово – «безумен», и она более чем уверена, что говорил он о короле. Откуда капеллан герцога Кларенса, которого в Кентербери и близко не подпустили к Генриху, мог об этом знать? Неужели дядя сказал ему? Невозможно – священник слишком ничтожная фигура для родовитого и заносчивого Невиля, чтобы делиться с ним государственными тайнами. Скорее, Джон Мортон уже знал об этом. Ах, как бы ей хотелось расспросить епископа обо всем, доверившись ему, как и год назад. Но она не сделала этого. Несколько месяцев, проведенных при дворе, сделали ее осторожной.

– Идемте, дядюшка. Паперть собора действительно не самое подходящее место для таких бесед. К тому же я сверх всякой меры утомлена переездом и хочу спать.

Они стали спускаться по ступеням. Сделав неловкое движение, епископ оступился, Анна кинулась поддержать его и вдруг почувствовала, как Джордж Невиль ее обнял. Это было настолько неожиданно, что принцесса растерялась. Епископ прижимал к себе племянницу с такой нежностью, какой она никогда не подозревала в этом сухом человеке.

Он посмотрел на нее, откинув капюшон ее плаща.

– Ты стала красавицей, Нэн. Боже, кто бы мог подумать…

– Но мне далеко до королевы Элизабет, – медленно проговорила Анна, и невольно нахмурилась при упоминании о былой возлюбленной Филипа Майсгрейва.

Невиль отрицательно покачал головой.

– Нет, Нэнси. У нее есть красота, ум, достоинство, но нет того покоряющего сердца очарования, какое приобрела с возрастом ты.

Голос его был мягким, и Анна, как всегда, не могла устоять перед добротой. «Он любит меня – и я люблю его! Между нами не должно быть места недоверию. Если и мы, люди одной крови, отгородимся стеной, на кого мы сможем опереться, кому довериться в тяжкую минуту испытаний?»

Принцесса уже была готова поведать епископу о предательстве Кларенса и умолять его написать о всех последних событиях Уорвику, как вдруг что-то изменилось в лице Джорджа Невиля, При красноватом свете горевшего у входа в церковь фонаря Анна увидела, что это лицо стало жалким, испуганным и несчастным одновременно. Епископ сказал: