Спасти Колчака! «Попаданец» Адмирала - Герман Романов

— Я получил приказ! И к тому же вы увели у нас вагоны…

— Не увели, а предупредили, капитан. Этим оружием вы хотели захватить туннели. Да полноте! Вы это прекрасно знаете, и мы знаем. И даже некие документы имеем, — казак говорил серьезно, но глаза смеялись. — А иначе как бы мы подготовили вам такую теплую встречу…

Смит пожал плечами — а что говорить прикажете? Этот казак насквозь все видит, все его хитрости. Морроу идиот, что кинулся выполнять приказ лягушатника Жанена. И он тоже идиот, что так глупо в западню залез…

— Ваше благородие! Ховался там один, выволокли!

Дюжие казаки крепко держали залепленного снегом рядового Мобельза — тот трясся от ужаса и, улучив момент, упал перед казаком на колени.

— Помилуйте, ваше высокоблагородие, силком повели!

— Ого! Как складно мериканец по-нашенски гутарит. Жаль, расстрелять придется. Вот ежели бы русский был, то в живых бы остался. Вахмистр! Этого к остальным, под пулеметы!

— Не американец я! — во весь голос взвыл солдат. — Сапожник я! В Америку из России приехал, из Могилева!

— Считай, щас себя из могилы вытащил. Этого в сторону, пущай живет! Как зовут-то, паря?

— Изя…

— Еврейчик? Ну и удачлив ты. Еще евреи русские есть?

Не успел вопрос казака отзвучать в воздухе, как из толпы пленных солдат выскочили все три русских эмигранта, на ходу выкрикивая совершенно иные для капитана Смита имена.

— Я Мося Рибев из Ковно…

— А я Петр Гершельман, прибыл-таки из Москвы…

— Меня зовут Хаим Флейшман, я в Америку приехал из Бердичева…

И тут, к великому изумлению американцев, из толпы солдат вылез второй сержант Лари Мак Коннор и на ужасном русском произнес:

— Я есть имя русское Иван Макарон, я есть папа кабак Харбин…

— С такой испитой красной рожей и фамилией вы, милейший, можете быть только шотландцем. Идите обратно, не примазывайтесь к иудеям, — английский моряка был превосходен, но вот добавленные русские слова Смит не понял, зато казак сделал свой вывод.

— Шагай обратно, дядя. Самозванцы нам не нужны, а то мы тебе враз полное обрезание по обряду сделаем! — дружный хохот русских разорвал воздух, меленько подхихикивали им «эмигранты», лишь американцам было не до смеха, солдаты уже поняли, что их ждет. Но не дергались — пока до русских добежишь, из пулеметов бронепоезда всех положат.

— Евреи, кои честно работают, не за гешефт, не могут быть жидами. Те твари комиссары, большевики и чекисты! А простые евреи пусть живут, плодятся и трудятся! У нас в Чите их много, даже в войсках у атамана служат! И вы идите в сторону, господа! Вы офицеры, а потому даруем вам жизнь!

Смит понял, что ждет его солдат, собрал все свое мужество, выдохнул воздух и сделал шаг вперед:

— Я разделю участь своих солдат, сэр. Но замечу вам, что вы поступаете против обычаев войны!

— А подло нападать — это как прикажете понимать?

Смит пожал плечами и на деревянных ногах, но с гордо поднятой головой, подошел к солдатам и встал рядом с ними. Рядом с ним молча встали смертельно бледные Радклифф и Тенделл, он им крепко пожал руки — они показали себя настоящими джентльменами. И стал на себе застегивать воротник куртки, негоже показывать русским расхлябанность офицера в такой важный момент. А за спиной послышались молитвы и ругань, а также шепот:

— Уходите отсюда, господа, они же вам жизнь оставляют…

Смит только хмыкнул на эти слова, таким не понять, что смерть зачастую лучше бесчестия…

— Господа! Вы нас неправильно поняли! — голос моряка был преисполнен теплоты и любезности. — Никто не собирался вас расстреливать. Посмотрите на своих раненых, они все перевязаны нашими врачами и лежат уже в вагонах. Там вас всех ждет легкая закуска, вы ведь не завтракали. Так, господа?

Дружный гул облегчения разнесся в воздухе, лица у всех порозовели, от сердца отлегло. Броневая дверь с лязгом хлопнула, и казаки выставили три очень больших прозрачных бутыли, размером с ведро, в которых плескалась знакомая для всех заокеанских солдат мутная жидкость. Следом на снег вылетела связка жестяных кружек.

— О-о-о! Рашен уиски вери гуд! — радостно выдохнули воздух солдаты. Моряк подошел вплотную к офицерам:

— В свое время вы пошутили над нашим генералом, предложив ему поединок с «малышом Билли». У нас есть поговорка — как аукнется, так и откликнется. Поздравляю вас, господа, вы с честью выдержали это испытание!

Моряк посмотрел на оживленных солдат, усмехнулся и неожиданно громким голосом сказал:

— Парни! Вы можете гордиться своими офицерами, они не оставили вас в трудную минуту, как некоторые из ваших солдат.

— А мы с ними в вагоне поговорим! Хорошо поговорим, надолго запомнят! — из толпы американцев послышались злорадные голоса, и Смит задумался над тем, как же ему жить в дальнейшем без переводчиков. Ибо даже последнему тупому быку в его Кентукки было бы понятным, что может произойти с его евреями в короткой, до Слюдянки, поездке…

— Здесь есть «малыш Билли»?

— Это я, сэр! — Здоровяк тихо прошепелявил и растолкал солдат.

— Вам подарок от нашего генерала, — моряк достал золотые часы с браслетом и протянул сержанту, — Константин Иванович благодарит вас за поединок и дарит на память вот это. Тут надпись выгравирована.

— «Малышу Билли за дружескую плюху», — здоровяк медленно шевелил губами. Потом поднял голову и потрясенно произнес:

— Так я с генералом дрался?! Надо же… В Иллинойсе не поверил бы никто. А тут часы! Нет, наш бы генерал не стал боксировать…

Смит хмыкнул, представив, как генерал Гревс пытается нокаутировать «малыша». Не получилось, зато этот странный ротмистр, который почему-то скрывал генеральский чин, за секунды уложил здоровяка…

— Смотрите, сэр! — Радклифф протянул руку на озеро, и Смит обернулся. Из-за мыса появился большой ледокол, гораздо больше в размерах любого ледокола, которых капитан видел на Великих озерах. Гигант легко шел вперед, ломая своим стальным форштевнем тяжелые льдины.

— Сигнальщик! Два с недолетом до Слюдянки, — моряк отдал приказ, и тут Смит увидел, что на крыше бронепоезда стоит матрос с большими флажками в руках. И не просто там стоит, а машет ими в какой-то последовательности. Через две минуты два клубка дыма взметнулись на корме и носу ледокола, а спустя несколько секунд на льду вздыбились два взрыва.

— Передай дробь! — офицер повернулся к Смиту и заговорил с ним непривычно жестким тоном:

— Я начальник штаба Байкальской флотилии капитан второго ранга Фомин. До вечера этого дня ваши солдаты должны покинуть Слюдянку, в которую вошли против воли русского командования и вразрез заключенным соглашениям о разделе Кругобайкальской дороги на зоны охраны. Не доводите нас до греха — мой ледокол спокойно расстреляет вас на всем протяжении той стороны озера. На нем дальнобойные морские орудия, потому стрелять сможет с такой дистанции, на которой его ни одна полевая пушка не достанет. А здесь пойдут в атаку бронепоезда и пехота — и я не думаю, что вечер для вас будет приятным. Вы все правильно поняли, капитан?

— Ваш английский превосходен, сэр. Я передам ваши слова полковнику Морроу, сэр! — Смит со злорадством подумал, что новости полковник получит просто ошеломляющие.

— И еще одно. Сегодня на рассвете наши бронепоезда, корабли и пехота наголову разгромили чехов в Иркутске. Я сам только что узнал про эту блестящую победу генерала Арчегова. У чехов убито свыше трехсот солдат, еще свыше пятисот попали в плен. Захвачено 3 бронепоезда, 3 парохода, 7 орудий, множество пулеметов и винтовок. Пока это предупреждение — если они не освободят Верховного Правителя России адмирала Колчака и не вернут нам золотой запас, а также не пропустят эшелоны русских беженцев, которые мрут тысячами, то мы их всех истребим! До последнего! У нас одно желание — иностранные войска должны покинуть Сибирь немедленно, без проволочек. И вернуть награбленное русское имущество!

— Сэр, мы только рады будем покинуть вашу страну. И еще, сэр — ни я, ни мои солдаты, ни американская армия грабежом не занимаемся…

— Потому мы с вами и говорим, капитан. А не стреляем! А вот на одного чеха приходится один вагон русского добра. И вы думаете, что они соизволили его купить за свои кровные?!

— Я так не думаю, сэр!

— И еще одно, капитан. Передайте полковнику Морроу наши предложения. Меха мы ему вернем немедленно, как только он захочет. Нарушать бизнес нельзя, — моряк произнес последние два слова с легкой брезгливостью, непонятной для Смита.

— Можем вернуть и все ваше оружие, за исключением примерно ста тысяч патронов, и так, по малости — пара биноклей, пара-тройка пулеметов и прочего. Сами понимаете — в Иркутске был бой. Вернем и то, что забрали сейчас здесь у вас в качестве трофеев. Но только у нас есть условия…