Черный Лотос - Лора Роулэнд

— Нет, — слабо заспорила Хару. — Он хороший. Он просто чудо. Я люблю его. Думала, и он меня любит…

Девушка закрыла глаза, точно разговор обессилил ее, и Рэйко увидела, что она вот-вот погрузится в сон. Ей твердо верилось, что Хару знает куда больше, чем позволяет сказать ее извращенная преданность. Может, она, как и все сектанты, поддалась обаянию Анраку? Была ли она замешана в его дела? Рэйко снедало подозрение, хотя вид хрупкой истерзанной Хару не позволял ей верить, что ее заблудшая душа целиком обратилась ко злу. Впрочем, едва ли сектанты могли доверить ей что-то действительно важное. Рэйко гадала, насколько сильна над ней власть Анраку и какую услугу она оказала первосвященнику.

— Хару-сан, — начала она снова, — если ты скажешь мне, что затевает Черный Лотос, я, быть может, смогу вытащить тебя из тюрьмы.

Девушка спала, дыша медленно и мерно. Внезапно ее веки дрогнули, а с полураскрытых губ слетел слабый стон.

— Я не знала, что он там был, — пробормотала она.

— Кто был? — опешила Рэйко.

— Светоч Духа, — произнесла Хару. Ее глаза оставались закрытыми; очевидно, она говорила во сне. — Сынишка Тиэ.

— У нее был ребенок по имени Светоч Духа? — Рэйко задумалась, правда ли это или порождение сна Хару.

Та вздрогнула под одеялом.

— Я не хотела, чтобы он пострадал! — вскричала она. — Он не должен был там оказаться! Это вышло случайно!

— Где? — От тягостного предчувствия у Рэйко заныло в груди.

— В хижине, — ответила Хару.

Затем она вздохнула и замерла. Хару спала мирным сном, а обомлевшая Рэйко не сводила с нее глаз. Могло показаться, будто Хару своими руками устроила пожар и ненароком сожгла ребенка, не зная, что он в доме. Хотела ли она просто избавиться от тел Оямы и Тиэ, которым желала зла, или действительно убила их?

Жуткие мысли повергли Рэйко в оцепенение. Отчаянный стук сердца заглушали только вопли женщин из соседних камер да окрики тюремщиков. Слова Хару пробудили ее прежние сомнения. Бесконечные обманы, пожар, убивший ее мужа, попытки очернить других, связь с Анраку — все это, вместе взятое, подкрепляло внезапную догадку Рэйко: во сне Хару призналась в том, чего не помнила — или не хотела помнить — в часы бодрствования.

Вместе с тем Рэйко отказывалась верить, что препятствовала Сано в его служении правосудию. Вполне возможно, что она неправильно истолковала сказанное Хару во сне. Удары по голове и лекарство доктора Ито могли затмить ее рассудок. Верно одно: как ни отвратительно было Рэйко нарушать семейное соглашение об искренности, она никогда не расскажет Сано, о чем бессознательно пробормотала Хару, иначе это приблизит расправу над ней, а Черный Лотос так и останется в тени.

29

А найдутся такие, что будут травить и порочитьЗащитников истинного закона,Их кровь прольется рекой.

Очнулась Мидори с трудом. Ее окружало густое облако сна, сквозь которое пробивался гул далекой молитвы. Голова раскалывалась, во рту пересохло, в желудке стоял ком. Повернувшись на бок, она открыла глаза. Оказалось, она лежит на футоне в просторной комнате, освещенной полосками света из зарешеченных окон. Повсюду вокруг, на таких же матрацах, спали другие женщины. Мидори нахмурилась в замешательстве. Кто это с ней? Где она? Потом до нее дошло, что это, должно быть, ее соседки-послушницы, а находятся они в монастыре Черного Лотоса. Туман в голове прояснился, и девушка вспомнила вчерашнее посвящение — все, до малейших позорных деталей. Она наслаждалась прикосновениями того скользкого типа, приняв его за Хирату! Даже не верилось, что она способна на такое бесстыдство. Должно быть, ее одурманил дым из курильниц, а в крови Анраку было какое-то сонное зелье, потому-то она и забыла, что случилось потом.

Теперь Мидори заметила, что спящие одеты в серые одеяния вместо вчерашних, белых. Некоторые из них были обриты наголо. Когда она вспомнила, что их постригли в монахини, у нее кольнуло в груди, а рука взметнулась к макушке. Нащупав длинные шелковистые волосы, Мидори облегченно вздохнула, хотя и задумалась, почему ее выделили. Оглядев себя, она увидела, что тоже облачена в серое. Должно быть, ее переодели во сне. Мидори переполнили стыд и досада. Она-то считала себя неглупой, и вот — надо же! — попала в сети к Черному Лотосу.

По проходу между футонами шла монахиня, ударяя в гонг.

— Подъем! — скомандовала она. — Пора начинать новую жизнь!

Новоиспеченные сестры завозились, шепчась и зевая. Мидори села и тотчас поморщилась от сильного головокружения. Девушки-служки подали горячий чай и миски с рисом.

— Никаких разговоров, — объявила монахиня.

Получив свою порцию, Мидори поняла, что проголодалась, но вовремя вспомнила об отравленной пище. Если она хочет сохранить здравый ум, то не должна есть ничего, приготовленного в секте.

— Если не хочешь, можно, я съем за тебя? — прошептал кто-то рядом.

Она подняла взгляд и увидела сидящую на соседнем футоне Тосико. Та выглядела сонной; ей тоже оставили волосы. Мидори обратила внимание, что бритва не коснулась самых привлекательных. Тревожась за новую подругу, она громко прошептала:

— Нет, нельзя! В ней может быть…

— Что «может быть»?

Мимо проходили монахини. Мидори не хотела выяснять, чем карается нарушение правил. Еще она поняла, что не может оставить Тосико на милость Черного Лотоса. Придется забрать ее с собой.

— Потом объясню. — Тут любопытство взяло верх, и она спросила: — А что Анраку тебе обещал?

Ответить Тосико не успела: в этот миг монахиня погнала всех на улицу — оправиться и принести воды из колодца для умывания. Потом она повела их в большую молельню. На подворье кипела работа: множество священников и монахинь волокли тюки риса, охапки дров и уголь, кувшины масла, бочонки соленых овощей и связки сушеной рыбы. Мидори недоумевала, зачем секте столько провизии, если вокруг нет ни одного паломника. На нее напал страх.

Черный Лотос действительно распустил всех посетителей. Кроме нее, здесь не осталось никого из внешнего мира. День был погожий и солнечный, но Мидори чувствовала какое-то движение в воздухе, словно бы сгущались невидимые тучи. Ей захотелось поскорее сбежать, пока не стряслось чего похуже. Но возвратиться с одной только историей посвящения, которую не рассказать даже под страхом смерти, Мидори не могла. Приди она с пустыми руками, получится, что ее унижения были напрасными. Вдобавок, убедившись, что секта действительно вредна, Мидори хотела помочь с ней разделаться. «Надо быть храброй, — твердила она себе, — и держаться до тех пор, пока не добуду обещанных доказательств».

В большой молельне их группа примкнула к толпе коленопреклоненных монахов и монахинь. Пожилой священник читал нараспев сутры, которые все должны были повторять. Мидори выбрала место поближе к Тосико и затянула молитву. Сегодня зал выглядел иначе. Зеркала притаились за драпировками, на алтаре горело всего несколько свечей, однако в воздухе по-прежнему ощущался накал прошлой ночи. Старшие монахини и священники стояли у дверей и в узких проходах между рядами молящихся. Пригнувшись, Мидори пихнула Тосико в бок.

— Черный Лотос опасен, — прошептала она. — Из-за него гибнут люди. Здесь скоро случится беда.

— Откуда ты знаешь? — отозвалась Тосико.

Как ни страшно было Мидори раскрыться перед недавней знакомой, другого не оставалось: иначе та вряд ли поверит.

— Я Ниу Мидори, веду наблюдение для супруги нашего сёсакан-самы. Она-то мне и сказала. Моя задача — разведать, что здесь происходит. Как только я это узнаю, сразу уйду. Тебе лучше пойти со мной, если не хочешь пострадать.

Бормоча слова молитвы, Тосико метнула на нее испуганный взгляд. Потом прошептала:

— Я согласна. Что будем делать?

— Чуть попозже я выберусь осмотреться, — ответила Мидори, — а потом вернусь за тобой.

В перерывах между молитвами группы служителей входили и выходили из зала, молясь попеременно.

Через некоторое время монахиня повела Мидори и остальных к зданию, где размещалась печатная мастерская. Одни монахини нарезали там бумагу и разводили в горшках едкую тушь, другие стояли у верстаков, нанося краску на деревянные блоки с вырезанными на ней символами, а затем прижимали их к бумаге. Мидори и Тосико отрядили резать оттиски на полосы с воззванием «Радуйтесь! Грядет эра Черного Лотоса!». За работой следили два священника. Мидори дождалась, когда что-то в другом конце мастерской отвлекло их, и осторожно направилась к двери.

— Куда это ты? — раздался громкий окрик.

Мидори, вздрогнув, обернулась и поймала на себе пристальный взгляд монахини из-за печатного станка. Священники двинулись к ней.

— В уборную, — выкрутилась Мидори, только теперь поняв, что все здесь следят друг за другом.