Третий источник - Дмитрий Кравцов

— Вот ты, Пастор, тут так распинаешься о нежити, в машине циклопа пахло, как у тебя в морге. — Попытался Толяныч вернуть разговор на реальную почву. — Отсроченная смерть, говоришь? Возможно. Я только не могу понять какую работу должен был тогда выполнить слюнтяй, что отсрочили его смерть? Меня куснуть и только? Тогда чего ж сразу не куснул там, на Менделеевской? Ты говорил о нем во множественном числе. Серийное производство ядовитых мертвяков? Ну и ну!

— Спокойно, Фант. Ты только краешком столкнулся с этим, береги нервы. Я ж тебе пока ничего толком сказать не могу. Вот разложим ситуацию, наведем справки, тогда, думаю, многое прояснится.

— Знаете, мужики, — встрял Крот, нашедший наконец, что сказать. — У нас один старлей есть — участвовал во втором Южном. Так вот он как-то по пьяни рассказывал, что у них там проходили обкатку какие-то крутые вояки, так с ними духи даже не вязались — Шайтан, шайтан!!! И уебывать. Жили они отдельно, к ним никого не пускали, и всякие контакты запрещались. Еще говорил, что к ним забирали некоторых убитых и что-то там с ними вроде бы делали. Короче, много интересного рассказывал, но это ж по пьяни…

— Вполне возможно, что это отсроченная смерть в чистом, так сказать, виде… — кивнул Пастор, разливая. — Мы сейчас тоже не по трезвому говорим. Можешь меня с ним свести?

— Конечно.

— Ладно, договоримся. Слушай Фант, ты тут говорил как-то, что мол от одного из этих, — он кивнул в сторону ванной, — пахло, как у меня в морге. Это хорошая зацепка. Очень хорошая. Я наведу справки….

Явились «младшие научные сотрудники». Саша нес в руках аккуратно свернутые носилки с магнитными фиксаторами.

— Наконец-то. — Сказал довольно нетрезвый уже Пастор. — Забирайте в ванной.

И посмотрел на Матрену.

Девочка снова дежурила у зеркала, навострив уши. Толяныч всегда считал, что уши у нее играют в мимике туже роль, что и брови у человека. Сейчас они были строго нахмурены.

— Интересная у тебя кошка, живая. — Пастор покачнулся и попытался, было ее погладить, но Матрена тут же покинула прихожую. — Сейчас такого практически не встретишь. Помнишь, как она на лярвочку нашу сиганула?

— А она Альбу с самого начала невзлюбила. — Толяныч предложил Матрене свою ладонь для изучения.

— Ага, почуяла значит. Интересно бы на нее поближе взглянуть… Ийк!

— Бляха-муха, Пастор! Кошку вскрывать не дам! Может ты и меня захочешь посмотреть?

— Неплохая мысль… Ийк! Не зря же Григорьич в тебе что-то такое увидел. Ну да ладно, мы пойдем…

Мимо продефилировали помощнички с большой дороги, в очередной раз порадовав Толяныча своими мрачными физиономиями. Альбу они несли, как большой куль, туго спеленатый в смирительную рубашку с уже знакомыми росписями. Пастор притормозил у двери, привалился к косяку:

— Пару дней я с ней повожусь, а как все утрясется, я тебе расскажу результаты. — Он потирал руки, как бы предвкушая предстоящее вскрытие, и криво улыбался.

— Пастор! Да ты маньяк. — Толяныч чувствовал страшную апатию. Дико хотелось спать, так что разговоры уже проходили краем сознания. — Не хуже тех, о ком только что тут нам втирал.

— А что, знаешь, как говорят — чтобы остановить маньяка нужен другой маньяк. Так-то. Да, вот еще что: артефакт я у тебя заберу наверное послезавтра. Так будет лучше — чего тянуть. Интереснейшая это вещь — я слышал о подобном. Обычно это называется «Рука Смерти». Или еще «Рука Славы». Кстати на твоем эм-дюке это довольно подробно описано. Обратил внимание?

— Да нет, как-то не до того было. Это же не мой эм-дюк…

— Зря. Страшное оружие, кстати говоря, как раз из мистической реальности. Утверждается, что с его помощью можно заставить человека покончить с собой, а можно — убить другого. Наверняка это еще не все. Ну да там посмотрим, ведь может быть и новодел технический. — Он ткнул Толянычу в руническую бляху на ремне. — Корпус-то можно в любом виде изготовить. Посмотрим.

И тут Толяныч вспомнил еще одну зацепку:

— Постой, Пастор! — Он метнулся в маленькую комнату и отвернул линолеум в углу. Открылось отверстие в полу — бетонная плита имела полость, откуда он извлек сначала ТТ в промасленной тряпке, а затем трофейный крис. — Вот чего я тебе забыл показать.

— Ага! Очень интересно. Эта штука многое объясняет. — Пастор осторожно открыл свой чемоданчик и положил кинжал внутрь, а Толяныч уже расхотел требовать объяснений. — Спасибо. Я тебе его потом верну, если не ошибаюсь, это музейная вещь. Денег стоит. И последнее: пока все не закончится — с Бербером не разговаривай ни в коем случае. Это я сам сделаю, и если будут наезжать, отсылай ко мне, мол, ты не при делах… Ийк! Ну мы пошли, а ты отдохни, развейся, съезди куда-нибудь.

Уже взялся за дверную ручку. Обернулся, глянул хитро:

— Кажется, ты не очень-то мне поверил. Во всю эту чепуху с нечистью, верно? — Толяныч кивнул. — Ладно, может и сам убедишься на досуге… А скажи-ка, где это ты заклинаниям выучился?

— Ты про что?

— А вот про то самое. Эту рыжую ведь ты спеленал, а не я своим шокером. Так мне кажется.

— Да не. Ерунда какая-то! Да как я ее мог спеленать, когда на полу валялся?…

— Матерное слово воздействует на нечисть. И раз подействовало, это говорит, что твоя рыжая подруга — из настоящей. Не псевдо. Ладно, все будет путем. Но будь поосторожнее. Видишь, как твоя кошка в зеркало глядится? А зеркала, между прочим, самый простой путь куда угодно, если конечно знать, как ими пользоваться. А такие люди есть. Так что занавесил бы от греха… Да. Пошел я. Поостерегись несколько дней, эти ребята ох как не любят, когда их так обижают. Могут себя проявить. Но я-то успею раньше.

— Постой Пастор. Один вопрос.

— Фант, мне пора.

— Последний… Насчет этих кругов… Сколько это — «несколько лет»? Когда они сойдутся в точку?

— Ну, брат, у тебя и вопросики. Если б я знал, уже сегодня бы начал личный ковчег строить. Это, натюрлих, вопрос вопросов. Есть, правда, одна теорийка… Ну, что для каждого человека точка это своя. Ин-ди-ви-дуальна-я. Ферштейн? Вот то-то. Пока.

И он ушел.

Толяныч закрыл за ним дверь, и подумал, что надо было предложить Пастору свою помощь. Но сил не осталось ни грамма, и он поплелся на кухню, мимоходом отметив, что Кротельник уже завалился спать. Автоматом маханул рюмку водки и поплелся назад в комнату. В прихожей перед зеркалом по-прежнему сидела Матрена и внимательно смотрела в него, словно сторожила. Может и правда занавесить?

— Нет уж, — Толяныч ткнул фигой в зеркало. — Примета плохая. Точно покойник в доме.

«А ты что, уже в приметы веришь?» — сил отвечать внутреннему соседу тоже не нашлось. Он погладил Матрену по спине. Ммурр… было ему ответом. И тут Толяныч увидел таракана, ползущего по тумбочке и нагло отражающегося в зеркале. Этого Толяныч не любил, и, быстро сорвав тапок с ноги, со всей дури жахнул по тумбочке. Матрена посмотрела на него недоуменно. Таракан в зеркале преспокойно продолжал движение. Вот бляха-муха! Он поднял глаза и слегка покачнулся: в зеркале был таракан. Рыжий как герцогиня, но его самого в зеркале не было! Вернее не было Толяныча, носителя, общей материальной оболочки!