Третий источник - Дмитрий Кравцов

— Нет уж, — Толяныч ткнул фигой в зеркало. — Примета плохая. Точно покойник в доме.

«А ты что, уже в приметы веришь?» — сил отвечать внутреннему соседу тоже не нашлось. Он погладил Матрену по спине. Ммурр… было ему ответом. И тут Толяныч увидел таракана, ползущего по тумбочке и нагло отражающегося в зеркале. Этого Толяныч не любил, и, быстро сорвав тапок с ноги, со всей дури жахнул по тумбочке. Матрена посмотрела на него недоуменно. Таракан в зеркале преспокойно продолжал движение. Вот бляха-муха! Он поднял глаза и слегка покачнулся: в зеркале был таракан. Рыжий как герцогиня, но его самого в зеркале не было! Вернее не было Толяныча, носителя, общей материальной оболочки!

Виртуалка, однако. Псевдо.

Так… Надо бы еще выпить, а то как бы не сжаться в точку. Он пошел будить Крота.

— Слушай, Серега, а куда подевались Танюшки? Я, понимаешь, был в настроении порезвиться, а тут…

— Не нарезвился, бля? — Серега спросонья был зол, как стадо диких кротов. — Знаешь, братан, у меня есть бляди — только дай, но эта!!! И где ты только таких находишь? Я рта не успел открыть, как она уже у меня в штанах ковырялась! Ну девка, ну огонь!

Крот вскочил и помелся на кухню, поддергивая на ходу трусы. Взял сигарету и закурил.

— Ну чего, по одной и спать? — Он уже разливал, так что отказываться смысла не было. — А бабы… Они отвалили почти сразу за тобой, что я их держать должен что ли? Обещали позвонить. А тут эта… заявилась — тебя спрашивала. Дальше сам видел…

— Мудила!!! Ей же Рука эта сушеная нужна была! Ты что, не вкурил, о чем тут Пастор битый час разорялся?!

— Да ну его, нажрался и понесло. Фигня это все — псевдо-шмевдо.

— Да я тебе верняк говорю. Оружие это! Вот за ним и охота пошла. А еще мне та старуха у Мурзика эм-дюк дала, так там все в цвет, точно так как Пастор говорил. Сердце, голова, рука. Понял? Если кто соберет все три вместе, такое будет! Может даже конец света.

— Да? Ну тогда за наше здоровье. — Крот проявил здоровый материализм. Думаю, оно нам еще понадобится.

— Типун тебе на язык!

И они завалились спать.

…Фантик проваливался в сон все глубже. Да и на сон-то это было мало похоже — сырая и промозглая мгла утягивала его вглубь себя со все возрастающей скоростью. И скоро движение превратилось в падение в бездну. Подспудно Фантик знал, что дна нет и не будет, и что он улетает все дальше от своего мира. Становилось все холоднее.

Его охватила паника.

И тут же он шлепнулся на гладкую, как стекло, черную поверхность и распластался на ней, как лягушка. Удар выдавил из легких воздух, но падение прекратилось. Однако перевести дух не удалось — опора оказалась наклонной, к тому же — идеально ровной, и он отчаянно прижался к ней всем телом, раскидывая ноги и руки, пытаясь присосаться, прилипнуть, чтобы замедлить свое скольжение к краю — в том, что край близок, Фантик не сомневался — и все же продолжал скользить.

И вот он, край…

Фантик в последней попытке растопырил даже пальцы, стараясь увеличить площадь соприкосновения с поверхностью, но это не особо помогло, и ноги повисли над пропастью. Край больно врезался в ребра, но вдруг среди судорожных конвульсий мысками сапог Фантик нащупал опору. В воображении возник огромный черный куб или скорее пирамида, привешенная в черной же мгле. Но это длилось лишь мгновение, поскольку опора, пусть мифическая, но была, и диким напряжением мышц он все же остановился и замер, упираясь животом в острую грань, в нелепой позе, полностью противореча законам физики, и…

И сорвался.

Причем, скольжение возобновилось по этой новой плоскости, но в спину хлестнули струи дождя — жутко, противно и холодно. Поверхность стала мокрой, а руки мгновенно окоченели. Эге, а сторона-то — подветренная.

И снова острое ребро впивается в грудь, и снова мгновение неподвижности, скрип сухожилий и зубов, и снова срыв… И так без конца…

«А чего я собственно рыпаюсь? — вяло подумал Фантик, — не падаю ведь…»

И тут же упал.

Но это падение было отлично в корне. Скорее — плавный спуск или планирование перышка.

Фантик вынырнул на свет, как истребитель из облаков, вот только облаков-то он и не заметил.

Внизу расстилалась ровная зеленая равнина, неровно рассеченная рекой, как на пейзаже Куинджи. Черное небо с неестественно белым светилом в зените. И здесь разворачивалось целое действо — по траве носились кони, сшибались, разбегались и сшибались вновь…

Постепенно Фантик въехал в происходящее — на его стороне реки метался белый жеребец с черными копытами и ноздрями. Он пытался помешать перейти реку огромному вороному, сталкиваясь с ним грудь в грудь и сбрасывая того назад в реку. Почему-то Фантик решил, что все это имеет к нему непосредственное отношение и наблюдал за ходом поединка некоторое время…

Вдруг картина резко сменилась, и он уже стоял на вершине холма, нет, скорее даже на некоем гребне типа водораздела. Поверхность плавно спускалась, гребень чуть заметно изгибался правее, а внизу, в долине клубился густой туман. Словно гигантская чаша с кипящим молоком. Фантик ждал восход солнца, но почему-то был уверен, что солнца так и не дождется. Потому что его здесь просто нет. Только эта огромная яркая лампа в зените.

Из-за плеча его доносился усталый голос:

«Я не смог ничего сделать, он прорвался…»

— Ладно… — сказал Фантик и проснулся.

Некоторое, довольно продолжительное время Толяныч лежал, тупо глядя в потолок и пытаясь осознать, где же он все-таки находится? Тревога в душе не проходила. Потом слегка дрогнула малютка — это девочка мягкими лапами вспрыгнула на кровать, и вдруг он остро пожалел, что рядом нет Пички. Э-эх…

Крот в маленькой комнате храпел, как дизельный движок.

Матрена потопталась на подушке рядом с ним, умащиваясь, и наконец улеглась, предварительно обнюхав ему лицо.

— Привет, девчонка… — Толяныч погладил кошку. — Знаешь, как бороться с этим самым псевдо? Так я тебе скажу: вырубить на хрен всю виртуалку разом. Спутники посбивать, ретрансляторы снести. И все!

Толяныч обнял кошку и под ее урчание заснул крепко и без сновидений.

Часть 2

ПОВТОРНАЯ КОРРЕКЦИЯ. (БРОНЗА)

«Вот тебе и раз!!!» — подумал Штирлиц.

«А вот тебе и два!!!» — подумал Мюллер.

1

— Так, бляха-муха. Значит, одной лярвы вам показалось мало. Теперь, значит, за мной приехали. На предмет вскрытия? Или артефакт наконец понадобился? — Говоря так, Толяныч прикрывал один глаз, дабы хоть как-то навести резкость. Сказывался почти трехдневный загул. И главное — его упорно не оставляло ощущение, что ситуация, в которой он пробудился от тяжкого сна уже имела место быть. Где-то на краю сознания дребезжало недоброе предчувствие.