Черта - Ольга Резниченко

— Что?

— Они сами смогут себе помочь, и очень даже… плодотворнее, результатней,

чем кто-либо другой.

— Не понял?

— Секс. Близость. Физическая и духовная — в этом случае, это будет — самое лучшее лекарство.

— Маргарита, Вы… что… смеетесь надо мной???

— Ни капли.

И потому мой Вам совет, а хотите — просьба…

— Ну?

— Вы же выделяете отдельные жилые комнаты для персонала?

— Что??

Неее. Я понял, к чему клоните.

Ни за что… не могу…

Тогда ко мне очередь сразу нарисуется за такими "подарками".

Не могу…

— Что же… кто бы сомневался…

Трусость всегда равна нежеланию.

Что Вас толкает на такое решение — судите сами.

— Очень смешно, — нервно скривился…

— И вообще-то, всё это в ваших же интересах.

Сомневаюсь, что пройдя тот ад, разлуку…. первую ночь вместе… они просто так проведут, обнявшись, как дети.

А наворачивать всю казарму на дурные мысли и желания — плохой ход.

Не считаете?

(прощальный взгляд — и пошагала к двери, намеренно неспешно).

— Маргарита!

— Да? — "нехотя" обернулась.

— Я… я, действительно, не могу.

— Ладно,

не переживайте.

Я дам им свой кабинет.

Лично для меня одна ночь поблажки — не смертельно.

И я всегда контролирую свои решения — они не подвластны чьему-то влиянию.

Или неоправданным просьбам.

— Дай Бог.

(Юра)

— Юра, вот вам ключи…

— Зачем? Я могу ее унести…

— Слушай, и не перебивай меня. В шесть утра я заступаю на смену. Так что… до этого времени — вам уж точно никто не помешает.

В принципе, здесь всё ценное в сейфе храниться, но лучше кабинет открытым не бросать.

— Хорошо.

— Я думаю, побыть вам наедине… не помешает.

И… если что,

то презервативы — в верхнем ящике.

(многозначительная улыбка на прощание — и вмиг захлопнула за собой дверь).

Глава Пятьдесят Пятая

(Света)

— Юр…

— Да, котик. Я здесь…

— Что произошло? Где мы? — нервно дернулась, лихорадочный взгляд по сторонам… Но мрак, мрак мало что давал увидеть.

— Не переживай. Мы у врача в кабинете.

— З-зачем?

— Успокойся, успокойся… ни о чем не переживай… — и вмиг его губы накрыли мои, вбирая воздух,

целуя, лаская…. вливая дозу удовольствия по невидимым жилам в меня.

Жадно уцепилась за рукава, прижимаю, тяну к себе, насильно целую в ответ.

Рассмеялся, радушно рассмеялся.

— Все хорошо, хорошо… — нежно, заботливо провел рукой по волосам и тут же чмокнул в лоб.

— Я, я когда проснулась… тебя…

Стоп.

Это опять сон? Снова я сплю? Ты мне снишься?

(захохотал, захохотал)

— Если сон, то уж тогда ты мне снишься…

— Издеваешься?

(и снова нервозный смех вместо простых, честных эмоций)

— Бог мой, Киряева… А ты не изменилась. Все такая же моя дундука.

— Кто?

— … дурочка.

(возмущенно ахнула, надулась)

— Значит так?

(милая улыбка, а затем вмиг наигранная серьезность, губы трубочкой)

— Да.

(хотела было подыграть, но сил, сил… и желания не хватило)

— Я скучала. Безумно скучала.

(молчит, молчит, пристально разглядывая мое лицо)

— А как ты сюда попал? Надолго?

— Навсегда.

— А попал как?

— Давай не будем об этом. Завтра всё расскажу.

— А сейчас что?

— А сейчас, — вмиг прильнул, прильнул так близко, что глаза сами невольно закрылись от волнения, а губы… губы жадно стали внимать каждому, пусть даже незначительному, порыву дыхания, теплу, жаркому, безумному теплу,

— а сейчас… мы напомним друг другу, как это быть счастливыми…

Притиснулся, прилип своими устами к моим. Нежно, ласково провел рукой по груди…. нырнул под майку — рывок и стянул, содрал ее к чертовой матери.

— Й-юрий Дмитриевич, — пытаюсь язвить (а сама дрожу, дрожу от страха и волнения, как в первый раз), — вам не кажется,

что Ваше поведение… очень непедагогичное.

(рассмеялся, захохотал)

Ловкие движения — и расстегнул мне брюки.

— Я тебе сейчас покажу "непедагогичное". Ишь, когда вспомнила…

— Ещё скажите, что я Вас сама провоцирую, — (спешно приподнялась — помогая снять долой ненужную одежду).

— Наконец-то, наконец-то я окончательно узнаю свою Киряеву.

— А я своего брюзгу.

— Ах, я — брюзга??? — возмущенно вскрикнул (повис, повис сверху, губами едва не касаясь моих).

— В-вы! — гавкнула я (немного заикнувшись от напора, усилий в миг, когда расстегивала ремень на его брюках).

— Ну, Киряева. Сейчас ты у меня за всё ответишь. И за сломанную мою рацию тоже.

— Черт. Ты что…. до сих пор помнишь?

(искренне удивилась я)

— Ха, еще бы. Я ее за собой таскал, как самое драгоценное, что у меня есть. Что напоминало о тебе, моей сумасшедшей стервочке.

— Как мило…

дык, Вы… еще и романтик!

— Еще какой… — поцеловал, поцеловал, жадно, алчно,

(будто я — последняя капля влаги на планете)…

— Светик, я люблю тебя. И никогда не брошу.

Помни это, и больше не совершай глупостей.

Молю.

Вскрикнула, вскрикнула…

… не то от счастья, безумного, душевного,

не то от неистового физического удовольствия.

Еще, еще движение — и окончательно ворвался в меня, сметая все сомнения и страхи…

Вмиг прижался губами в порыве чувств к моей шее, но замер — нет, нет сил отвлекаться на поцелуй.

Движение, резкие, жадные… толчки, по нарастающей от нежности

… к дикой, жадной страсти.

Кричу, рычу…

Мой, его стон,

… сдержанные смятением звуки.

Умираю, умираю и снова возрождаюсь.

Теряю, теряю себя… окончательно схожу с ума.

И вновь чернеет в глазах, а в голове становиться пусто. Пусто, свободно и легко…

… безудержное удовольствие разрывает весь мир на мелкие кусочки

оставляя лишь его и меня.

Глава Пятьдесят Шестая