Независимость Грузии в международной политике 1918–1921 гг. Воспоминания главного советника по иностранным делам - Зураб Давидович Авалов

Чрезвычайно широкая постановка вопроса обрекала вопрос об армянском мандате на провал; да и в Соединенных Штатах уже давно обнаруживалось настроение враждебное планам и затеям президента Вильсона. Это было чрезвычайно печально – и для Армении, и для ее соседей. Дело было испорчено с самого начала – ни с чем не сообразной схемой Армении, включающей Эриванскую республику, целых семь турецких вилайетов и Киликию. Если исходить отсюда, то неизбежен был вывод генерала Харборда о включении в мандат заодно всей Турции. Но ведь можно было (и следовало) исходить из более скромной программы – Эриванская Армения и части смежных вилайетов!

Впрочем, заключения генерала Харборда держались пока в секрете. Вопрос о мандате ставился теперь в прямую зависимость от более общих вопросов – о ратификации Америкой Версальского мира, о принятии ею Лиги Наций. Путь обещал быть долгим.

Но еще 20 ноября 1919 г., незадолго до отбытия американской делегации из Парижа[156], один из чинов ее уверял меня, что отзывы генерала Харборда о Грузии самые благоприятные, что, если Соединенные Штаты возьмут мандат в Армении, они займутся и Закавказьем и т. д.

Незадолго перед тем буквально то же самое говорил мне председатель армянской делегации Агаронян. «Главное, – по его мнению, – установить поскорее контроль армянского правительства, хотя бы над Ваном и Алашкертской долиной – дабы положить основание объединенной Армении. Наша миссия, отправленная в Америку, была принята комитетом сената в самый день прибытия ее в Вашингтон. Со всех сторон она получила заверения в том, что судьба, во всяком случае, Армении будет обеспечена. Харборд и Хаскел высказывались в этом же смысле. Национальное движение Мустафы Кемаля до известной степени блефует» и так далее.

Надо признаться, что самый осторожный человек мог поверить в действительность американских заверений. Не удивительно ли, что с этим «мандатом» вышло напоследок столь прискорбное недоразумение, когда «недоразумением» оказался в Вашингтоне и Версальский договор, и в частности положение о Лиге Народов, и проект англо-американской гарантии неприкосновенности Франции?

А главное: пока солнце взойдет, роса очи выест. Солнце и не взошло.

К концу 1919 г. вопрос о материальной и политической поддержке Закавказских республик путем мандата, осуществляемого какой-либо великой державой, уже утратил значение непосредственной, практической возможности: слишком много препятствий мешало осуществлению этой мысли. Нерешительная политика Великобритании и Италии – ввиду казавшегося возможным восстановления России как «союзной державы», а также ввиду внутренних затруднений самих будущих «мандатариев»; несогласованность, разноречия в действиях Закавказских республик; новизна, неожиданность вопроса, неподготовленность к нему европейских правительств; чрезвычайная обремененность Европы более знакомыми, более важными и не менее затруднительными задачами; наконец, длительная канитель с американским мандатом, все тормозившая и ничего не дававшая, – вот причины, делавшие невозможным в 1919 г. международное разрешение закавказских вопросов.

Глава XXVIII. В конце 1919 года

72. Последние предубеждения

Как видно из изложенного, вопрос о способах упрочения независимых Закавказских республик и о согласовании их независимости с общими течениями европейской и азиатской политики победителей все же занимал, в некоторой мере, внимание Англии, Италии, Соединенных Штатов.

Что касается Франции, она, в общем, более твердо и более определенно стояла на почве необходимости скорейшего восстановления России (путем поражения советской власти белыми). Эта доктрина заставляла Францию смотреть с большим скептицизмом и опаской на новые республики. Грузинская делегация в Париже довольно прилежно работала в разнообразных политических кругах, чтобы преодолеть предрассудки, казавшиеся непоколебимыми. Нельзя сказать, чтобы успех наш в этом отношении был велик; это видно из нижеследующего эпизода.

Различные перипетии практического вопроса об усилении товарообмена между Францией и Закавказьем (этим делом грузинская и азербайджанская[157] делегации занимались в Париже совместно) потребовали выяснения официального взгляда французского правительства на две союзные республики. По разным обстоятельствам, которых можно не упоминать, способом для выяснения этого взгляда был избран письменный вопрос, поставленный министру иностранных дел видным депутатом де Монзи.

Ответ господина Пишона, появившийся в «Журналь офисьель» 6 сентября 1919 г., заключался в следующих четырех пунктах (соответственно заданным вопросам):

1. Кавказские республики не признаны юридически французским правительством;

2. Французское правительство не признало этих республик фактически. Положение на Кавказе довольно смутно и неустойчиво. Так, существование Закавказской республики представляется в настоящее время шатким. Что касается Грузии, она находится в борьбе с русскими и армянами;

3. Французское правительство не переставало свидетельствовать величайшую симпатию кавказскому населению, сообразно традициям и интересам Франции в этих странах. Делегациям различных кавказских народов было разрешено прибыть в Париж. Французское правительство продолжает иметь представителя в Баку, Батуме и в Тифлисе. В последнем пребывает равным образом военная миссия, посланная до того, как началось сепаратистское движение.

Наконец, в п. 4 говорится о готовности правительства республики содействовать товарообмену между Францией и Кавказскими странами.

В ответе Пишона интереснее всего было указание на то, что французская военная миссия была послана в Тифлис еще до «сепаратизма» – подразумевалось, в отличие от миссий английской, итальянской и других, отправленных туда действительно после провозглашения независимости Закавказских республик. Этот оттенок имел свое значение ввиду тогдашней русской политики Франции, вовсе не поощрявшей «сепаратизмов».

Грузинская делегация ответила на эти разъяснения французского министра особым письмом, в котором прежде всего указывалось, что Закавказской республики, положение которой, по мнению господина Пишона, столь «шатко», вообще в природе не существует (еще с 26 мая 1918 г.!); что, «несмотря на некоторые разногласия между Грузией и Арменией, страны эти не находятся в борьбе (!); что, как всегда, Грузия служит убежищем для армян, преследуемых в других местах, и через Грузию Армения сообщается с Европой; что среди соседей Армении нет, во всяком случае, нации, с которой армяне находились бы в столь благоприятных отношениях, как с грузинами».

Характеристика «смутности и неустойчивости» не могла быть, по нашему мнению, одинаково простираема на страны Северного Кавказа, бывшие тогда театром либо Гражданской войны, либо завоевательных устремлений Добровольческой армии, и на Закавказские республики. Ссылаясь далее на факты, подтверждавшие постепенное устройство государственной жизни Грузии, и на условия, в которых в действительности протекал начавшийся уже тогда товарообмен с Францией, мы указывали, какое отрицательное влияние могло иметь на французскую предприимчивость отношение к Грузии французского правительства, нежелание его признать ее ни фактически, ни юридически. В заключение выражалась все же уверенность, что «не будет отказано в признании демократии, доказавшей свою устойчивость в самых трудных условиях».

Ближайшее будущее показало, что мы не заблуждались.

73. Накануне признания

Многообразная работа грузинской делегации в Париже имела значение для пропаганды вопроса о Грузии и Кавказе перед сложной и многоликой аудиторией «кулуаров» конференции; трудами всех вообще окраинных делегаций создавался противовес не допускавшему никаких послаблений централизму русской неофициальной дипломатии.