Вейн - Инна Живетьева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Два.
…Совсем не холодно, там – жаркое солнце, зависшее над холмом. Ну же!
– Один.
…Дотянуться!
– Ноль.
Юрка перевел дыхание.
– Фигня. Я не верю, что ты выстрелишь.
Егор пожал плечами. Вспрыгнул на рельс. Удерживая равновесие, махнул рукой с арбалетом и сверху вниз посмотрел на Юрку.
– А вдруг? Мне очень нужно домой. А я торчу тут из-за тебя. Все из-за тебя! И Грин не пришел, и в скит отправили, и Евсея убили, и сейчас… Ты виноват! Я бы давно уже был дома, если бы не ты!
Юрка сглотнул. Арбалет снова уперся ему в грудь, но теперь стало по-настоящему страшно.
– Не веришь… Между прочим, я уже убивал. Это легче, чем кажется. Давай! Выводи! Хоть что-нибудь сделай!
Палец дрогнул на спусковом крючке.
– Десять. Девять, – чеканил Натадинель высоким от ненависти голосом.
Стремя давило все сильнее. Юрка отступил на полшага – дальше не пустил Егор, вцепившийся в куртку.
– Восемь. Семь.
У него же глаза сумасшедшие!
– Я не шучу. Шесть. Пять.
Ориентиры выкатились, точно шарик на подставленную ладонь. Юрка потянулся…
– Четыре. Я убью тебя.
Пальцы ощутили гладкое дерево, скользнули по резной грани, но не смогли ухватить.
– Три.
Он не выстрелит.
– Два!
Он не…
– Один!
Юрка зажмурился. Звенел воздух – или шумело в ушах?
– Идиот, – бесцветным голосом сказал Егор. – Я же чуть…
Толкнул в плечо, отошел.
Юрка медленно открыл глаза. Падали снежинки и таяли на пересохших губах. Болела грудь, там, где в нее упиралось стремя.
– Ты бы не выстрелил.
Егор выругался.
– Ты бы – не выстрелил! – крикнул Юрка.
Все еще шумело в ушах, и он не сразу понял, что идет состав.
– Сюда! Быстрее!
Натадинель оглянулся.
Юрка расставил ноги и пригнулся навстречу поезду.
– Руку давай! Ну!
– Сдурел?! Уходи!
– Я смогу!
– Убьешься!
Поезд оглушительно гудел, пытаясь смести мальчишек с рельсов. Юрка не слышал, что кричал Егор. Ударило воздушной подушкой.
…Резные столбики. Дорога. Город…
Стальная морда приближалась. Рев стал невыносимым. Егор пихнул в бок, но Юрка рванулся вперед и упал на колени, увлекая Натадинеля за собой.
…Вытоптанная проплешина. Горячая земля…
Серебристый металл, разрезающий воздух.
– Мама! – Кажется, он заорал.
Покатился, понимая – уйти не успеют. Хрустнуло в плече. Юрка согнулся, ожидая страшного удара, – и закашлялся, касаясь губами спорыша.
Трава пахла загустевшим от жары соком и пылью. На нее и вывернуло желчью.
– Пусти, – прохрипел Юрка, выдирая руку из цепкой хватки Егора.
Тот повернулся, показав белое лицо. Глаза – огромные, черные, зрачки заняли почти всю радужку. На прокушенной губе проступила кровь.
– Ну ты… Ты… – Подбородок у него трясся, мешая говорить.
Юрка засмеялся, но тут же сбился на кашель.
– Ненормальный, – выдохнул Егор.
– Какой есть.
Боль медленно, толчками, отступала, оставляя руки-ноги ватными. Наверное, так чувствует себя препарированная лягушка, подумал Юрка.
Сел, придерживаясь за поясницу. Мотнул головой.
– Все, конечная станция – Бреславль. Твою мать, чтобы я еще раз…
Снова вырвало. Юрка отдышался и подставил ветру мокрое от пота лицо. С волос капал растаявший снег.
– Это – Бреславль? – растерянно переспросил Егор.
Юрка обхватил руками колени и посмотрел с холма на город. Протыкал небо шпиль на башенке. Где-то там, дальше, за сонмом алых от рассвета крыш, стоял рыцарь с мечом, и голуби гадили на его шлем. Текла Ранна, шлепали по ней колесные пароходы. Сидели мальчишки с удочками, возле них крутились коты.
– Тот самый?
Юрка сорвал травинку и потянул в рот.
Тот самый, но Зеленцова в нем, скорее всего, нет. С чего бы вейну куковать на одном месте? Это же не Алекс Грин, который надорвался. Значит, все заново: обойти гостиницы, задать один и тот же вопрос. Поморщился, представив, как будет стоять перед клерком и неловко совать деньги.
А потом? Снова в дорогу? В другой город, в другой мир? Юрка выплюнул измочаленную травину. Конечно, есть шанс, что повезет. Какой-нибудь хлыщ листнет талмуд, сверится со щитком для ключей и скажет: «Да, господин Зеленцов в номере». Останется лишь подняться, постучать в дверь – и?..
Юрка провел ладонью по лицу, стирая пот и талую воду. «Не хочу», – понял отчетливо.
– Пойдем? – спросил Егор. Он стоял, вытянув шею, точно мог отсюда разглядеть «Хрустальный колокольчик».
– Ага, побежим, – раздраженно отозвался Юрка. – Я тебе что, грузовой лифт?
Егор смутился. Сел, положив арбалет на землю. Уставился жадно на город. Юрка его понимал – там был Грин. И вейну ничего не стоило спуститься на набережную, кликнуть извозчика и доехать до узла. Взять сына подполковника Натадинеля за руку…
– Мне кажется, я вернусь, а ничего и не было, – сказал Егор. – Будто все приснилось. Зайду, мама скажет: «Ну и где тебя носило?» Потом отец приедет, и Макс вместе с ним.
Юрка хмыкнул.
– Смешно, да? – спросил Егор.
– Дурак, – сказал Юрка и сам услышал, сколько зависти у него в голосе.
Закрыл глаза. Утреннее солнце трогало лицо теплыми пальцами. Идти никуда не хотелось.
Юрка встал.
– Ну, чего расселся? Потопали.
В воротах застряла груженая телега. Мужик, бросив вожжи, рассчитывался за въезд. Он медленно опускал в прорезь на крышке сундука медяшки, ощупывая каждую напоследок. Очередь напирала, волнуясь и покрикивая. Шуму добавляли козы, привязанные к задку телеги, и ребенок на руках молодухи. Юрка поморщился от этого гвалта – у него ломило виски.
Егор смотрел на толчею растерянно.
– А как же мы? Я здесь часы не продам!
Юрка сунул руку в карман джинсовки и пошевелил пальцами в дыре, с трудом зацепив монету.
– Кое-кто оказался более предусмотрительным. Опа! – Он подбросил и поймал золотой. Солнце высветило чеканку – толстощекий хомяк под двумя колосками. – Я еще по дороге в скит деньги заныкал. Так что можешь папочкины часики поберечь.
Егор глянул, точно хотел возразить, но смолчал.
Выстояли очередь. Натадинель переминался с ноги на ногу, трогал железную бирку. Юрка искоса поглядывал на него и злился, сам не понимая из-за чего. Пригревало солнце, подсушивая мокрую от растаявшего снега куртку, но все равно познабливало.
Стражник разменял золото серебром и засаленной медью, предупредив, что за арбалет – двойной взнос. Звякнули, упав в сундучок, монеты.
– Исторический момент, – сказал Юрка, проходя в ворота. – Можешь вдохнуть долгожданный воздух Бреславля. Граждане туристы, посмотрите налево, вы видите хомяка – символ торгового города!
Егор послушно посмотрел.
– Ладно, – оборвал себя Юрка. – Потопали.
Он повел по единственной дороге, которую помнил. Акация отцвела, шелуха потрескивала под ногами. Возле амбаров разгружали телеги и громко пререкались у весов. С базара тянулись покупатели. Толпа закружила, поманила за собой, и Юрка едва не заблудился. Вовремя узнал магазин с безголовыми манекенами, свернул и увидел в конце улицы фонтан. До него оставалось еще несколько кварталов, когда заметил у театральной тумбы пролетку. Извозчик загородился газетой, на первой странице – крупные буквы: «Храм Двуликого в Йкаме закрыт».
– Свободны? – спросил Юрка.
Газета опустилась. Извозчик посмотрел с высоты козел, и Юрка сразу вспомнил, какие на нем грязные штаны и куртка. Егор выглядел не лучше, да еще с арбалетом на плече.
– Не в обиду будет сказано, но деньги у вас имеются?
Юрка показал серебряную монету. Или хватит меди? Он не обращал внимания, сколько платил Дан.
– В «Хрустальный колокольчик».
– Желаете по набережной, мимо Гостиного двора или как побыстрее?
– Побыстрее, но через площадь, где рыцарь стоит. Здоровенный такой, с мечом. Знаете?
– Залезайте.
Пролетка, дребезжа, тронулась.
Возле памятника было людно, играл маленький оркестр. Юрка привстал, всматриваясь, но Почтовика не увидел. Плюхнулся обратно на сиденье, раскинул руки и развязно сказал:
– Неплохой городишко. Может, подзадержусь тут. Эй, слышишь, нет?
Егор рассеянно обернулся.
– Останусь, говорю! – повторил Юрка.
– Зачем?
– А так просто.
Натадинель снова уставился в спину вознице, и Юрка цыкнул сквозь зубы.
Пролетка втиснулась в узкий проулок, поплутала между тесно стоящими домами и вывернула на немощеную улицу. Потянулись заборы, над ними поднимались кроны деревьев. Юрка глянул на Егора – сидит, вцепившись в арбалет, по сторонам не смотрит. Кажется, мог бы, вперед лошади побежал. Не удержавшись, ткнул его в плечо пальцем.
– Чего? – вздрогнул Егор.
– Проверял: взорвешься ты или нет?
– Очень смешно!
Заборы кончились. Пролетка съехала под горку и выкатила на широкий проспект. Юрку ослепило солнце. Тут пахло рекой, хотя ее по-прежнему не было видно. Сырой ветер заставил поежиться.