Сетевые публикации - Максим Кантор

Дело в том, что стоик (по определению) не уравнивает свои сдержанно скрываемые страдания — со страданиями коллектива. Напротив того, стоик становится стоиком оттого, что рядом с народной бедой — его собственная проблемка не стоит и ореховой скорлупы. В этом и смысл «Нравственных писем к Луцилию». Здесь же все ровно наоборот: общекультурная и общенародная драма как бы концентрируются в сдержанном достоинстве говорящего. И это крайне фальшиво. То есть, пока юный, пока «с посмертной моей правотою», до этих пор все в порядке. А когда уже про Афганистан и капитана Немо — то фальшиво до ломоты в зубах. В конце концов это стало очень пошлой риторикой. Вот этому почти настоящему гражданскому чувству, «стоицизму наоборот» — легко обучились.

Читаю сегодня стихи — про «терпеть все это». Нормальные гражданственные бродскообразные стихи, почти как настоящие, сделаны по хорошим рецептам. Но вот это «почти» мешает.

Терпеть «все это» — что именно терпеть? Уточните направление гнева. То, что Абрамович и Прохоров — воры, а мы стесняемся сказать, что все богатство нашей страны принадлежит ворам? Как-то неловко вслух произнести, что все свободолюбивые реформы были бандитскими, не одна реформа, не три, но все до единой. Что капитализм — это не хорошо, а плохо? Вот это терпеть трудно? Что история страны оболгана? Что народ снова закрепощен — и прочнее, чем при коммунистах? Что интеллигенция подалась в обслугу? Что кодекс чести русской литературы — сострадание — освистан? Вот это трудно терпеть? Или трудно терпеть дорогие часы на руке Патриарха? или трудно терпеть, что выборы фальсифицированы? Последнее тоже противно, спору нет.

Но поэт, гражданин, гуманист, русский интеллигент тем интересен, что он не удовлетворяется обличением лужи перед домом во время наводнения. А если он обличает лужу — он настоящий поэт, даже если про лужу глаголом жжет сердца. Он не защищает одного вора от другого вора, он не отделяет одно преступление от системы преступлений — так среди гуманистов не принято. Он защищает всех сразу — а себя и свое терпение не защищает вообще.

Все, что говорится в последние месяцы — как длинный комментарий к поэзии Бродского. Вот был поэт — а вот поколение говорунов, которое выросло на его пустой риторике. Слова во рту есть, слова звучат и стукаются друг об друга, и гражданственный шум производят. И слова почти настоящие. А смысла никакого нет.

Историк начала века (26.05.2012)

Существует мнение, что прусское юнкерство — кирпич конструкции Бисмарка — явление в европейской истории уникальное: мелкий землевладелец-низший офицерский чин. Небольшой достаток и солдатская дисциплина.

Крупный землевладелец Франции или России — он и чин имел крупный, из таких военную машину не сложишь, а крестьянские рекруты не имеют материального интереса.

Так вот, этот институт юнкерства историки обнаруживают и в Британской империи — в колониях: военная служба и администрирование в Африке и в Индии дали сотням тысяч доход, земли и офицерскую ответственность.

Когда Британская Империя распрощалась с колониями, это офицерство вернулось домой богатым — и стало оплотом трона и страны. Их доходы не обесценились.

Вообразите, что было бы, если бы распад империи совпал с изменением системы хозяйствования и деноминацией — как это было в Советском Союзе.

В щели между расколотыми республиками провалилось много сотен тысяч — кабы не миллионов — представителей социалистического юнкерства — превратившегося в одночасье в пауперов.

Это я говорю к тому, что в эти дни проходит чествование Ельцина — и ровно те же либеральные люди, которые требуют отставки Путина, славословят Б.Н.Ельцина. Так, Эхо Москвы пишет о том, что БНЕ дал свободу, а народ оказался недостоин ее, а Известия рассказывают, что БНЕ помиловал восставших. И вообще, он герой. Трактовка появилась: «Путин вкрался в доверие и обманул» рассеянного гиганта.

Так вот, историческая память необходима.

Президент Ельцин сделал для страны следующее:

Он развалил Советский Союз, и миллионы лишились прав.

Он начал внутреннюю войну

Он раздал народное имущество нескольким воровским кланам — и мы знаем, что аукционы были фиктивны

Он расстрелял народом избранный парламент

Он стал марионеткой новых буржуев

Он выпросил себе личную неприкосновенность и ушел на покой.

Предполагаю, что в истории России не было человека (включая Гришку Отрепьева, Гитлера, Батыя и Сталина) нанесшего стране сопоставимый ущерб.

А теперь сложите два и два: отставка Путина и слава Ельцина. Отсутствие программы при смещении тирана (ср. Пусть каждый берет сколько сможет — лозунг БНЕ) обещает стране новый славный период. Как сказал поэт: трудно «терпеть все это».

В советских детективных фильмах (27.04.2012)

В советских детективных фильмах всегда оказывалось, что главный бандит в прошлом был власовцем или полицаем. А дед преступника был петлюровцем. В финале, когда преступника арестовывали, он показывал свое истинное лицо и кричал милиционерам: «и вообще я вас, красных, ненавижу! Суки коммунистические! Не добил вас Гитлер! Сгинете скоро, падлы красные!»

Когда я смотрел эти фильмы, то смеялся над топорной пропагандой: уж прямо, если вор, так непременно и гитлеровец в прошлом. Если колхозное добро крадет — так уж прямо у атамана Краснова в денщиках ходил.

Я не верил в пропаганду. Тогда свободолюбивые мальчики пели песню «скоро стая акул капитала разметает Советский союз» — трунили над советской демагогией. Дескать, где вы таких акул-то видали? Все вокруг хотят добра, только Россия злая.

Затем Советская власть рухнула. В ней было много дурного, но в ней была наша жизнь тоже. Наши мамы и папы любили друг друга и гуляли по улицам советских городов, которые стремительно рассыпались.

Российская империя распалась на части, а части разделили на улусы.

Хозяевами улусов стали богатые люди, часто нечестные. Многие из них были ворами, некоторые — убийцами. И хотя мы все повторяли строчки «ворюга мне милей чем кровопийца» мы постепенно поняли, что кровопийцами становятся те, кто защищает награбленное. Но все-таки они же не фашисты: ну награбили, ну постреляли — перемены, чего хотите?.

Затем появились правозащитники нового толка. Прежние правозащитники боролись с тоталитаризмом за абстрактное свободное слово.

Новые правозащитники боролись не за абстракции, а за конкретные вещи, почти всегда воплощенные в неправедно нажитых деньгах. Спекулянты сделались героями, а опальный олигарх стал играть роль Сахарова. Но сказать, что новая борьба за свободу это не совсем то, что было прежде — стеснялись.

Если кто-то выступал за коллективную собственность, он тут же становился изгоем среди либералов: ты какую Россию защищаешь? Страну рабов? Тюрьму народов? Поминали наследие Сталина — хотя Сталин много десятилетий назад помер. Мол, сталинизм жив, коль скоро патриоты хотят казарму в целости сохранить. И спрашивали: а что, разве кто-то хочет страну рушить? Ну кому она нужна?

Меня однажды назвал сталинистом человек, чей отец был профессиональным стукачом и писал доносы, по которым сажали людей. Причиной послужило то, что я возразил против концепции, считающей Сталина зачинщиком мировой войны. Обвинение было тем нелепее, что моего отца арестовали при Сталине именно по доносу такого же вот человека. Меня самого исключали из школы и комсомола за антисоветские выходки, а уж антисоветских картин я нарисовал столько, что в глазах темно. Но вчера доносили на антисоветские настроения, а сегодня доносят на советские. И вот, когда я возмутился и назвал мерзавца потомственным стукачом — либеральная публика устроила мне гражданский суд.

Это был виртуальный суд в интернет-газете. Председательствовала неизвестная мне тогда Маша Гессен. Лейтмотивом было то, что я защищаю Россию и коммунизм против справедливой критики — и не брезгую такими приемами: взял и припомнил стукача отца благородному правозащитнику.

Совсем как в советском кино. Отец, видишь ли, у него стукач. Подумаешь, стукач! Меня осудили прогрессивные люди.

Впоследствии я узнал про Гессен больше. Она последовательный враг сегодняшней власти. Но большой друг банкиров. Писатель Селинджер и ботаники-утописты ей не нравятся. Нравятся резкие люди, добившиеся реального успеха. При Советской власти не было вообще ничего хорошего — и со страной надо обращаться жестко, чтобы добиться генетических культурных перемен. В последнем интервью она приветствует резкие меры Америки — хватит миндальничать.

Недавно мне попались две книги издательства ИМКА пресс «История Власовской армии» и «Жертвы Ялты» — обе про то, как русские сотрудничали с Гитлером, и почему это было хорошо. Советские солдаты в них названы «русские звери», а Власов изображен героем, который хотел увидеть обновленную Россию — без коммунистов, партизан, колхозов и т. п. Храбрый атаман Краснов (тот, который снабжал ставку Гитлера памятными записками о бывшей родине при составлении плана Барбаросса) и атаман Шкуро названы хранителями достоинства — в целом это гимн коллаборационизму.