Диагноз смерти (сборник) - Амброз Бирс

Психологическое  кораблекрушение

Летом 1874 года дела торгового дома «Бронсон и Джаррет» заставили меня поехать в Ливерпуль. Уильям Джаррет – это я, а Зенас Бронсон был моим партнером. Здесь надо еще сказать, что в прошлом году наша фирма обанкротилась, а вскоре умер и Бронсон – не смог пережить низвержения от богатства к бедности.

С делами я покончил довольно быстро, но вымотался совершенно и решил, что длительное морское путешествие может оказаться столь же полезным, сколь и приятным. Поэтому вместо того чтобы пуститься в обратный путь на одном из комфортабельных пассажирских пароходов, я заказал место на паруснике «Морроу», отплывающем в Нью-Йорк, и на него же велел погрузить самые ценные из приобретенных товаров. «Морроу» был английским торговым кораблем, а это означало, что для пассажиров на нем едва нашлась пара кают. Одна досталась мне, а другая – молодой леди со служанкой, негритянкой средних лет. То, что юная англичанка путешествует в такой компании, показалось мне довольно необычным. Впрочем, вскоре я узнал, что негритянка досталась отцу девушки, что называется, в наследство: в его девонширском поместье гостили супруги из Южной Каролины, и там же они отдали Богу души. Согласитесь, событие уже само по себе достаточно неординарное, чтобы запечатлеться у меня в памяти, даже если бы из дальнейших разговоров с юной леди не выяснилось, что покойного мужчину звали Уильям Джаррет, то есть так же, как меня. Я знал, что кто-то из нашего рода некогда обосновался в Южной Каролине, но не был знаком ни с ними, ни с их детьми.

«Морроу» покинул устье Мерси 15 июня, и несколько дней нам сопутствовали легкий ветерок и безоблачное небо. Капитан – прекрасный моряк, но и только – старался не докучать нам своим обществом, и встречались мы с ним только за обеденным столом. Волей-неволей мы с мисс Джанет Хартфорд – так звали молодую англичанку – познакомились поближе. А правду сказать, мы почти все время проводили вместе. Имея склонность к самонаблюдению, я не раз пытался разобраться в чувствах, которые пробуждала во мне эта девушка, и определить, что за таинственная, неясная, но мощная сила заставляла меня искать ее общества. Увы, я так и не пришел ни к какому выводу. Лишь в одном я убедился окончательно: влюблен я не был. Утвердившись в этом и уповая на ответную искренность, я набрался смелости – помнится, это было вечером третьего июля, и мы сидели на палубе – и полушутливо спросил девушку, не поможет ли она разобраться в этом психологическом казусе.

Она отвернулась и какое-то время молчала. Я уже начал опасаться, что зашел слишком далеко, но тут она подняла лицо и очень серьезно посмотрела мне прямо в глаза. И тут же меня захватило некое ощущение, наверное, самое странное из всех, которые когда-либо касались человеческого сознания. Мне вдруг показалось, что взгляд, устремленный на меня, пришел из какой-то безмерной дали и что вместе с нею на меня смотрит целая толпа других людей – мужчин, женщин, детей, все со странно знакомым выражением на лицах – точнее, что они стоят вокруг девушки и мягко оттирают друг друга, чтобы тоже глянуть на меня сквозь ее зрачки. Парусник, океан, небо – все исчезло. Я не видел ничего и никого, кроме персонажей этой невероятной, фантастической сцены. Потом вокруг меня сомкнулась непроглядная тьма, и лишь немного погодя, как в комнате, где вдруг погасли все свечи, мои глаза стали различать окружающее – палубу, мачты и снасти. Мисс Хартфорд сидела в шезлонге с закрытыми глазами, словно ее вдруг одолел сон; книга, которую она только что читала, лежала раскрытая у нее на коленях. Повинуясь внезапному порыву, я взглянул на страницу и узнал «Медитации Деннекера» – довольно редкий и причудливый опус. Указательный палец молодой леди лежал на следующем абзаце:

«Некоторые могут покидать свое тело и какое-то время жить вне его. Так же, как встретившиеся горные ручьи сливаются друг с другом, причем более сильный поглощает слабейшего, так и живые существа, связанные узами крови, встречаются на путях своей жизни, и души их общаются друг с другом, в то время как тела их, следуя предопределенными путями, ничего о том не ведают».

Мисс Хартфорд поднялась и зябко передернула плечами; хотя солнце уже зацепилось за горизонт, холодно не было. Не ощущалось ни ветерка, облаков на небе не было, но и звезд тоже. На палубе раздался топот – это капитан, спешно вызванный наверх, подошел к старшему помощнику, не отводящему глаз от барометра. До меня донесся его возглас: «Боже милосердный!».

Всего через час Джанет Хартфорд, невидимую за пеленой тьмы и брызг, вырвало из моих рук и затянуло в водоворот, вызванный тонущим кораблем, а сам я, запутавшись в снастях мачты, к которой успел себя привязать, потерял сознание.

Очнулся я при свете лампы. Я лежал на койке в незнакомой каюте-люкс какого-то парохода. На диване напротив сидел полуодетый мужчина, явно собирающийся вскоре отойти ко сну, и читал книгу. Я узнал своего друга Гордона Дойла, с которым встречался в Ливерпуле за день до моего отплытия. Сам он собирался вернуться в Штаты пароходом «Прага» и настойчиво уговаривал меня составить ему компанию.

С немалым усилием я позвал его по имени.

– Да?.. – рассеянно откликнулся он, не отрывая взгляда от книги, и перевернул страницу.

– Дойл, – снова позвал я. – Ее спасли?

На этот раз он снисходительно посмотрел на меня и улыбнулся, словно услышал что-то забавное. Скорее всего, он подумал, что я еще толком не проснулся.

– «Ее»? Кого ты имеешь в виду?

– Джанет Хартфорд.

Его веселье тут же сменилось недоумением. Он молча уставился на меня.

– Ты должен сказать мне, – настаивал я. —

Ты ведь скажешь мне правду? – И через секунду добавил: – Что это за судно?

Дойл снова воззрился на меня.

– Пароход «Прага», который вот уже три недели ползет из Ливерпуля в Нью-Йорк с поврежденным валом. Главный пассажир – мистер Гордон Дойл, а кроме него – один лунатик, мистер Уильям Джаррет. Эти прославленные путешественники вместе поднялись на борт, но вскоре, похоже, расстанутся, поскольку у первого из них зреет вполне понятное желание вышвырнуть второго в море.

Я подскочил и сел на койке.

– Ты хочешь сказать, что я вот уже три недели плыву на этом пароходе?

– Да, почти что три: ведь сегодня у нас третье июля.

– Я что, болел?

– Ты на редкость здоров и не пропускаешь ни завтрака, ни обеда, ни ужина.

– Господи! Дойл, тут какая-то тайна. Ради Бога, давай поговорим серьезно. Разве меня не вытащили из воды после крушения парусника «Морроу»?

Лицо Дойла изменилось, он шагнул ко мне и крепко взял за запястье. Немного погодя он спокойно спросил: