Демоны в Ватикане - Александр Рудазов

А вот я в перчатках есть не могу. По той причине, что человеческие перчатки на меня не налезают.

Если быть совсем точным, то все-таки налезают, я их несколько раз носил. Только мне в них ужасно неудобно, ибо пальцев целых семь. Примерно как человеку в варежках. Пробовали когда-нибудь ковырять мясо в варежках?

Подали вареных омаров. Я радостно осклабился и тут же отправил первого из них в пасть. Целиком.

Раздался сильный хруст. Во все стороны полетели осколки панциря. Аурэлиэль жалобно всхлипнула и прошипела, беспокойно оглядываясь по сторонам:

– Их же сначала разламывать нужно, столовым ножом! Ну почему ты меня все время позоришь?!

– Извини, – пробурчал я, не переставая чавкать. – Тут ножи больно уж неудобные – фиг что разломишь. Вот почему у них кончик закругленный? Неудобно же.

– Потому что еще совсем недавно специальных столовых ножей вообще не существовало. За едой пользовались теми же, что и в повседневной жизни. Практически каждый носил на поясе нож – для всевозможных целей. В качестве зубочистки тоже использовали заостренный кончик ножа. Но шестьдесят лет назад один человеческий кардинал посчитал ковыряние ножом в зубах нарушением приличий и распорядился кончик закруглить. С тех пор за столом пользуются исключительно такими. Это правила этикета!

– Ладно, я все понял. Но у меня есть один важный вопрос.

– Какой?

– Ты свой бифштекс есть будешь? Если нет – можно, я съем?

Конечно же, Аурэлиэль отдала бифштекс без возражений, даже с облегчением. Довольно странно, что здешние официанты допустили такой просчет – подали эльфу мясо. Уж кажется, должны бы знать, что эти остроухие поголовно травоядны. А бедняжка Аурэлиэль просто не смогла отказаться от поданного блюда – это тоже было бы вопиющим нарушением этикета.

– Мясо не проварено, – задумчиво произнес я, поглощенный размышлениями.

– Ты ешь салфетку, – вежливо сообщила эльфийка.

Ах да, точно. Ошибся слегонца. Это серьезная проблема – когда отсутствует осязание. Ориентироваться на ощупь для меня невозможно – без зрения или Направления не могу точно сказать, к чему прикасаюсь. Что обычная бумага, что наждачная – на ощупь они для меня совершенно одинаковые.

– Икра черная!.. – облизнулся я, сгребая икру с тарелки. – Икра красная!.. О! Заморская икра, баклажанная!..

– Не лезь в мою тарелку, – снова ударила меня по руке Аурэлиэль. – Лазить по чужим тарелкам некультурно.

Я разочарованно подвигал пальцами. Всю баклажанную икру захватили эльфы – они ее просто обожают. Зато черную с красной не едят совсем. И желтую тоже не едят – на столе и такая есть.

– Все же ты отвратителен, – заметила Аурэлиэль, глядя, как я уплетаю. – Задумывался ли ты над тем, что каждая пожираемая тобой икринка – зародыш большой рыбы? Съев всего лишь ложку икры, ты единым глотком уничтожаешь целую рыбью стаю.

– Да, расточительно, – не мог не признать я. – Ну так люди тоже едят икру.

– Люди подобны малым детям, что испражняются прямо под себя, – вздохнула эльфийка. – Когда-нибудь они доиграются. Однажды эти краткоживущие поймут, что кладовые природы не бездонны, но будет уже поздно.

Тут с ней не поспоришь. Я видел миры, где люди довели экологию до абсолютно нефункционального состояния. На моей родной Земле с этим пока что относительно терпимо, но это только пока что.

В этом отношении нам и в самом деле не мешало бы поучиться у эльфов. Поскольку эти остроухие живут тысячи лет, они кровно заинтересованы в сбережении окружающей среды. Среднестатистическому человеку в большинстве случаев наплевать, что там будет с планетой через сто лет. Он до этого времени не доживет, дети тоже вряд ли, а правнуки пусть сами о себе заботятся.

Но для эльфа сто лет – не такой уж большой срок. И ему совершенно не хочется через век-другой сидеть по уши в грязи. Поэтому они в большинстве своем придерживаются максимально консервативного образа жизни, стараясь ничего не менять и не портить.

Зато гоблины в этом отношении даже хуже людей. Я однажды был в мире, населенном гоблинами. Вся планета – как гигантская помойка…

– Как тебе по вкусу наше угощение, гайнике одгя? – обратился ко мне сосед по столу. – Не пгавда ри, весьма утонченный вкус имеют некотогые брюда? Особенно советую попгобовать вот этих ггибочков – пгосто пгересть что такое, завегяю тебя!

Я дернул кистью, выражая согласие с мнением кардинала Щубута. Грибочки и в самом деле замечательные. А как гарнир к нежнейшему оленьему бифштексу – вообще объедение.

– Пгошу угощаться без стеснения, – довольно покивал Щубут. – Икогка тоже весьма хогоша. Я рично отвечаю за качество брюд. Нет сгеди них ничего недостойного и прохо пгиготовренного.

Я снова дернул кистью, с некоторым трудом воспринимая слова собеседника. Кардинал Щубут Дх’амКа’едзи – гном. В Ватикане всего три кардинала, не принадлежащих к людскому племени, и один из них – преподобный Щубут.

Говорит он с заметным акцентом – не совсем правильно расставляет слова в предложениях, очень сильно давит на шипящие, звук «р» произносит как «г», а «л» – как «р». Не совсем понимаю, как у него это сочетается.

В Италии этого мира довольно много гномов. Их земли расположены буквально по соседству, в Альпах. Никакой Швейцарии нет и в помине – вместо Цюриха и Женевы в недрах таятся подгорные города Эльбрандт и Лясси Лянель. Две гномские столицы.

В отличие от прочих народов, гномов не так уж беспокоит расовая дискриминация – их мало интересует поверхность, а людей мало интересуют пещеры. Однако на торговле это отразилось не самым лучшим образом.

Именно поэтому среди низкорослого народца в последнее время становится все больше христиан. Любовь к деньгам гномы впитывают с молоком матери. Во всех крупнейших городах Европы размещены их банкирские дома. Ростовщичество и ювелирное дело – в этом гномы действительно понимают толк.

– …а потом покойный отец пгизвар меня пгед свои очи и подсказар – иди, пгими рюдскую вегу, – деловито рассказывает Щубут. – Мой семья – очень борьшая семья, у меня пятьдесят два бризких годственника и семьсот восемьдесят два дарьних. Все габотают, загабатывают себе неборьшую дорю в пгибыри. Выгода семьи – выгода каждого. Меня избгари дря того, чтобы сдерар я кагьегу в цегковном дере и дар догогу семье для борьшой пгибыри. Хгистианство – очень выгодная геригия, очень! Бог всего ришь один, и пгосит совегшенно немного! Пгедставряешь ри ты, гайнике одгя, что такое иметь две тысячи богов, каждый из котогых жерает от тебя чего-то своего? Одному угодишь – дгугого оскогбишь! Боже мой, да поровина доходов покойного отца уходира на пгиношения Гогным Хозяевам! Не пгоходиро дня, чтобы очегедной дух не гневарся, тгебуя себе марую жегтву на умиготвогение! Так же совегшенно невозможно сдерать хогошую пгибырь!

– И вы, значит, стали священником, падре? – вежливо спросил я.

– Сначара – да. Сто два года назад пгошро с тех пог. Быри хогошие вгемена и быри прохие вгемена. Два или четыге газа меня хотери отпгавить на костег даже. Сугов Тогквемада, много егеси везде видит. Настоящий гномофоб. Но я все-таки выкопарся и сумер-таки поручить хогошую пгибырь дря себя и семьи. Стар епископом посре доргих тгудов, поручир пгиход в наших гогах. А в пгошром году даже поручир кагдинарьскую мантию – хотя совсем не ожидар, что однажды удостоюсь. Тепегь пгибырь будет еще борьше! Вся семья очень гада, особенно гад мой бгат-банкиг. Очень многие гномы уже изъявири жерание окгеститься – газ есть тепегь кагдинар-гном, значит можно иметь деро с рюдьми. Гном гнома не обманет – черовека может, но не гнома.

Я уже слышал о том, что двое из нынешних кардиналов-нелюдей получили красные сутаны только в прошлом году, уже при папе Леоне. Весьма разумный ход, миссионерская деятельность среди нечеловеческих народов изрядно от этого выиграла.

– И я вообще гад, что сменир геригию, – задумчиво произнес крохотный кардинал. – Хгистианство не торько очень выгодно дря пгибыри, но и дает некотогую увегенность в завтгашнем дне. Спокойствие насчет будущего. А гравное – надежду попасть в Гай.

– А по гномской вере с этим как?

– В стагой геригии гномов Гая нет.

– Что, совсем нет?

– Совсем.

– А что есть?

– Туннерь.

– Какой туннель?

– Обычный туннерь. По веге гномов после смегти ты попадаешь в туннерь.

– Ну так это и у людей в принципе так же. Туннель, в конце него – свет, а за этим светом – Райские Врата. А при них святой Петр сидит, на фейс-контроле.

– А у гномов – торько туннерь. Без света, без Гайских Вгат и без святого Петга. Пгосто идешь, идешь, идешь, идешь по бесконечному туннерю…

– И долго идти?

– Вечно.

– Хреновая какая-то религия… – искренне удивился я.

– Да, у рюдей с этим гогаздо интегеснее. Хотя есть, пгавда, сгеди грубинных гномов стогонники Теогии Комнаты. Сограсно ей, бесконечный туннерь все же не совсем бесконечен. В конце его – Комната.