Эти заманчивые сокровища дракона - Михаил Исхизов

 - Ты о чем? - не понял мыслителя Деляга. - Какие мамонты?

 - Этот афоризм принадлежит нашим древним предкам, - сообщил Тугодум. - Он означает: " Одна еда для всех". А если обобщить, то следует понять этот постулат так: "Основной принцип жизни народа - равенство!"

 Да, равенство и равноправие! - подхватил Крагозей. - Наши предки были мудрыми. При них царил Золотой век первобытного равноправия. Потом наступили мрачные времена. Но история не стоит на месте. Она развивается по спирали. И пройдя через все деспотии, мы снова вернемся к свободе и равноправию, но уже на другом, на более высоком уровне. А основа останется той же: " Одно племя - один мамонт!" Коллективные харчевни и никаких базаров!

 - Чихать я хотел на твои коллективные харчевни... - Зубастик не вступал в спор, просто отметился, что считает Крагозея болтуном, и недоумком.

 - Чего? - удивился Крагозей. К таким методам дискуссий он не привык. - Что ты этим хочешь сказать?

 - Пошел ты в дупло, со своими харчевнями, - лениво посоветовал Зубастик. - Дурью маешься. Братва в твои харчевни не пойдет.

 - Ты меня не понял. Харчевни - это символ нашего коллективизма. В их основе - достижение главного достояния народа - свободы.

 - У меня этого достояния полные карманы, - сообщил Зубастик. - Что хочу, то и делаю. Хочешь быть свободным, перестань дурью маяться и вступай в нашу банду, - доверительно посоветовал он. - Ну, как? Пойдешь?

 Крагозей не успел ответить, потому что Хитрый Гвоздь задал в это время сержанту Нообсту другой вопрос, не столь фундаментальный, но тоже важный. Спорившие замолчали и прислушались.

 - Как ты нас выведешь из города? - спросил Гвоздь, кивнув на валуны. - Эти камни десяток троллей вряд ли растащат за двое суток.

 - Их и не надо растаскивать, - сержант Нообст был уверен в своих действиях. - Смотрите.

 Он обошел валун лежавший возле левой створки. Между камнем и воротами имелось небольшое свободное пространство. Здесь покоилась куча какого-то хлама и остатков строительного мусора. Сержант отбросил несколько досок, пнул пару обрубков бревен и освободил небольшой участок. Он внимательно осмотрел левую створку ворот, поводил по ней рукой. Остальные с интересом наблюдали за ним.

 - Ага, - сказал сержант, вот она. Давно здесь никто не бывал.

 - Нашел? - поинтересовался Пелей.

 - Куда она денется. Калитка на своем месте, а ключ у меня.

 Нообст вынул из кармана небольшую замысловато изогнутую железку, вставил ее в едва заметную щель, повернул три раза и нажал на две обычные, ничем не выделявшиеся доски. Доски тут же отошли в сторону, открыв неширокую калитку.

 - Вот и все, - объявил сержант, - можно проходить.

 - Интересно, - Хитрый Гвоздь подошел к калитке и заглянул за ворота. - Лихо придумано. Вышел кто-то из города, а вроде и не выходил.

 - Это точно, - кивнул Нообст.

 - Кто придумал? - спросил Деляга.

 Сержант Нообст промолчал, сделал вид, что не услышал вопроса.

 - Давай, Нообст, колись, - нажал Хитрый Гвоздь. - Мы одной веревочкой повязаны, так что колись.

 - Кое-кому надо иногда выйти из города так, чтобы никто этого не знал, или встретить кого-нибудь. Дела разные, - Нообст вроде бы объяснил, кому принадлежит калитка, и в то же время не объяснил. - Ну, так идем мы, или не идем? Возле этой калитки долго топтаться нельзя. Если кто заметит, его убрать придется.

 Они быстро прошли через узкую калитку и оказались по другую сторону ворот. Сержант аккуратно поставил на место доски, нащупал замочную скважину, запер калитку и спрятал ключ в карман.

 С этой стороны ворота представляли еще более жалкое зрелище. Позолота на крышах башен облезла, заржавели и застыли флюгера, позеленели медные пластины с чеканкой. А голуби так густо засидели бронзовые изваяния прекрасной Конивандинды, что разглядеть ее милое и решительное личико было совершенно невозможно.

 - Да... - Деляга сокрушенно покачал головой. - Сколько монет на все это угрохали.

 - Если бы думали о народе, не занимались украшательством, и вместо всего этого - Крагозей ткнул рукой в сторону конной Конивандинды, - могли бы дать каждому жителю города по большой медной монете.

 - И тогда каждый житель города смог бы отнести в таверну еще по одной монете, - продолжил Нообст. - Довольно болтать. Слушайте меня. Вы, конечно, поняли, что калитка секретная. Никому ни слова, - он недовольно оглядел своих спутников. - Тот, кто вернется из нашего путешествия, чтобы про калитку - молчок. Не подводите меня, да и себя поберегите.

 Глава четырнадцатая.

 Отряд ехал весь день. Два раза останавливались перекусить припасами, которыми щедро снабдил их Гонзар Кабан, и снова отправлялись в путь. Слева расстилалась степь, которая казалась бесконечной, справа, также бесконечно, тянулся дремучий лес. Если верить карте, на которой было написано "Очин балшое поле. По ниму ехат целай ден и ищо палавина", им предстояло, и заночевать где-то здесь.

 Наконец, впереди, справа, вместо дремучей чащи, показался участок, поросший березами. Что-то вроде небольшой рощи.

 - Не прикажешь ли, Калант, остановиться на ночлег? - спросил Буркст. - Скоро стемнеет а это место, мне кажется, вполне подходящим. Братья, которые бывали в этих краях, рассказывали, что здесь есть небольшой домик, в котором спать будет гораздо удобней, чем на улице.

 - В нем кто-то живет? - спросил Калант.

 - Нет, братья говорят, что здесь никто давно не живет. А в домике, хоть он и ветхий, переночевать можно.

 - Пожалуй ты прав, - согласился рыцарь. - Здесь и заночуем.

 Услышав такое, Фамогуст, не ожидая команды всадника, повернул к рощице и даже прибавил шагу.

 Рощица оказалась даже и не рощицей: так, десятка полтора деревьев. Но деревьев больших, развесистых, под которыми путники вполне могли укрыться и от зноя и от непогоды. Домик, сложенный из почерневших от времени бревен, был небольшим, состоящим всего из одной комнаты с земляным полом. В маленьких узких окнах не было стекол. Но зато в центре комнаты стоял большой, сколоченный из неотесанных досок стол, а возле него, две широкие скамейки. Ни очага, ни чего-нибудь напоминающего кровати в домике не имелось. А толстый слой пыли, на столе и скамейках, говорил, что сюда давно никто не заходил.

 Калант расседлал Фамогуста и отпустил мерина пастись. Буркст и Мичигран распрягли пару, везшую экипаж, и тоже отпустили их. Но этим лошадям надели на ноги путы. Они, в отличие от Фамогуста, который всегда держался вблизи хозяина, а если и отлучался, то прибегал по первому его зову, вполне могли куда-нибудь убрести и затеряться в ночной степи.