Мертвые не молчат - Марк Вернхэм

— Расскажи мне подробнее о своей встрече с Мартином Мартином, — просит Рег. На столе стоит бутылка красного вина, и он наливает нам по стакану.

И я рассказываю ему все это снова. Все, что уже рассказывал только что. Я рассказываю снова и снова. Время от времени он перебивает меня и просит рассказать о чем-то поподробнее — как можно детальнее. Естественно, некоторые вещи я опускаю. Например, не говорю ему о том, что случилось с Федором. И что я — Дженсен Перехватчик (правительственный шпион), а не Норфолк из Норфолка (беглый бродяга). И еще я не рассказываю ему про кирпичное иглу, в котором провел эту ночь.

И пока я говорю, Рег становится все бодрее и веселее и начинает приговаривать: «Продолжай!» и «Да!», и «Ну конечно же…», будто то, о чем я ему рассказываю, заполняют пробелы в его мозгу.

А пробелы у Рега большие. Все эти события с Мартином Мартином произошли давным-давно. О большинстве из них он может лишь гадать. Он составил для себя образ Мартина Мартина из того, что ему кто-то говорил, из тех отрывков, которые он читал. Но у него по-прежнему полно пробелов. А я прекрасно понимаю, что это значит, когда у тебя в голове такие огромные пробелы. Дыры, как в мультяшном сыре, которые пронизывают твои мысли. Сыр с огромными грязными туннелями, и ты не видишь, куда ведут эти самые туннели, потому что они изгибаются и извиваются или, может быть, встречаются с другими дырами и потом вообще меняют направление. Откуда ты можешь знать, куда идут эти туннели, пока сам по ним не пролезешь?

И вся эта история с Мартином Мартином — сплошные туннели. Туннели под туннелями с потайными дверями, ведущими в другие туннели и в другие залы. Залы с потайными лазейками в полу, которые ведут в следующий зал с потайным ходом, спрятанным за каким-нибудь книжным шкафом или ширмой. А мы все — как черви, живущие под землей, или как угри в грязи на дне реки. Мы все роемся в наших маленьких туннелях, поедая гребаную грязь, и думаем, что больше ничего вокруг и нет — только наш маленький туннель, и наша грязь, и наше в ней копошение. Но все совсем не так. На самом деле существует еще много чего, очень даже много. Взять, к примеру, этих самых угрей, которые копошатся в грязи на дне реки. Они думают, что этим мир и кончается, пока их не выловит какой-нибудь голодный бродяга. И вот тогда они вдруг обнаруживают, что еще есть воздух, и синее небо, и целый огромный мир над их рекой. А потом их голову протыкают ржавым гвоздем, их кожу сдирают, а их самих съедают. Для нас река — это лишь река, которая рассекает наш город на две части, и нам приходится строить мосты через нее и туннели под ней. А вот для угрей река — это весь их мир. Наш мир больше, и лучше, и чище — это уж точно. Но мы мало что знаем об этом мире, даже если нам кажется, что знаем все. Мы знаем о нашем мире не больше, чем угри знают о своей грязи. И вот когда нас по какой-то причине вдруг выхватывают из нашего мира, мы вдруг обнаруживаем, что мир наш на самом деле и больше размером и сложнее устроен. Например, мы узнаем, что можем летать сквозь дыры во времени.

— Итак, Рег, — говорю я после того, как все рассказал ему: о телешоу с Мартином Мартином; как выглядели эти самые Джексоны; как выглядел сам Мартин Мартин и каким ненормальным он мне показался; как выглядел в те времена Лондон; и о том, разговаривал ли кто-нибудь со мной кроме Мартина Мартина и Дэвлина Уильямса; и о том, ощущал ли я какие-нибудь запахи; как я себя чувствовал, когда все это происходило (то есть казалось ли мне все происходящее нормальным или нет, если вам интересно); какой была тогда погода; обо всех мельчайших деталях всего того, что я видел и делал. — Что же все это такое, Рег? Что происходит?

И Рег отвечает:

— Думаю, ты — особенный, Норфолк. Ты видел то, о чем мы только догадываемся. Думаю, Норфолк, есть причина, по которой тебе все это было показано.

— Да? — говорю я. — И что это за причина? Зачем мне все это показали?

— Думаю, Норфолк, это — знак.

— Что, типа дорожного? — интересуюсь я.

— Угу, типа дорожного знака. Он показывает нам, какой путь выбрать, предупреждает нас о том, что должно произойти. Возвращение неминуемо. Мы должны действовать.

— Возвращение? — переспрашиваю я.

— Возвращение Мартина Мартина. Мы всегда знали, что это произойдет, но мы не знали когда. Мы знали, что перед Возвращением будет Откровение. И ты был выбран в качестве глашатая Откровения. Откровение началось!

— И что мы должны делать? — задаю я вопрос, чувствуя волнение Рега. Тон, каким Рег произносит эти слова, делает их действительно очень важными.

— Мы должны подготовиться к возвращению Мартина Мартина и к тому, что он разделит свой Дар со всеми людьми. Мы должны ослабить власть государства над народом. Эпоха упадка закончилась, поднимается новая заря! Мы — его апостолы, Норфолк. А ты… Ты, наверное, самый важный.

Говоря все это, он потеет и раскачивается в своем кресле взад-вперед и не отрываясь смотрит на меня.

Потом он вдруг встает и говорит:

— Время не ждет. Сегодня вечером. Мы начинаем действовать сегодня вечером. — Рег страшно возбужден. — Планы, Норфолк. Мне нужно все спланировать. — Эти слова он говорит громко и нараспев, а потом вдруг переходит почти на шепот: — Ты мог бы сейчас оставить меня и прийти ко мне снова сегодня вечером? Скажем, в семь? Клэр тоже придет. — А потом опять начинает свои причитания: — Наступают захватывающие времена, Норфолк! Твое появление все изменило. Я был уверен, есть причина, по которой ты у нас объявился.

Глава 25

Я ухожу из дома Рега и кружу по району, пока Рег все обдумывает и планирует. Я просто хожу по улицам, здороваясь с кошками. Потом захожу в какое-то старое кафе и пью отвратительный вонючий чай. Женщина за стойкой, увидев меня, закудахтала и назвала меня «голубчик». Наверное, вид у меня грустный, или одинокий, или что-то в этом роде, потому что, наливая мне чай в вонючую старую чашку из огромного металлического чайника, из которого валит пар и окружает ее, как облаком, она мне вдруг говорит:

— У тебя все в порядке, голубчик?

Я сижу и думаю, почему это она вдруг называет меня голубчиком. Может быть, это из-за того, что Команда по Перевоплощению сделала с моим лицом?

— У меня все нормально, — отвечаю я, пожимая плечами.

— А вот вид у тебя грустный, дорогуша, — говорит она и широко мне улыбается.

— Ну, в общем… — начинаю я, думая, что мне нужно что-то сказать, чтобы не выглядеть как шпион. Такое ощущение, что я пытаюсь говорить на иностранном языке. — Понимаете, — говорю я, думая, что есть только одно, с чем все люди, живущие здесь, будут согласны, и только одно, о чем я знаю все, — это правительство…