Марш Теней - Тэд Уильямс

Служанки накинули на ее плечи черный бархатный плащ — подарок отца. Ей пока не довелось его обновить. Принцесса присела на высокий стул и откинулась на спинку, чтобы Розе было удобно надевать на свою госпожу драгоценности, а Мойна и еще одна молоденькая фрейлина могли заняться прической.

— Не слишком возись с волосами, — сказала Бриони мягко. Фрейлина остановилась со щипцами для завивки в руке. — На мне будет головной убор — тот, с серебряным шитьем.

Словно священнослужитель, возлагающий реликвию на алтарь, Роза поставила шкатулку с драгоценностями на подушечку, откинула крышку и вынула самое крупное украшение: тяжелую золотую цепь с большим рубином. Эту вещь король Олин подарил матери Бриони, которую дочь почти не помнила.

— Нет, не ее, — сказала принцесса. — Не сегодня. Вон того оленя и больше ничего.

Роза с растерянным лицом достала изящный серебряный кулон с изображением бегущего оленя — маленький, простоватый и совершенно не подходящий к величественному наряду.

— Его подарил мне Кендрик. На день рождения.

Глаза Розы наполнились слезами, когда она надевала кулон на шею девушки. Бриони хотела смахнуть слезинки с лица фрейлины, но рукава платья оказались слишком жесткими, а плащ — чересчур тяжелым.

— Не смей плакать. А то и я начну.

— Плачьте, госпожа, если вам хочется, — ответила всхлипывающая Мойна. — Мы позже займемся вашим лицом.

Бриони невольно рассмеялась. Неудобные рукава не давали ей вытереть и собственные слезы, поэтому она беспомощно ждала, когда Мойна принесет носовой платок и поможет ей.

Волосы зачесали назад и закрепили на затылке. Бриони старалась терпеливо высидеть на месте, пока девушки накладывали косметику. Бриони ненавидела это занятие, но сегодня был особый день. Народ — ее народ — уже видел принцессу плачущей. Сегодня они должны узреть ее сильной, с сухими глазами и со спокойным лицом.

Для Розы и Мойны их нынешнее занятие было нечастым развлечением: госпожа редко позволяла им делать это. Нанося румяна на щеки Бриони, фрейлины улыбались, хотя глаза их оставались влажными.

Когда наконец девушки надели на нее головной убор, закрепили его шпильками и расправили черную вуаль у плеч и за спиной, Бриони почувствовала себя несгибаемо-твердой.

— Теперь стражникам придется тащить меня на руках, — пошутила она. — Я не смогу в этом двигаться. Дайте зеркало.

Мойна сморкалась, пока Роза бегала за зеркалом. Остальные фрейлины образовали почтительный полукруг около Бриони и восхищенно перешептывались. Бриони оглядела себя: вся в черном, с блестками серебра на шляпе и на груди.

— Я похожа на Сиведу, девственную луну. Богиню ночи.

— Вы выглядите восхитительно, ваше высочество, — официальным тоном произнесла Роза.

— Я похожа на корабль под парусами. Огромный, как мир. — Бриони с большим трудом вздохнула. — О боги! Помогите мне подняться. Я должна похоронить брата.

Мальчик полз по самому верху стены часовни, цепляясь руками и ногами за выступы. Даже в это беспокойное время, когда враг мог напасть в любую минуту, казалось, никто в Южном Пределе его не замечал. Вот он уже сидел на корточках в углу большого оконного проема, и цветной витраж за его спиной казался фоном картины. Часовня была заполнена народом, и если бы кто-нибудь заметил тень за окном, наверняка принял бы ее за ветку дерева или пыль на стекле.

Несколько слуг торопливо шли по дорожке, ведущей от кладбища к воротам во внутренний двор. В руках они держали те же корзины, что и час назад, но теперь на дне их лежало лишь несколько лепестков — остальные разбросали по полу усыпальницы и вдоль ведущей к ней дорожки. Занятые своими обязанностями люди перешептывались. Мальчик на них не смотрел.

Его привлекло что-то наверху. Очень большая желто-черная бабочка прилетела и села на край крыши. Ее крылья медленно, в ритме спокойного биения сердца, поднимались и опускались. Для бабочек было уже поздновато, стояла осень.

Коротенькими грязными пальчиками мальчик нащупал край окна и, держась за него, поднялся на ноги. Наблюдатель в часовне заметил бы, что ветка дерева вдруг превратилась в колонну. Звуки изнутри едва доносились до мальчика. Он слышал слабый гул хора, поющего «Балладу о Керниосе» — самую длинную и сложную погребальную песню. Через мгновение для собравшихся в часовне людей колонна исчезла, и за окном не было видно никаких теней.

Кремень, как паук, вскарабкался на одну из выступавших частей резьбы, что украшала наружную стену часовни, поднялся выше и перебрался на следующую. Когда голоса слуг, несших корзины, смолкли за воротами кладбища, мальчик уже был на самом верху.

На покрытой шифером огромной двускатной крыше часовни повсюду торчали трубы, больше напоминающие деревья — такие они были большие. Между листами шифера пробивался мох и росли пучки травы. Кучи листьев, принесенных осенним ветром, усеяли шифер и окружили трубы, как красно-коричневый снег. Отсюда были видны и другие крыши, почти соприкасавшиеся одна с другой, но большая часть построек внутреннего двора, башни и лес гигантских труб простирались высоко над головой мальчика.

Казалось, Кремня это не интересовало. Лежа на животе, он смотрел туда, где рядом с гребнем крыши сидела бабочка, лениво помахивая крыльями. Ребенок снова пополз вверх, упираясь ногами в мох и выступавшие края шифера. Вскоре он оказался совсем рядом с бабочкой и протянул к ней руку. Та почувствовала его приближение, вспорхнула над гребнем и исчезла. Мальчика это не остановило. Его пальцы нащупали в траве какой-то предмет. Он схватил его и поднес к лицу.

Оказалось, то была стрела — маленькая, словно штопальная игла. Кремень пристально рассмотрел ее. На стреле было оперение такого же желто-черного цвета, что и крылья бабочки.

Довольно долго мальчик лежал, не двигаясь и рассматривая стрелу. Стороннему наблюдателю могло показаться, что он спит с открытыми глазами. Но нет. Вот он резко перевернулся и пополз по крыше к ближайшей трубе — быстро, как атакующая змея. Он пытался схватить руками что-то убегавшее от него по траве, которая росла вокруг основания кирпичной кладки.

Наконец он схватил свою добычу и снова затих. Крепко прижимая кулак к телу, Кремень уселся спиной к трубе и лишь тогда раскрыл кулачок: существо затихло у него на ладошке и не двигалось. Мальчик потрогал его пальцем.

Съежившись, словно от страха, на ладони сидел человечек размером не больше пальца. Его кожа казалась угольно-черной, хотя трудно сказать, была ли она такой сама по себе или это грязь покрывала его лицо. Человечек глядел на мальчика широко открытыми глазами, крошечными, как точки от булавочных уколов. Он попытался освободиться, но Кремень сложил пальцы ковшиком, и человечек, сдаваясь на милость победителя, снова съежился на его ладони. На нем была одежда из кусочков серой кожи и мягкие ботинки, на плече висел моток грубых ниток, а за спиной — колчан со стрелами.