Тридцать один. Огневик - Роман Борисович Смеклоф

– О как, огрызается, – удивился Оливье. – Почаще работать надо, так и с жизнью расставаться передумаешь.

– Безделье вносит разлад в любое плохо организованное существо, – важно добавил голем.

Я не слушал, зачарованно разглядывая остров. В прошлый раз видел его только издалека, но вблизи он производил ещё большее впечатление. Вздымался над головой как огромный дом. Нижний этаж занимали лианы, гибкие стволы переплетались с корнями следующего слоя земли. Над толщей камней, кустов и травы поднимался новый этаж, за ним ещё один и еще, пока цветущие ярусы не перекрывали голубое небо. Испугавшись шхуны, гарцующие среди деревьев рогачи, похожие на оленей в лохматых шубах, скрылись в чащах.

– Надо все еще раз обсудить, чтобы установить, как будем действовать. Юноша, думаю…

– Довольно! – закричал хранитель. – Капитошка, кидай всех в конуру и на берег!

Я не успел вмешаться, как гремлин подхватил нас с Мровкубом и сунул в клетку. Волшебная сила захлопнула решетчатую дверь и понесла нас в сторону суши. Божественный остров заманивал яркими цветами и сочными изумрудными листьями. Заросшие джунглями скалы распахнули дружелюбные объятия. И я всё никак не мог поверить, что среди такой красоты нас поджидают невидимые опасности.

Клетка впорхнула под заросли перевитых плющом лиан, разметав крупные толстые листья, и приземлилась, ударившись колесами об твердую почву.

– Поехали! – скомандовал Оливье.

Я с тревогой огляделся.

– Чего молчишь? Передавай приказ! Гомункул не гремлин, он меня не слышит! – буйствовал хранитель. – Нам в самый центр и низ острова.

– Давайте двигаться, – предложил я. – Оставаться на месте опасно.

– Да, да, вы правы, юноша, – пришел в себя архивариус. – Как говорил королевский скороход Таньшана: «Кто спешит, даже от смерти убежит», хотя умер он очень рано…

Мровкуб скрестил руки на груди, а потом резко взмахнул ими, отталкиваясь от невидимой преграды. Клетка со скрипом сдвинулась. Колеса медленно вращались, втыкаясь зацепами в скрытый травой грунт.

Со свисающих до земли ветвей, облепленных огромными оранжевыми цветами, за нами наблюдали маленькие красные глазки. Их россыпи злобно зыркали из-за листьев пока опасливо, но уж слишком плотоядно. Скоро голод победит осторожность, и они попробуют решетку на прочность. Надеюсь, у них не хватит сил.

– Кто это? – прошептал я.

– А! – отмахнулся Оливье. – Живоеды.

Они что любят только свежатину или очень-очень быстро лопают? Уточнять, чтобы не подвела пресловутая храбрость, я не стал, и на всякий случай отодвинулся подальше от решеток.

Затихшие при нашем незваном появлении джунгли оживали. В зарослях ревели и рычали пока ещё невидимые звери. Хрустели, трещали и стрекотали мелкие букашки. А безобидные, по мнению хранителя, живоеды решили познакомиться поближе и вытянули к нам толстые, гибкие ветви. На концах извивающихся отростков, под красными глазками причмокивали слюнявые пасти.

– Ты говорил «А»? Это не «А». Это «Аааа…»! – затараторил я.

– Жуткий оборотень напугался стебельков? Они нам не навредят, – бросил Оливье.

– У них мягкие зубы, – поддержал голем. – Закаленный металл, усиленный обороняющими заклятьями, ни в жизнь не перекусят.

– Да? – взвизгнул я, когда одна из лиан вцепилась в крышу повозки и обняла склизкой пастью железные прутья. – Мне сразу полегчало, – пробормотал я, отвернувшись от сочащегося густого сока.

– Берите пример с Семисветских стражей заката, – посоветовал, не переставая махать руками архивариус. – Они говорили, что: «Самая достойная храбрость ничто, по сравнению со спокойствием и уверенностью!».

– И где они сейчас? – всё еще хмурясь, уточнил я.

– Погибли во время стодневного прилива.

– Зато спокойно и с уверенностью, – пробормотал я.

Клетка катила через заросли, и даже самые прилипучие лианы соскальзывали с прутьев, чмокая слюнявыми пастями на прощание. Будто отправляли воздушные поцелуи, надеясь на скорую встречу. Не добравшись до нас сверху, живоеды не бросили попыток полакомиться законной добычей и, спрятав гибкие ветви, полезли снизу. Из земли выскакивали узловатые корни, расправляли кривые отростки и хватились за днище и колеса, но тележка с отвратительным хрустом давила их, разбрызгивая липкий сок.

– Не зевай! За синим камнем, поворачивай направо, – приказал хранитель.

Я крикнул Мровкубу и клетка, качнувшись, заваливаясь на бок, свернула в чащу, чиркнув прутьями по тому самому сияющему кристаллу.

– Держим курс! – радостно заметил Оливье. – Малыш, готовь силки, мы должны быть во всеоружии.

– Простите, – пробормотал я, обползая архивариуса.

– Хватайся за концы верёвки и просовывай внутрь клетки, – подсказал хранитель. – Видишь внизу маленький рычажок? Хорошо, значит, глаза на месте. Я уж думал, от страха вывалились. Не шипи, юнга. Шторм совсем близко. Пихай их в отверстие и придавливай рычажком. Как следует!

– Готово, – отозвался я, защелкнув механизм.

– Теперь сверху отпусти. Подтяни здесь. Да не там, томпондранова требуха! Тут, да. Ага. Ослабь. Подтащи. Лапы, как у багамота, кривые и обе левые, – Оливье сдавленно крякнул. – Клади свои загребущие хваталки на верёвку. Чуешь, как дрожит? Прям как ты от страха. Вспоминай всё, что я писал в книге рецептов. Надо настроить силки на Великого Свина.

– Величайшее чудо, – прошептал я. – Прекрасный, бесподобный, совершенный. Что-то там еще про грезы и желания. Вкусный еще вроде очень.

– Про себя бормочи, слизняк пупырчатый, – приказал хранитель. – И глаза закрой, чтобы лучше представлялось.

Я пытался вспомнить, что Оливье понаписал в потаённой главе. Какие-то эталоны и пропорции. Что-то про благоухание. Я вздохнул. По мне так полная ерунда. Главное в свинье – это мясо. Мне представилась дышащая жаром, расточающая божественный аромат, только что приготовленная рулька. Такая аппетитная, что невозможно найти слов, да они и не нужны. Её надо пробовать, кусать, пережевывать, наслаждаться каждым мгновением. Я сглотнул. Желудок предупредительно заурчал, а голем удивленно охнул.

Я открыл глаза. Веревка светилась неярким жёлтым сиянием.

– Бей в рынду, – весело сообщил Оливье. – Сдвинешь рычаг и свинёнок наш. Силки накинутся, как левиафан на фею.

– Но он же… – потрясенно протянул Евлампий.

– Удавочка самонаводящаяся, – рассмеялся хранитель. – Представляешь на кого набросить, и все дела. Уж чего-чего, а воображения у малыша хоть отбавляй. Мне его выкрутасы в пузыре до сих пор мерещатся. Упс! Чуть не пропустили! Давай за тем синим деревом направо.

Я передал команду.

– Да мы же так обратно вернемся, – запричитал голем.

Я тоже прикинул количество поворотов и едва не согласился с Евлампием. Клетка снова наклонилась, чуть сильнее, чем в прошлый раз, и, на двух колесах ушла вправо. Мы пролетели под ядовито синими ветками и покатили под склон. Листья хлопьями кидались наперерез, забивая решетку. Сбоку прошмыгнула тёмная, размазанная тень, огласив окрестности голодным рыком.

– Чупакабра пожаловала, – цокнул языком Оливье. – Не трясись, побесится и отстанет. Мы в её меню сегодня не вписаны.

Черная бестия бежала рядом с повозкой, обнюхивая на ходу железные прутья и облепленные грязью колеса. Раздвоенный язык метался туда-сюда.