Джон Леннон. 1980. Последние дни жизни - Кеннет Уомак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После абсолютно заслуженного выходного Джон и Йоко продолжили работу на Hit Factory в понедельник, 11 августа. Первой на очереди была Woman, которую Дуглас считал безусловно прекрасной и готовой к выпуску даже в «необработанной» форме бермудской демозаписи. С того самого момента, как он услышал ее впервые, Джек не сомневался, что «это будет поп-классика, потому что она рассказывает обо всем, что мужчина чувствует к своей жене или девушке». Джон, по очевидным причинам, стал называть Woman «битловской записью», учитывая ее звучание, напоминающее о тех временах. Ориентируя музыкантов перед записью, он предложил, чтобы они думали о песне, как о «ранней балладе, записанной на Motown где-то около 64-го» (259).
Леннон явно пребывал в игривом настроении, сочиняя в тот же день импровизационную инструментальную композицию под названием Let‘s Get Peculiar. В еще сравнительно раннюю пору записи Double Fantasy группа смогла записать Woman, экономично потратив на нее всего четыре дубля. А терперь, пока писался аккомпанемент, который включал и удачно рассчитанную, поднимающую настрой своим звуком смену тональности в конце песни, Джон исполнял вокальную партию в изолированной каморке посреди студии. Во время перерыва он проворчал: «У меня от этой песни такое чувство, будто я все еще в долбаных Beatles». В последующих интервью он говорил, что Woman – это «повзрослевшая» версия битловской Girl, выдающегося произведения из альбома Rubber Soul. В той ранней песне, написанной Джоном, когда ему было двадцать пять, рассказчик повествовал о любви к девушке, которая к нему холодна, чтоб не сказать агрессивно пренебрегает им. А в Woman Джон, наоборот, поет о жизненной силе зрелых, здоровых человеческих отношений (260).
Неудивительно, что тема музыки The Beatles нередко возникала в Hit Factory во время сессий звукозаписи. И неизбежно, услышав ее, Джон вспоминал одну-другую истории о тех временах, когда он был в «Великолепной четверке». Помощник звукорежиссера Джули Ласт рассказывала: «Когда он начинал вспоминать, все останавливалось, и мы превращались в стайку детей, которые сидят у дедушки на коленке и впитывают каждое слово». Музыканты частенько провоцировали Джона, играя какую-нибудь битловскую мелодию, чтобы Леннон опять ударился в воспоминания. Давилио вносит свои штрихи: «Через несколько дней после начала работы, во время перерыва между записью Хью вдруг запилил рифф из I Feel Fine. Потом он начал играть куплет, а Джон стал напевать. И через несколько тактов Джон остановился и говорит Хью: “Это тональность, как у нас была?” Хью отвечает: “Ага”, и Джон: “Господи Иисусе, прямо вот так высоко?”» (261).
Потом Джон признался Давилио, что хотел бы для следующего альбома перезаписать Strawberry Fields Forever. Так же, как и во время разговора с Джорджем Мартином в прошлом декабре на «суперкухне», Леннон был решительно настроен представить абсолютно новую версию одной из знаменитейших своих композиций. «Джон начал играть всю песню для меня, – вспоминает Давилио. – Он говорил, что всегда хотел ее переделать, чтобы она стала не такой психоделической. В той версии, которую он сыграл мне, чувствовалось пульсирование, ритмичность. Это было по-настоящему мощно. Я просто отъехал. Сижу, и тут Джон поет мне одну из величайших песен The Beatles. Это было как миниконцерт для меня одного. Супер!»
В конце концов музыканты не могли больше скрывать свой интерес к вопросу, мучившему поклонников The Beatles по всему миру. Нарушил молчание звукорежиссер Ли Декарло: «Я однажды спросил его: “Джон, что сломало группу?” Он ответил: “Maxwell‘s Silver Hammer. Я три недели сидел в студии, пока Маккартни записывал вокал, и к тому времени, как мы закончили, я его ненавидел”». Джон, конечно, говорил не всерьез. У распада группы было много причин. Но в восприятии Леннона запись Maxwell‘s Silver Hammer стала «соломинкой, которая сломала верблюду спину» (262).
После Woman музыканты перешли к песне Йоко Yes, I‘m Your Angel, под рабочим названием – I‘m Your Angel. Как и Woman, эта композиция была отсылкой к минувшим временам, однако она была неоригинальной по природе. За долгие годы своего существования в музыке Джон не придавал особого значения мелким композиторским кражам – Маккартни вспоминал, что такое отношение у них когда-то появилось из-за абсолютной неискушенности: «Джон и я, да все мы не знали, что кто-то мог владеть песней. Мы думали, что мелодии просто носятся в воздухе. Мы не могли разобраться, как это – быть собственником песни. Что такое владеть домом, гитарой или машиной – это понятно, это были осязаемые предметы». Но после юридических баталий Харрисона из-за его песни My Sweet Lord, мирового суперхита с пластинки All Things Must Pass (1970), концепция отдаленной схожести одной композиции с другой (в его случае – My Sweet Lord и He‘s So Fine «девичьей» группы The Chiffons) больше не была просто дискуссионной (263).
Во время репетиций в «Дакоте» Джон нескрываемо волновался, что с песней Йоко это не просто мимолетное сходство с Makin ‘Whoopee, джазовым стандартом Гуса Кана и Уолтера Дональдсона, который затем сделали популярным такие легенды, как Эдди Кантор и Марлен Дитрих. Но как бы там ни было, столь явная отсылка к Makin ‘Whoopee, слышимая в Yes, I‘m Your Angel, давала Йоко испытанный шарм джазовой эры. Йоко воспринимала эту песню как шутку, понятную только ей и Джону. «Эта штука – большое притворство. Но в то же время текст совершенно непритворный. Он только представлен в таком виде», – говорила она. Звуки «тра-ля-ля-ля-ля», которые распевала Йоко считаные дни спустя после того, как она симулировала в студии оргазм, создавали резкий эффект, но и существенно расширяли стилистический диапазон записываемого альбома (264).
На следующий день Дуглас
