Повесть о Сергее Непейцыне - Владислав Глинка

«Для себя господа вроде Леонтовича иначе строят. Там ничего не обвалится, не проржавеет», — думал Сергей, смотря на крепостные здания из окна комендантской канцелярии, куда зашел получить жалованье по ордеру, посланному из главной квартиры.

Высчитать нужную сумму оказалось не просто. Писаря заставили его трижды приковылять в присутствие. Таких не разжалобишь и отстрелянной ногой. Только «барашек в бумажке» ускорил дело.

Во всех окнах казенных зданий в крепости торчали равнодушные рожи с перьями за ухом. Идучи от коменданта, Сергеи размышлял, сколько здесь собрано взяточников, когда одна из таких харь стала вдруг кивать ему и улыбаться. Затем в дверях появился некто в зеленом мундире и с криком: «Славянин, здравствуй! Или фон Шванбаха не узнаешь?» — бросился обнимать Непейцына.

— А, Иоганн! — сказал Сергей, не выказывая особой радости.

— Какая приятная встреча! Ты в отставке? — продолжал Шванбах, юля вокруг Непейцына. — Чего ж в Псковские земли не едешь?

— Я пока только от фрунта отчислен.

— Но позволь тебя поздравить с орденом!

— Зараз поздравь уж и с тем, что без ноги и что Осип убит.

— О! Я слышал! Какая жалость! Милый друг детства! Помнишь, как я его по-французски в первый год подтягивал?

Непейцын только хотел добавить: «За домашнюю пастилу», — как Шванбах продолжал:

— А знаешь, перед отъездом из Петербурга, в прошлом месяце, мы тебя с Николаем Васильевичем вспоминали.

— С Верещагиным? — спросил Сергей, забыв недавнее желание отделаться от суетливого, по-прежнему похожего на лису немчика.

— Ну конечно, — тараторил тот. — Родственника одного из Курляндии привезли, так я просил в кадеты определить. А полковник очень про тебя беспокоился. Там сначала слух прошел, что вас обоих убило, а потом стало известно, что одного Осипа.

— Здоров ли Николай Васильевич?

— Вполне. Племянницу на масляной замуж выдал за Мертича. Слыхал, что он женился-таки в тридцать пять лет?

— Криштафович еще осенью, как приехал, говорил что-то такое…

— Вот Андрею повезло! Уже капитан и «Георгия» схватил!

— Ну, он на штурме в таком пекле побыл, что любой награды достоин. А ты еще прапорщик? И отчего в пехотном мундире?

— Что ты! Давно подпоручик, и генерал обещал, как отсюда вернусь, к поручику «за отличие» представить. Если, конечно, достойно поручение выполню, — скромно закончил Шванбах.

— При каком же генерале состоишь и что здесь делаешь?

— При генерал-аудиторе Волкове и здесь одно расследование произвожу. — Иоганн понизил голос: — Донос на здешних инженеров. Ничего важного. А отсюда по другому делу в главную квартиру поеду.

Через несколько минут они расстались, и Сергей не позвал Шванбаха к себе, хотя тот и говорил, что хотел бы кое-что рассказать о Петербурге, о планах по службе.

«Значит, только на масляной повенчали, — думал Непейцын. — Если б я не был ранен, сразу отпросился в отпуск да прискакал к новому году в Петербург, то, может, и остановил бы свадьбу. Он, значит, на девятнадцать лет ее старше… Э, глупости, ничего бы не остановил. Во-первых, я лежал тогда при смерти, а во-вторых, она, наверно, забыла обо мне. То детское все было. А теперь и мне надо скорее ее забыть. Не хочу о корпусе разговаривать. Да и Шванбах противен по-прежнему. Тоже расследователя выбрали!»

Когда доковылял до своей калитки, захотелось побыть одному. И Филя с его заботами был сейчас тягостен. Решил: «Пойду к греческой церкви. Посижу в ограде. Наверно, сейчас там никого нет».

Когда проходил мимо сторожки, услышал монотонный гул детских голосов — школьники нараспев учили что-то.

«Уже и школу греки устроили», — подумал Сергей, направляясь за алтарь к скамейке, стоявшей у крайней могилы.

Прислонил костыли сел, снял шляпу, отер потный лоб. Окинул взглядом могилы. На нескольких распустились маргаритки и еще какие-то цветы. Немного еще, человек десять тут положено. Какие-нибудь почетные прихожане — купцы, судовладельцы. И надписи, верно, по-гречески, не поймешь ничего. Привстав, заглянул на дощечку, прибитую к деревянному кресту, у которого сидел. Прочел:

Лейтенант российского военного флота

Николай Христофорович Адрианопулос

Скончал дни свои 12 сентября 1788 года

Мир праху его.

«Вот так встреча! Правильно ты чувствовал, Никола, что не вернешься на эскадру. Но, видно, были около тебя земляки, раз здесь схоронили… Ну, денек выдался!»

За тяжелым днем пришла такая же ночь. Сергею не спалось. В комнате было душно, больше обычного ныла рана, чесалась отнятая, оставленная в Очакове нога. Мысли одна грустнее другой шли чередой: «Вот как все нехорошо складывается. За год один сколько потерь. Надо будет плиты каменные Николе и Осипу заказать. Ведь уедешь на север, так навряд снова выберешься. Скорее бы аттестат пришел, к дяденьке поехать… Наверное, утро скоро, а сна ни в одном глазу. Сесть, что ли, к окошку, воздухом свежим дохнуть».

Вылез из кровати, встал к стене, по которой всего шага три-четыре до окошка — вон оно, чуть брезжит впереди. Прыгнул раз, второй. И вдруг запнулся о половичок. Теряя равновесие, попытался схватиться за что-нибудь, но рука скользнула по стене. Упал лицом вниз, инстинктивно выставив обе руки и оба колена, одно из которых заменяла теперь культя. Боль от удара ею была так остра, что Сергей застонал. Пока разбуженный Филя высекал огонь, он сел, но подниматься сам не решился. И вот опять на постели. В трепетном свете свечи по простыне расплывалось кровавое пятно.

— Сверни одеяло, подсунь под обрубок, — приказал Непейцын.

Кровь не унялась, наложили жгут из полотенец и Филя бросился искать лекаря.

Он возвратился через полчаса. За ним, зевая и поеживаясь, шел пожилой человек в военном мундире, неся ящик с инструментами и узел с корпией и бинтами.

— Свечей побольше и таз с теплой водой! — распорядился он. — Эк вас, господин поручик, угораздило… Да, да, душновато. Ничего, иногда такое кровотечение полезно. Честное слово даю. После него окончательное заживление наступает… Свечей, свечей, друг любезный! Надо, чтоб как днем светло стало…

Лекарь обмыл открывшуюся рану, осмотрел ее, сделал перевязку, помог Филе перестлать постель. Что-то было в его неторопливом говоре и уверенных движениях успокаивающее, доброе, такое, что Сергею не хотелось с ним расставаться. Начало светать. Оправившийся от испуга Филя предложил подать закусить. Василий Прокофьич — так звали лекаря — не отказался.

— Спать уже некогда, — сказал он. — От вас прямо в должность.

— В гошпиталь? — спросил Сергей.

— Туда попозже. Окроме тамошнего, на мне надзирание лежит за легкими больными, которые на Пехотном форштадте квартируют. Вот где, доложу, тяжкая комиссия.

— Что же?

— А то, что скученны крайне, помещения — развалюхи трухлявые и на довольствии их обворовывают. Ну и болеют, мрут.

Когда лекарь прощался, Сергей просил его прийти еще.

— Загляну разок. Более, полагаю, не понадобится. Но лежите, сударь мой, совершенно спокойно, чтоб опять не навредить…

Инженер-подполковник. Еще награда. Летом над Бугом. Новая нога

Некоторое развлечение при подвижном лежании доставили Сергею визиты подполковника Леонтовича. Высокий, осанистый, но с короткой нижней челюстью, напомнившей нелюбимого кадета Лукьянова, подполковник с порога заявил, что пришел познакомиться с доблестным офицером. Приглашенный присесть, он рассказал, что возвратился один, потому что служба требует присутствия в Херсоне, но что через недели две прибудут жена его и младшая дочла. Предполагая, что это намек на желательное освобождение флигеля, Непейцын сказал, что немедля велит искать другую квартиру. Но подполковник рассыпался, как будет счастлив сохранить такого жильца, и уверил, что столь покойного места Сергей Васильевич не сыщет. А что до дворни, которая приедет с дамами, то люди у него тихие и число их невелико.

— У меня не как у других господ, — хвалился Леонтович — Я лишних не кормлю. Всяк свое дело знает, а не чулки впрок вяжет…

Затем рассказал, что дом, построенный на прежней службе в Киеве, отдал за старшей дочерью, что до сих пор квартировал в Херсоне один, но теперь полагает здешний город в безопасности и даже построился далеко от крепости.

Тут, как бы к слову, осведомился, имеет ли где недвижимость Сергей Васильевич или живет только службой. Гладко болтая, Леонтович проворно шевелил овечьей губой, будто жевал траву на пастбище.

Ответив, Непейцын добавил, что полагает искать места, потому что хозяйства не смыслит, а служить можно и на деревяшке.

Подполковник одобрил такие мысли, полюбопытствовал, сколько в его деревне душ, в каком наместничестве и хороши ли там урожаи. А в заключение спросил, не надобно ли Сергею Васильевичу какой мебели. В большом доме стоит даже слишком много. После убитого под Очаковом приятеля инженер-полковника Корсакова купил он задешево на целый дом мебели отличной работы резчиков и позолочников, которые из Петербурга присланы в здешнее Адмиралтейство.