Там, за Вороножскими лесами - Татьяна Владимировна Луковская

ночи? В темноте обороняться сложнее. Это известно и татям.

Полдень давно прошел, солнце стало неспешно спускаться к лесу, смолк стук, лестницы разложены вдоль крепостного вала, а приступа все не было. Половцы, спешившись, расселись в смятой траве. Бродники лениво переговаривались у костров, бросая алчные взгляды на затихшую в ожидании заставу.

– Выматывают, чтобы мы по обвыклись, чутье потеряли. В оба глядите, – Демьян прохаживался взад-вперед по заборолу.

Прибежал отрок от воеводы.

– Велели бочки с водой вдоль стены ставить, труты гасить. Жечь нас будут.

Олексич всмотрелся, а, ведь, верно, мирно беседуя, нападающие потихоньку раскладывали луки, наматывали на наконечники стрел паклю.

– За водой, живей! – крикнул боярин мальчишкам, стоявшим внизу. Среди них краем глаза он заметил и заплаканного Антипа. Тот, как и все, побежал к колодцам. Нет, Демьян не испытывал чувства вины, но было как-то неприятно.

Солнце лизнуло пушистую шапку дубравы. Раздался резкий свист, и в этот миг тати поднялись плотной цепью, опуская концы стрел в костры, вскидывая луки. Широкими дугами в город полетел огненный дождь.

Чтобы стрела перелетела крепостной сруб, нужно подойти ближе. Нападающие, перелезая через засеку, стали карабкаться на вал. Вороножцы с башен отстреливались. Несколько татей остались висеть на кольях, но разгоряченные бродники, не замечая потерь, продолжали упорно подступать к крепости, уже тащили лестницы, и поток огненных стрел не ослабевал. В граде занялись крыши ближайших к городне домов, их бросились тушить. Бой кипел вовсю.

Обороняющиеся были ладно обучены, это Демьян приметил сразу. Воевода знал свое дело, и натаскал людей, они могли недолюбливать его за крутой характер, но сейчас строгость Федора спасала им жизни. Застава как один могучий богатырь вновь и вновь отмахивалась от назойливых неприятелей. Первый натиск был отбит, атака выдохлась. Враги отступили в темноту.

Вороножцы устало отирали пот. Ночь уже плотным кольцом окутывала измученный город.

– Боярин, как думаешь, еще в потьмах полезут? – обратился к Демьяну долговязый вой лет двадцати.

– А кто ж их знает? Подождем. Спать в очеред! – крикнул он. – Предай далее.

Враги вяло копошились у костров. «Может и не полезут пока».

– Я тебе покушать принесла.

Демьян вздрогнул, за спиной стояла Агафья, в руках у нее был горшок, прикрытый берестяной крышечкой.

– Бери, – протянула она ему ложку, – ешь, горячее еще.

– Ты что здесь делаешь? Стрелой снять могут! Домой ступай! – зашумел на нее муж.

– Так всем же вон жены принесли. Я чем хуже? – надула губы Агаша. Она была в повое мужатой бабы и все время поправляла его рукой, привлекая внимание. – Хороша ли?

– Хороша, хороша. Вниз ступай, – торопливо поцеловал Демьян жену.

– Ты уж поосторожней. Слышал? – понизила она голос. – Говорят, воротников двоих с городни скинули за измену.

– Видел, – усмехнулся Демьян. «Не знает ничего, как нас самих туда чуть не скинули. Ну, и хорошо, ни к чему ей это знать».

Вои шумно стучали ложками, неизвестно, когда снова придется перекусить. Они и их жены, не скрывая любопытства, поглядывали на Демьяна с Агафьей, о чем-то переговаривались.

– Об нас толкуют, – засмущалась Агаша.

– Пусть толкуют, коли охота, – отмахнулся Демьян, – ну, иди уже. Что ж не прогоню тебя никак?

– Иду, – жена забрала опустевший горшок, и неохотно пошла вниз, постоянно оглядываясь.

«Хода у них подземного нет. Отступать некуда».

Пытаясь справиться с тревожными мыслями, Олексич стал клевать носом, голова отяжелела. Ему казалось, что он всего лишь на миг закрыл глаза, но кто-то уже тряс за плечо.

– Боярин, проснись. Началось!

Демьян резко вскочил.

– Биться!

– Биться! – понеслось вдоль прясел.

В наступающих предрассветных сумерках, когда сон самый сладкий, тати снова пошли на приступ. Уже израсходовав добрый запас стрел, теперь они стреляли редко, но усилили напор на ворота, беспрестанно тараня их. Осажденные плеснули раскаленной смолой. Раздались дикие крики. Осадные лестницы разом уперлись в городню, баграми и рогатинами вороножские вои пытались их опрокинуть. Часть кривобоких стволов полетела вниз вместе с карабкающимися врагами. На башнях почти на ощупь продолжали работать лучники.

Свист, крики, стоны, оглушительный звон железа, глухие удары – все эти звуки уходили в высокое прорезанное первыми солнечными лучами небо. Новое утро люди встречали с оружием в руках.

Демьян тяжелым мечом отца зарубил шустрого половца, сумевшего прорваться на забороло через крышу. Затем пришлось метнуться к двум вороножским воям, безуспешно пытавшимся опрокинуть очередную осадную лестницу. Ту крепко держали внизу шесть пар сильных рук, наверх уже карабкались легкие степняки.

– Вбок, вбок ее валяй!

Стрела пролетела над ухом.

– Вот ведь …, – вырвалось у Демьяна худое слово.

Навалившись, вороножцы все же скинули нападающих вниз.

– Камней еще! Здесь нет? С того края тащите!

– У нас троих убило, стоять некому. Не сдюжим.

– Вы двое к десному пряслу, подсобите.

Когда солнце полным кругом выкатилось из-за окаема, нападение выдохлось. Бродники отпрянули от стен, продолжая держать заставу в плотном кольце. Демьяну отчего-то вспомнился молодой послушник Афанасий, замерзающий на дереве в окружении волков. Сейчас весь город походил на слабеющего отрока. Вон она стая внизу, носом чует добычу, ждет, когда в бессилии разожмутся руки последнего защитника.

«А жив ли Афонька? Где же дружина моя?»

– Воевода зятя кличет! – крикнули снизу.

Олексич заспешил к южным воротам.

– Цел, зятек? – усмехнулся Федор, размазывая сажу по лицу, его прежде всегда ладно причесанная борода теперь топорщилась спутанным комком, в кольцах брони застряли щепки и пепел. Видать у них здесь было еще горячее.

– Вон, глянь, – указал тесть на неприятелей, – развалились, броню поснимали, не боятся нас. Эх, воев мало! Сейчас бы ударить.

Демьян потянулся к волоковому оконцу. Часть бродников, скинув грязные рубахи, полезли в реку купаться, другие мирно сидели у костров. Дозорных выставили мало. Мало, но вороножцев и того меньше, сил на вылазку не было, это понимали и Федор, и Олексич.

– Днем осаду станут держать, а ночью нас дергать. Хитро придумано, – воевода недовольно сморщил лоб.

– Если ночью сдюжим, завтра в это время можно за стены выйти, авось отгоним, – предложил Демьян, глядя на беспечность татей.

– Поглядим, – уклонился от решения Федор.

– Эй, воевода, купаться не желаешь? Утренняя водица что парное молоко? – вожак бродников в одних порах расхаживал, разминая босые ноги в мягкой придорожной траве.

– Погожу пока, – крикнул ему Федор.

– Живучий, пес. А мои бают, убили тебя. Золотишко вынести не надумал?

– Сказано тебе, нет у нас ничего, – уже не раздраженно, а как-то равнодушно откликнулся воевода.

Бродник потянулся могучим телом, подставил утреннему солнцу лицо. Кто-то из вороножцев пустил стрелу, но та, прошла левее татя. Вожак зло рассмеялся.

– Ждете помощи из-за леса, обозы с житом? Не ждите, не приедут!

– Тебе-то откуда знать? – надменно выкрикнул