Нет пути назад - Александр Афанасьев

– Слушайте… поселок… Дятлово… Финляндия… дача… Русалка… Сейф… в главной комнате… код… запоминайте… три… один… семь… два… один… пять… Берите все…

– Спасибо… сударыня.

– Аллах… с вами…

Граф сунул в карман пистолет, не вышел, а почти что выскочил за дверь. Быстро прошел в свою каморку… достал сумку… покидал в нее то, что могло пригодиться, включая ключи от арендованной на длительный срок автомашины «Хорьх», припаркованной в Автово на платной охраняемой стоянке. Проверил две пачки денег, русские рубли и рейхсмарки, пачки не толстые и не тонкие, купюры разных номиналов, достаточно, чтобы затеряться и выжить. Достал оба пистолета, и свой и Кейна, проверил их, один сунул за пояс, другой положил в сумку. Возможно, пригодятся…

Рука в кармане наткнулась на какой-то предмет… черт. Это был диктофон, выходя, он сунул его в карман.

Ладно, пусть будет…

Под руку попалась куртка из плотной, непромокаемой ткани, с капюшоном – худи. Единственная чисто английская вещь, какая у него была. Он надел ее и сразу почувствовал себя как в Белфасте или в Лондондерри. Куртка-худи, сумка с самым необходимым и три пистолета. Мысленно он проиграл первые такты русской песни, похожей на марш: «Пожелай мне удачи в бою». Да, это ему пригодится…

Быстро прошел к двери, отодвинул засов – тут на ночь запирали по старинке, именно что на засов. Выглянул во двор, держа наготове пистолет, ничего не увидел. Вышел… опомнился уже на полпути.

Подобрал камень и саданул им в окно. Зазвенело стекло… через несколько минут здесь будет полиция. А его уже здесь не будет…

Но надо спешить…

Улица перед домом была погружена во мрак: кто-то разбил фонарь.

– Ваше Сиятельство…

Граф остановился как вкопанный. Потом медленно повернулся.

Князь Воронцов стоял в двадцати шагах от него у машин. Не было ни наручников, ни полиции, ничего. Он изменился с тех пор, как граф видел его последний раз… его волосы были теперь темно-серого цвета, и он носил коротко постриженную бороду… но все-таки это был он.

– Что вам угодно, сударь?! Я вас не знаю! – громко сказал Сноудон, чтобы немного отвлечь внимание от приготовления к бою.

Граф расстегнул ветровку, и князь сделал нечто подобное. Только на нем был костюм-двойка, и он расстегнул пуговицы пиджака.

– Я предупреждал вас, что, если не оставите злого, ни вас, ни Англии больше не будет! – ответил Воронцов.

Граф отрицательно покачал головой:

– Англия будет всегда, милорд, хотите вы того или нет…

Улицу высветили фары, и граф рванул пистолет, рассчитывая на то, что шум за спиной его врага даст ему хоть немного преимущества. Выстрелы слились один в один. Падая на асфальт и судорожно пытаясь схватить хоть немного воздуха, граф Алан Сноудон услышал истошный женский визг – и это было последнее, что он слышал…

Российская империя

Лисий Нос, недалеко от Санкт-Петербурга

Ночь на 3 марта 2014 года

Лисий Нос. Место по-своему очень примечательное.

С тех пор как Его Величество император Николай Второй запретил использовать Петропавловскую крепость в качестве места для казней, Лисий Нос остался единственным местом, где производились экзекуции жителей столицы. Изначально предназначенное для казней «низкого люда» – аристократов казнили в крепости – со временем это место стало весьма престижным. Был даже роман «Лисий Нос» и стихи, кажется… Рейснер[74], которая чуть сюда не попала. Последние казни были проведены здесь в конце пятидесятых, после чего практика приведения приговоров в исполнение здесь вообще прекратилась. Сейчас государства убивали тайно, словно стыдясь…

Места этого очень боятся, несмотря на то что оно недалеко от Санкт-Петербурга, и при прочем раскладе здесь были бы неплохие дачи. Говорят, что сюда являются тени повешенных в двадцатые, в ходе беспощадной и страшной войны с коммунистической заразой… но я не верю в это. Если человек мертв, он мертв. Вот и все.

Граф Алан Сноудон очнулся от того, что лежал на земле в неудобной позе и все тело ломило. Было светло… до боли светло, и болела грудь. Он закашлялся и почувствовал соленое в горле… кровь.

Но он все еще был жив.

Свет – белесый свет ксеноновых фонарей – светил так, что было больно глазам, и он на секунду подумал, что попал в аварию или его просто сбила машина. Он пошевелился… и свет вдруг погас… но все равно было светло… ночи не было. Белые ночи – он впервые был в это время в Санкт-Петербурге, в имперской столице России, и впервые видел такое. Ни света, ни темноты… что-то среднее… но все равно можно видеть… если бы так глаза не болели.

А они болят.

– Поднимайтесь, граф… Вас ждут великие дела…

Этот голос он знал. Это был голос его врага… того, кого он не убил в Бухаре и кто не убил его на Сицилии. Третий раз – решится, кто и кого…

Он не знал, почему жив сам. И он не знал, почему жив его враг. Рука еще помнила отдачу «кольта», легкого и в то же время мощного пистолета.

– Руку.

Граф протянул руку, и чья-то сильная рука потянула его с земли и поставила на ноги.

– Вот… так.

Обожженными ярким светом глазами граф увидел князя Воронцова. Одного. У него был револьвер крупного калибра в руке, за его спиной была машина. Одна из последних моделей «БМВ», высокая, с хромированным оскалом радиатора. Граф не видел, какая именно.

Князь сделал еще несколько шагов назад и оперся о капот машины, будто давая отдых своим ногам. Откинул барабан револьвера, и начал один за другим менять патроны. Револьвер был странный, с большим и длинным барабаном.

– Какого черта происходит? – немного продышавшись, спросил Сноудон. Дышать было чертовски больно, при каждом вздохе он чувствовал боль.

– Происходит то, что мы оба живы. Пока.

Князь Воронцов ковбойским движением – кистью руки – вернул барабан на место.

– «Смит и Вессон», – прокомментировал он, – модель «Губернатор», четыреста десятый калибр. Но можно стрелять и сорок пятым. Прикупил для дела. Отличная модель для охоты и для самообороны, благо к нему есть резиновые пули.

Резиновые пули.

– Я тоже… попал.

– А как же… – князь сдвинул полу пиджака, – один раз все-таки попали. Бронежилет – великое дело… Мои поздравления, мало кому удавалось попасть в меня. Последний раз это произошло… четырнадцать лет назад. Быстро идет время.

Граф усмехнулся, вызвав новый приступ боли:

– Неправильная… у нас дуэль получилась.

– А дуэли не будет, – серьезно ответил князь, – вы не тот, с кем стоит дуэлировать. Ваша страна никогда не знала честной игры, хотя вы кичитесь тем, что придумали это. Fairy play. Вы проиграли честную игру, сударь, ваша армия разбита, ваш флот на дне. Вы маленький островок в океане, на котором живут люди, вообразившие себя хозяевами мира и отцами современной цивилизации. В то время как вы не более чем ублюдки, которые наносят вред всегда, когда представится такая возможность. Знаете, где мы сейчас?

– ???

– Лисий Нос. Место для экзекуций. Не так уж и давно – если судить историческими мерками – здесь вешали коммунистов. Коммунистов, которых именно вы, господа, бросили в атаку на нашу страну. Вы разбрасывали их, подобно чумным блохам, в надежде, что Россия рухнет. Но не вышло. И сейчас не выйдет…

Граф остался стоять на месте.

– В ваших устах… это звучит особенно убедительно… констебль Александр Кросс[75].

– А знаете, я не стыжусь этого. По двум причинам. Первая: я мстил, мстил за тех, кто погиб в Бейруте. Когда ко мне подошли и предложили… я сначала ответил: нет, это не для меня. Но потом я подумал: а как же те, кто погиб?[76] Кого убили, кто не сможет отомстить сам за себя. А как быть женщинам, которым вспороли животы за то, что они носили в них младенцев не от мусульман? А как же быть детям, которым отрубали руки за то, что они ходили в школу, а не в медресе – знаете, граф, я и это видел своими собственными глазами.[77]

Знаете, в чем разница между нами, милейший граф Сноудон? В моральном релятивизме. Я никогда не подам руку бородатому, фанатичному ублюдку, пусть он мне даже на Коране поклянется, что сей секунд пойдет и взорвет «Хэрродс»[78]. Я никогда не подам руку коммунистическому подонку, даже пусть он мне поклянется своими безбожными книгами, что устроит забастовку у «Виккерса» или «Армстронга». Это враги для меня. Они были, есть и будут врагами, что бы они ни делали. А вот вы – вы, граф – вы дело совсем другое. Вы готовы пожать любую руку, пусть она будет в грязи, в крови, пусть это будет рука последнего ничтожества, лишь бы она принадлежала человеку, который умышляет против России. Вы готовы придумать все что угодно – махдизм, мюридизм, коммунизм, сепаратизм, – только бы разрушить Россию.