Последние часы в Париже - Рут Дрюар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да! Твой отец! Бош! Я сказал ему, что Элиз расстреляли! Поделом этому ублюдку! После этого он ушел. Больше я его никогда не видел.
Изабель поворачивается к нему.
– Как ты мог? – кричит она. – Ты соображаешь, что ты наделал?
Бабушка Жозефины высвобождается из объятий Изабель и делает шаг к своему мужу. Она дрожит, ее лицо пунцовое.
– Ты сказал ему, что Элиз мертва?
– Да! – кричит он. – И тогда все эти проклятые письма перестали приходить.
– Какие письма? Какие письма? – Его жена опять срывается на крик.
Дедовы плечи поникают, и он откидывается на спинку кресла, как будто этот разговор полностью его истощил.
– Какие письма? – повторяет Жозефина.
Старик мотает головой:
– Не было никаких писем. Я все путаю.
Бабушка Жозефины тяжело опускается на диван.
– Что ты наделал? Что ты наделал?
Он качает головой, и его дряблые щеки подрагивают.
– Женщины! – рявкает он. – Что с вами не так? Вечно устраиваете драму из ничего. Вам бы туда попасть! Вы бы увидели, что они с нами делали. – Он закрывает глаза, как будто все это слишком тяжело для него.
Изабель хватает Жозефину за руку, заставляя подняться с корточек.
– Через два года после войны. Он все еще может быть жив!
Кровь громко пульсирует в ушах Жозефины. Ее отец мог быть где-то там. Везде.
– О каких письмах он говорит?
– Я не знаю. – Изабель сжимает руку Жозефины. – Оставь его на минуту в покое. Он измотан.
Жозефина наблюдает, как вздымается грудь старика, будто и дышать ему невмоготу. Его глаза закрыты, и похоже, что он заснул. Но ей не терпится выяснить все до конца.
– Мой отец, должно быть, присылал письма. Должно быть, он писал маме.
Изабель кивает, но не говорит ни слова.
Жозефина болезненно сглатывает. Если им удастся найти письма, они узнают его историю.
Глава 51
Париж, май 1963 года
Жозефина
– Мы знаем его имя. Красный Крест поможет найти. – Жозефина думает, что сможет разыскать отца и без писем, и дрожь возбуждения пробегает по ее спине. Она колеблется: но почему ее мать не попыталась его найти? – Почему мама не искала его после войны? – Собственный голос кажется Жозефине тихим и далеким – звучит робко, как будто она не должна, не вправе задавать такие вопросы.
Бабушка качает головой:
– Мы думали, что он убит. Мы были уверены в этом. Когда они забрали его… такое зверство. Это было страшно. И больше она о нем ничего не слышала.
Резкий, сильный кашель доносится из гостиной и эхом отдается на кухне.
– Ты оставайся здесь, – говорит бабушка. – Я пойду к нему.
Зверство. Жозефина хочет узнать правду, но в то же время побаивается. Что мог совершить ее отец? Какие муки ему пришлось вынести? Но желание узнать его сильнее всяких страхов, и теперь, когда она так близка к цели, нетерпение растет. Она тихонько подкрадывается к гостиной, выглядывая из-за двери. Бабушка подает деду воды, помогает ему обхватить стакан пальцами. Она удивлена нежностью этого жеста.
– Ты задремал, – слышит она слова бабушки. – Ты только что рассказывал нам о тех письмах.
– Письма? – Он хватает ее за руку. – Я рассказывал о них?
– Да, рассказывал. – Она гладит его по лысой голове. – Письма от отца Жозефины. Куда, говоришь, ты их положил?
– Положил их? – повторяет он, качая головой. У Жозефины замирает сердце от страха, что он не вспомнит, где они, или не скажет. Или, что еще хуже, выяснится, что он их уничтожил.
– Да, – говорит он так тихо, что она едва слышит. – Я убрал их с глаз долой.
– Ты так и сказал, – лукавит бабушка. – Но куда ты их убрал?
Он хмурится, глядя на нее, лезет костлявыми пальцами под рубашку и вытаскивает ключ, висящий на шнурке.
– Мне пришлось спрятать их. – Он пристально смотрит на ключ, зажимая его в руке. – Я должен был это сделать, иначе ты бы отдала их ей.
– Да, – успокаивает она его. – Ты защищал свою семью.
Он кивает.
– Да. Да, защищал свою семью. – Но даже Жозефина слышит сомнение и замешательство в его голосе.
Бабушка осторожно разжимает его пальцы и забирает ключ, снимая через голову шнурок.
– Это от твоего комода рядом с кроватью?
Он кивает, откидываясь на спинку кресла и испуская глубокий вздох, как будто сбросил с себя огромный груз.
Бабушка идет к двери. Жозефина отступает назад, пропуская ее.
– Ты все слышала?
– Да. – Сердце Жозефины бьется лихорадочно, как крылья пойманной в ловушку птицы. Она следует за бабушкой в спальню. Дрожащими пальцами бабушка вставляет ключ в замочную скважину и, поворачивая его, открывает ящик деревянного комода. У Жозефины перехватывает дыхание, когда она видит разбросанные светло-голубые конверты; на всех почтовые марки с изображением головы короля Англии. Жозефина подается вперед, пробегаясь по ним пальцами, зная, что здесь кроется история ее отца. Она поглаживает конверты, как драгоценную находку.
Хриплое дыхание разрывает тишину. Дед стоит в дверях; он дрожит всем телом и смотрит на нее непонимающими глазами, как будто не может вспомнить, кто она такая и что здесь делает.
– Элиз. – Его взгляд прикован к Жозефине. – Я спрятал их для твоего же блага. – Он хмурится, его лоб прорезают глубокие морщины. Он качает головой. – Не мог допустить боша в семье.
Глава 52
Париж, май 1963 года
Жозефина
Ненависть ко всему немецкому, которую дед Жозефины затаил в своем сердце, похоже, была всепоглощающей, и что бы ни вставало на ее пути, становилось лишь сопутствующим ущербом. Жозефина – сопутствующий ущерб. Как и ее мать.
Той ночью ей не спится, и она все думает о письмах, пролежавших взаперти столько лет; письмах, которые помогли бы найти ее отца, воссоединить ее родителей. Что в этих письмах? Теперь они лежат в большом коричневом пакете на дне ее чемодана, готовые к отправке домой, ее матери. Но что, если она откроет одно из них? Последнее. Внутри может быть адрес; ключ к разгадке того, что стало с ее отцом – жив ли он еще, где его можно найти. Разве она не заслуживает того, чтобы знать? Разве не имеет права?
Откинув одеяло, она поднимается с дивана и в темноте, на ощупь, пробирается вдоль стены, нашаривая выключатель. Как только комната заливается светом, она открывает