Последние часы в Париже - Рут Дрюар

и Изабель нажимает кнопку маленького звонка, освобождая защелку, чтобы они могли пройти в подъезд, а затем звонит в дверь с именной табличкой Шевалье. Жозефина носит эту фамилию.

Бабушка открывает дверь, распахивая объятия навстречу им. Ее темно-карие глаза излучают тепло, а на обвисших щеках появляются маленькие ямочки:

– Bonjour, Joséphine. Bienvenue[103]. – Она целует Жозефину. – Я так рада, что ты наконец-то приехала в Париж.

Жозефина испытывает облегчение от того, что бабушка, похоже, искренне рада ей, и опасения меркнут. Она целует мягкую пухлую щеку бабули, наслаждаясь ощущением радушного приема.

Они следуют за ней на кухню.

– Я сварю кофе, – предлагает бабушка. – Садитесь. Как ты добралась, Жозефина? – спрашивает она. – От Трегастеля до Парижа путь неблизкий.

– Прекрасно, спасибо. Я люблю поезда. – На самом деле она хотела бы поговорить о своем отце.

– Изабель сказала мне, что теперь ты знаешь о своем отце. – Бабуля, кажется, прочитала ее мысли, и Жозефина чувствует себя уязвимой, как будто пережитые смятение и душевная боль отпечатались у нее на лбу. – Должно быть, для тебя это стало потрясением.

– Да, так и было. – Жозефине так и не удалось никому объяснить, что ее мать даже не знает о том, что ей все известно, как и том, что она здесь. Избавиться от непреднамеренной лжи становилось все труднее.

Бабушка сжимает ее руку.

– Я рада, что ты знаешь. Я никогда не соглашалась на то, чтобы скрывать от тебя правду.

Изабель громко вздыхает, как будто сердится на свою мать, и встает.

– Не пройти ли нам в гостиную, чтобы Жозефина могла познакомиться со своим дедушкой?

– Конечно. – Бабушка берет Жозефину за руку. – Но будь готова. У него бывает путаница в мыслях. – Она ведет их в гостиную, где в кресле сидит старик, и на коленях у него разложена газета. Он поднимает на них большие карие глаза.

– Изабель пришла навестить нас! – кричит ему в ухо бабушка Жозефины.

Он кивает, и Изабель наклоняется, целуя его в пятнистую щеку. Затем отступает назад.

– Я привела к тебе кое-кого. – Его глаза медленно перемещаются на Жозефину, фокусируя на ней жесткий стальной взгляд. – Это Жозефина. – Изабель натянуто улыбается. – Твоя внучка.

Жозефина не ожидала, что Изабель расскажет ему так много. Она опускает глаза, чувствуя себя неловко под его пристальным взглядом. Интересно, может ли он принять ее за ребенка Изабель? Дед пытается встать, но ноги у него такие тощие, что едва ли служат ему опорой. Бабушка и Изабель подхватывают его под руки с обеих сторон и вместе помогают ему подняться.

– Иди сюда! – кричит он. – Дай мне посмотреть на тебя.

Жозефина делает неуверенный шаг вперед. Ее пугают его большие глаза, которые кажутся непропорциональными маленькому хрупкому телу. От этого она чувствует себя неловкой и неуклюжей. Дыхание со свистом вырывается из груди деда, пока он изучает ее лицо.

– Это моя внучка, да? – Он смотрит на свою жену. – У меня что, больше нет внуков?

– Нет. Только она.

– Как, ты сказала, ее зовут?

– Жозефина, – тихо говорит его жена.

– Элиз, – бормочет он. – Да. Я вижу ее в тебе. – Он протягивает дрожащую руку, как будто хочет прикоснуться к ней, но не может дотянуться. – У тебя такое же… – Он замолкает, откашливаясь в хлопчатобумажный носовой платок. А потом резко обрывает кашель и поднимает настороженный взгляд. – Я надеюсь, у тебя голова варит лучше, чем у нее. Она всегда была такой… такой упрямой. Что и довело ее до беды. Я знал, что этим все кончится. – Он прищуривается, заглядывая ей в глаза. – У тебя глаза твоего отца. Я никогда не забуду его глаза.

– Но ты никогда не встречался с ним, папа. – Изабель кладет руку ему на плечо.

В его глазах проплывает замешательство, и он хмурится. Затем хмурый взгляд исчезает, и он смеется. Когда он падает обратно в кресло, смех переходит в хрип.

Изабель исчезает, возвращаясь со стаканом воды. Она протягивает его своему отцу. Дряблая кожа на тыльной стороне его ладоней дрожит, когда он берет стакан, и неловкая тишина повисает в комнате, пока он отхлебывает. Он громко сглатывает, кадык ходит ходуном.

– Это было очень давно. – Он говорит громче. – Но я никогда не забывал.

– Ты о чем, папа? – Изабель сжимает его плечо.

– Ты помнишь? – Он повышает голос, глядя на жену. – Когда я вернулся?

– Да, – отвечает она. – Я помню. Ты был такой худой и такой измученный, что я едва узнала тебя.

– Да! Проклятые боши пытались убить меня.

Его взгляд снова прикован к Жозефине.

– У него были такие же голубые глаза. Как у тебя.

Бабушка встревожена.

– У кого? – Ее голос звучит резко. – У кого были такие же голубые глаза?

Он вздрагивает от ее резкого тона.

– У кого? – произносит он неуверенно, как будто теряет мысль. И тут его взгляд загорается. – У ее отца. – Он пристально смотрит на Жозефину. – Ее отца.

Глава 50

Жозефина

Жозефина прижимает руку к груди. Такое чувство, что дед проник прямо в нее и своими холодными иссохшими пальцами обхватил ее сердце.

– Mais c’est pas possible![104] – полушепотом восклицает бабушка. – Ты не мог его видеть!

– Я встретил его! – кричит он, поворачиваясь к жене. – Он приходил сюда!

– Он не мог сюда прийти! – кричит она в ответ. – Его убили!

Мир Жозефины ускользает от нее. Она не понимает, как дедушка мог встретиться с ее отцом. Никто не понимает.

– Когда? – спрашивает Жозефина. – Когда он приходил сюда?

– Дай мне подумать. – Он снова хмурится, между бровями пролегает глубокая борозда. – Это было зимой, после Рождества. Тебя не было дома. – Он смотрит на свою жену. – Ты уехала в Бретань. Он приходил сюда, искал Элиз.

– О чем ты говоришь? – У бабушки срывается голос.

Старик делает размашистое движение рукой, словно отметая ее слова.

– Ты никогда меня не слушаешь. – Он тяжело откидывается на спинку кресла, как будто из него ушли все силы и энергия.

Жозефина присаживается на корточки и кладет руку на колено старика.

– Ты можешь вспомнить год?

– После войны. Два года. – Он выдерживает паузу. – Или, может, три. Это было очень давно. Я не могу точно вспомнить.

Бабушка Жозефины отшатывается назад, беспомощно протягивая руки в поисках опоры. Изабель обнимает свою мать.

Старик смотрит на них обеих.

– Ради всего святого, что с вами, женщины? – Он вздыхает, снова поворачиваясь к Жозефине. – У него были ярко-голубые глаза. Putain de Boche[105]. Я выпер его взашей. Ему повезло, что я его не убил.

Жозефина сглатывает, уставившись на деда:

– Это был мой отец. –