Хозяин Вселенной - Павел Комарницкий

Я встряхиваю крыльями. Нет, ребята. Не пойду я в службу очистки этих самых водоёмов. И уж подавно не пойду в ликвидаторы.

Ибо я хочу спасти их, этих маленьких и несчастных зелёных человечков. Спасти это пропащий мир, и тем самым спасти свою прародину. Да, да! Потому как Истинно Разумные – это логическое завершение процессов, идущих на Земле. Та же болезнь, только гораздо более тяжкая и запущенная. Решив сложную задачу, более простую решим легко.

Я криво усмехаюсь. "Я хочу"... Как для начала насчёт решения самой первой задачки? Насчёт пригодных к сотрудничеству...

"Ау, любимый! Ты где?"

Меня будто обдаёт теплом костра. И исказить это не в состоянии никакой подавитель телепатии.

"Я здесь! Я так тебя жду!"

"Ждёшь? А в воздухе встретить родную жену слабо?" – шелестит бесплотный смех.

"Отнюдь! Уже!"

Я с шумом вылетаю из гнезда, начинаю энергично молотить крыльями, набирая высоту. Да где же, где?

"Да тут я!"

Она возникает из ниоткуда, паря в восходящем потоке, и солнце будто просвечивает её насквозь... Лучезарное моё виденье...

"Да, я такая! И даже ещё лучше!"

Её смех разносится по всему бескрайнему окоёму.

"А догони!"

"А догоню!"

Она ускользает стремительными зигзагами, но стряхнуть меня не удаётся – я твёрдо держусь вслед за ней, как приклеенный.

"Ого! А так?"

Ирочка совершает стремительный пируэт, ранее виденный мной только в воздушном балете – немыслимая смесь "мёртвой петли", "кобры Пугачёва" и чего-то совсем экзотического. Но я справляюсь и с этим.

"Ну держись!"

Теперь Ирочка использует приём, который до сих пор срабатывал безотказно – крутейший подъём, только что не вертикаль. Разумеется, приём не особо изящный, тут всё решает сила маховых мышц... а ещё больше лишний вес. Я изо всех сил молочу крыльями. Свалюсь... Сейчас сорвусь в штопор...

Моя жена сваливается в штопор первая. Я лечу следом, но она даже не пытается возобновить игру. Мы садимся на полосу прибрежного пляжа, взвихрив тучу песка.

– Уфф! – Ирочка отдувается. – Сдаюсь, Рома.

Я обнимаю её, целую. Она прижимается ко мне, и я ощущаю, как сильно колотится её сердечко. Моё, впрочем, тоже. Вертикальный взлёт – самый тяжёлый режим полёта, серьёзное испытание даже для ангельского сердца.

– Раньше ты так не мог... – любимые глаза близко-близко.

– Я научился...

Ирочка проводит пальцем по моим рёбрам. Вздыхает.

– Всё проще, Рома. Ты похудел. Нет лишнего веса.

Я только хмыкаю. Это правда. Остров Шушенский как-то незаметно согнал с меня жирок, подкопленный за время размеренной семейной жизни. С обильным питанием...

– Шилка и Нерчинск не страшны теперь, – чуть улыбаюсь я. – Для лётных качеств, оказывается, это даже полезно.

Её рука соскальзывает с моих рёбер на живот... ниже... значительно ниже... Огромные глаза занимают всё поле зрения.

– А для других?

– Проверим?

– Притом здесь и сейчас!

–... Очень жаль, что ты не сможешь встретить Мауну сразу после операции.

Я горестно и тяжко вздыхаю. Жаль – не то слово... Всего-то ничего я пребываю в местах не столь отдалённых, и вот уже, пожалуйста... Такое важное событие в жизни ребёнка, а папы нет. Папа зэк...

Мы лежим на прибрежном песке, крепко обнявшись.

– Ну ничего, – вздыхает Ирочка. – В следующий раз мы с ней вдвоём к тебе... Рома, я же вижу. Не заставляй меня читать твои скрытые мысли, а то от этого прибора у меня голова опухнет... Излагай словами, и поподробнее.

Я излагаю свои заботы и проблемы, она слушает внимательно и серьёзно, не перебивая.

– Вот так, – завершаю я. – А времени в обрез.

Ирочка смотрит задумчиво.

– Мне кажется, ты не там ищешь. Насколько известно, дети у них производятся... мерзость какая... на этих их "родильных заводах". А воспитание... нет, опять не тот термин... выращивание и селекция производятся в интернатах-казармах... да, "воспиталищах".

Она переводит взгляд на океан.

– Дети, Рома, это главное в любой цивилизации. Какое подрастающее поколение подрастёт, такой будет и вся цивилизация. Тут и есть ахиллесова пята.

Теперь уже я смотрю на неё задумчиво.

– Но это же очень долго. Дети... Когда-то они вырастут...

В её глазах протаивают такие знакомые смешинки, на сей раз весьма ироничные.

– А ты намерен превратить Оплот Истинного Разума в новый Рай уже в этом году?

Вместо ответа я изо всех сил обнимаю жену, целую.

"Ты самая умная у меня! Да больше, больше – ты просто мудрая!"

"А ещё я красивая и весёлая. А ещё... Что нужно сказать, Рома?"

– Я тебя люблю!

– Ну то-то!

Глава 21

Виртуальный побег и свежее подкрепление

"Папа! Папа!"

Бесплотный шелестящий зов звучит ниоткуда, и белый призрачный свет мутно сочится со всех сторон.

"Я здесь!"

Удар! Упругая оболочка отбрасывает меня назад холодно и бесстрастно. Как десять, сто, тысячу раз до того...

"Папа! Папа!"

"Я здесь!!"

Удар! И снова я отлетаю назад...

"Папа! Папа!"

"Я здесь, доча!!!"

Мой удар страшен. Никакая броня не в состоянии выдержать такого атомного удара. Но только не оболочка этого проклятого шара, холодная и упругая.

Меня распирают отчаяние и ярость. Я не могу так... Я так больше не могу! Я Всевидящий, и я имею право увидеть собственную дочь!

Однако что-то удерживает меня от взрыва в голове. Даже во сне я смутно осознаю, что будет – непроницаемая оболочка проклятого шара чуть прогнётся и вернёт мне всю силу удара. И я окажусь... во всяком случае, не стоит проверять, где именно я окажусь.

"Папа! Папа!"

Бесплотный зов и бесплотный свет сочатся со всех сторон. Постой... Погоди... Но ведь свет понемногу проходит?

Я больше не кидаюсь на стенку, подобно дикому зверю. Я подлетаю... нет, я подплываю к барьеру медленно и осторожно, словно на мне транспортный пояс. Ощупываю холодную непроницаемую оболочку. Нет, это бесполезно... Ни шва, ни малейшей щелочки...

"Папа! Папа!"

Я вдруг понимаю, что нужно сделать. Не нужно ломиться со страшной силой. Нужно просто превратиться в свет.

"Папа! Папа!"

Во сне это очень просто, превратиться в свет. Я медленно и осторожно просачиваюсь сквозь полупрозрачную упругую стенку... ещё чуть... всё!

"Доча! Я здесь!"

"Папа! Папа, я тебя слышу! Папа, я по тебе соскучилась!"

"Рома? Ты... ты уничтожил прибор?" – свою жену я узнаю даже в виде бесплотного голоса.

Я улыбаюсь во сне широко и блаженно. Родные мои...

"Просто он не смог меня удержать"

И цветные пятна, похоже, соскучились по мне, танцуют под закрытыми веками, резвятся, как котята. Я расширяюсь, подобно утреннему туману, тихо и бесшумно. Какой простор!