Наработка на отказ - Александр Громов

Шабан оторвал глаза от бинокля и обернулся. Лиза подошла, и он зашипел на нее и замахал рукой: «Дальше! Дальше! От края!» Потом осторожно отполз сам. Четверо охранников, пятый на вышке… И еще неизвестно, сколько их в самом корабле. Идеально было бы сразу завалить вышку, но тогда они могут успеть поднять пандус. «Ничего, – сказал он себе, – прорвемся. Если нахрапом, только умным нахрапом, – должны прорваться. Второй попытки никто не даст, но и одну никто не отнимет…»

Прыжок, прыжок, прыжок! Уклон винтового коридора заставлял бежать. Вперед! Теперь больше ничего, только вперед и вниз, сквозь все пятьдесят пять ярусов – вниз! Прочь отсюда. А вы думали, голубчики, что я стану с вами жить? Я – с вами? Живите сами, жрите своих лангустов, любитесь с моделями и друг с другом, нюхайте натощак свой порошок… Убивайте друг друга. Вы мне не нужны, вы вообще никому не нужны, кроме самих себя, вы удержите свою власть, укрепите ее, оградите специальными институтами подавления, тщательно застрахуетесь от случайностей и сгниете живьем, отравив миазмами все, что только сможете. Но вы сгниете без меня, слышите вы!..

Когда ноги от усталости стали чужими, он перешел на шаг. Лиза пошла рядом – тонкая, прямая, совершенно не запыхавшаяся. Она хотела о чем-то спросить, но Шабан, глотая набежавшую слюну, только мрачно взглянул на нее между двумя судорожными вдохами – и она не спросила. На ее лице было недоуменное выражение. «Как у ребенка, которому не объяснили, – подумал Шабан. – Ребенок и есть. Прости меня, девочка, но объяснять я сейчас ничего не стану. Не хочу. Не время. Ты только на меня не обижайся, хорошо? Не станешь обижаться? Да, я забыл, ты же еще не умеешь обижаться…»

Откуда-то снизу тянуло гарью. Из жилых ярусов сквозь задвинутые двери доносилась бодрая музыка. Праздник продолжался. Слышались смех и шарканье ног – люди уже не боялись выходить из комнат. Было слышно, как кто-то раздраженным со сна голосом требует, чтобы ему объяснили, что, собственно, произошло. Ему объяснили, что произошло. «А-а…»– разочарованно протянул вопрошавший. Потом музыку свели на нет и далекий репродуктор забормотал значительным голосом – как видно, передавалось очередное обращение к населению. Шабан ускорил шаг, споткнулся о мусор, выругался и затрусил мелкой вихляющейся рысцой. Вниз, вниз! Скорее! Какой идиот придумал этот коридор, мало ему было лифтов и пандусов?.. Сам Эриксон придумал или кто-то ему подсказал? Наверное, сам. Умница, что придумал, гениальный был человек: построил ловушку-куб и дал шанс из нее выбраться. Только так и надо делать.

На нулевом ярусе едва не проскочили служебный лаз, и здесь пришлось гнуться в три погибели. Внутри было темно и воняло гарью, в тесном воздухе висел какой-то особенно едкий дым, впереди что-то торопливо капало, но не было видно, что, и руки натыкались на какие-то толстые пыльные трубы, а комбинезон с визгливым шорохом терся о шершавые стены. Дышать было нечем. Позади раскашлялась и всхлипнула Лиза, кашель прозвучал глухо, как в тумане. Ч-черт! Вот где это было… Шабан, прижимаясь к стене и стараясь не задеть оборванные кабели, боком прополз мимо нагромождения развороченных труб и стальных листов. Ладони скользнули по чему-то липкому. Кровь? Кровь, конечно. Кто-то прятался в этом лазе… Кого-то достали гранато-пулей. Чтобы не прятался – зачем добропорядочному гражданину прятаться? Шабан нащупал и стряхнул с руки прилипший комочек. Та-ак. Опять. Опять кровь, не можете вы без крови. Лет через сто скажут, если будет кому сказать: вынужденная необходимость, объективный-де исторический процес, куда денешься? И вообще, кровь (не своя персональная, разумеется) при подобных социальных эксцессах, может быть, и не вполне оправдана с гуманистических позиций, но уж безусловно необходима как смазка для исторического процесса… Скажут, и выпьют, и зажуют вкусным дымящимся лангустом, рыгнут в платочек и откинутся в удовлетворении… Он поперхнулся дымом и вытер рукавом слезящиеся глаза. Дьявол, какое мне дело до потомков? Потомки – дураки, им простительно. Не нам. Не вам, сволочи! Рвите друг друга дальше. Не буду я с вами жить, а ведь вы про меня главного не знаете: я с вами не только жить не хочу, я с вами еще и помирать не намерен, и других убивать я вам не дам…

Прыжок! Прыжок! Прыжок! Рывок к служебному шлюзу, ведущему в гараж со стороны энергоподстанции – так ближе всего до главных ворот. Быстрее! Какой он длинный, этот машинный зал… Еще быстрее, ну же! Кто-то в синем, попавшийся на дороге, – по виду, дежурный механик – порхнул в сторону балетным прыжком. Фильтр на босу рожу. Охранников, как ни странно, нет. Почему здесь нет охранников? Надоело глотать дым? Непорядок. Или, может быть, Штуцер решил, что все уже кончено? Это он по неопытности; не умеешь – не берись… Шабан с размаху влетел в шлюз, втолкнул Лизу.

– Фильтр надень, девочка.

Пришлось помочь: сама она никак не могла управиться. Даже в наморднике она была красива и желанна, но сейчас не было времени любоваться. Сейчас откроется шлюз и не будет ничего удивительного, если в гараже окажется охрана и в живот без обиняков упрется начищенный ствол. А я что? Я ничего, не надо меня пугаться, ребята, вот он я, весь, целиком перед вами, уберите от пупка свое железо. Разведчик спустился посмотреть, как идет ремонт вездехода и идет ли он вообще, потому что нынче праздник, – кому праздник, а кому завтра на маршрут, никто ведь не отменял… Что? Ах, модель? Это моя модель, ясно вам, я ее одну не оставлю, как хотите, у меня в соседях половой маньяк, я ему позавчера бил морду и вчера бил морду, а сегодня, если что замечу, – вообще кастрирую, чтобы не исходил слюной на чужое… Тут можно и переиграть, только не очень сильно, главное – их насмешить, тогда, может быть, даже пропустят, но более вероятно, что дадут пинка и, приказав убираться, с гоготом посоветуют не тянуть с кастрацией, и тогда можно будет выждать и попытаться еще раз. Конечно, все будет зависеть от того, сколько их там окажется, и если, к примеру, всего двое-трое, то можно и не ждать… Шабан нащупал в кармане лучевик, снял его с предохранителя и переключил на непрерывный режим. Секунд пять выдержит, но ведь и одной достаточно. Карман загорится, черт… Плохо то, что Лиза все это увидит, ей бы этого видеть не следовало, замучает потом вопросами: «А они умерли, да?», «А как это – умерли? Зачем?», «А я тоже могу умереть?» Лиза, Лиза…

Охраны в гараже не было, зато дыма было еще больше. Дым ел глаза, у главных ворот он висел слоями, он тек ленивыми мутными струями, сворачивался в кольца и вращающиеся хвостатые спирали, делился на фракции и медленно растекался по потолку и полу. У потолка его затягивало в вентиляцию, но толку было чуть: плотные дымные столбы стояли над откинутыми настежь люками гигантского «армадила» с развороченным бортом, края пробоины были вывернуты наружу, как лепестки уродливого цветка. Вокруг вездехода на щербатом бетоне вповалку лежало несколько трупов. Вот оно что, отстраненно подумал Шабан. Значит, попытка вырваться все же была… Он осмотрелся. Та-ак. Вон там «армадил», кроша бетон, вывернул со стоянки, вот тут он взял разгон, намереваясь с ходу пробить ворота, но его уже ждали и вон оттуда хладнокровно, как в макет, всадили в борт планирующую гранату, и «армадил» загорелся, пошел юзом на заклинивших гусеницах, а набившиеся в него люди, те, что не были перемешаны в кисель кумулятивной струей и стаей осколков, полезли наружу под карабины охранников. Ясно, почему пусто: охранники сделали свое дело и ушли, когда им приказали, а приказали им тогда, когда прорываться наружу стало уже некому, и, кстати, держать под охраной все жизненно важные объекты Порт-Бьюно у Живоглота холуев не хватит. Между прочим, ворота можно открыть из диспетчерской, если только они не заблокированы, а заблокированы они или нет, мы сейчас выясним…