Нашествие арабуру - Михаил Белозеров

Наконец арабуру вздохнули более-менее спокойно: император мертв, принцы — там, где и положено, в своих могилах, а генералы и свободолюбивые самураи изрублены на мелкие кусочки, и вороны склевали их плоть. Кто теперь может противостоять нам? — гордо думали арабуру и пытались забыть о долине Проклятых самураев. Постепенно крупные восстания сошли на нет, а мелкие, поднятые голодными крестьянами, не представляли никакой опасности, их давили в самом корне с помощью иканобори, которые, не мудрствуя лукаво и не очень-то себя утруждая поисками зачинщиков, просто сжигали деревни со всеми ее обитателями. Осталась малость — уничтожить последние монастыри титлаков и приняться за остальное население. Да сил не хватало, потому что кецали у себя, на таинственной родине, испытывали затруднения и пока отделывались одними обещаниями.

Однако новые хозяева Нихон, которую они теперь называли Се-Акатль, подозревали, что против них зреет заговор. Их тревожило непонятное затишье. Легче было бороться с видимым врагом, чем ждать, когда он исподтишка нанесет коварный удар. Многочисленные шпионы и различного рода доброхоты от цукасано гэ приносили арабуру слухи и сплетни. Но они были столь противоречивы, что арабуру до сих пор не знали, где находится центр зреющего восстания. Но то, что оно зреет, было совершенно очевидно. Наконец арабуру очень удивились, когда обнаружили, что заговорщики расположились у них под носом — в самой столице. Это произошло, когда они в поисках улетевших мятежников обшаривали город и его окрестности. На Слиянии отряды арабуру наткнулись на вооруженных титлаков, которые с непонятным упорством защищали пещеры. Прежде чем арабуру смогли проникнуть внутрь, они потеряли с десяток убитыми и столько же ранеными. А в кельях нашли неоспоримые признаки заговора — почтовых голубей. Правда, вначале арабуру не поняли значения находки. Дело в том, что ни арабуру, ни кецали не знали, для чего предназначались голуби. Арабуру решили, что дикари едят голубей, и по простоте душевной выпустили бедных пташек в небо. И только потом, когда цукасано гэ раскрыли им глаза на суть вещей, они схватились за голову — ведь с помощью голубой можно было проследить, где находятся враги империи, и одним махом уничтожить заговор.

Вот над чем в тягости и мучениях из-за обваренной руки размышлял император Кан-Чи. Если он раньше с легким сердцем любовался на пейзажи, открывающиеся с вершины его золотой пирамиды-дворца Оль-Тахинэ, находил их прекрасными и предавался мечтам о великой и неделимой Се-Акатль, то теперь та же картина с бескрайними лесами, напоминающими родину, и широкой рекой, петляющей до самого горизонта, казалась ему отвратительной до зубной боли. Однако вовсе не потому, что эти окрестности населял непонятный ему дикий, упорный народ, а потому что ему, императору Кан-Чи, мало что было подвластно в его же судьбе. Судьба творилась независимо от его воли и от прихоти Богов. Эта мысль зрела у него в голове очень давно. Он гнал ее, но она, как змея, проскальзывала в сознание, поселялась там и мучила круглые сутки напролет. Императора Кан-Чи охватывало бессилие.

— Что ты думаешь, Якатла? — спросил Кан-Чи больше из уважения к чину жреца, чем из желания услышать его мнение.

Якатла сидел по правую руку, но на ступеньку ниже, в маленьком кресле, усыпанном драгоценностями. Это кресло по сравнению с огромным троном императора выглядело детским стульчиком. И хотя Якатла с завистью поглядывал на высокий трон императора, он понимал, что ему в него никогда не сесть, даже если он станет человеком нормального роста.

— Нам нужно торопиться.

Торопятся только на свадьбу, подумал император Кан-Чи, но промолчал. За глаза он называл своего советника карликом, но ничего с ним не мог поделать, потому что Якатла к нему приставила сама Царица Цариц, а ссориться с ней ему было опасно. С другой стороны, он понимал, что жрец Якатла только укрепляет его власть. Чертов карлик, думал Кан-Чи.

Главный жрец Якатла действительно вышел из утробы матери уже старым. Случилось это, когда Пернатый Змей Кукулькан путешествовал по миру и посетил столицу Теночтитлан. Его попросили объяснить, почему пожилая женщина родила старика. Стоило Пернатому Змею взглянуть на Якатла и его мать, как он все понял. Мало того, он даже поговорил с Якатла. Оказалось, что с первого дня рождения Якатла умеет говорить на всех языках Тройственного Союза.

— На него наложено проклятие, — объяснил Пернатый Змей жителям города.

— Ах! — воскликнули люди вокруг и приготовились убить старую мать и ее младенца-старика.

— Стойте! — остановил их Пернатый Змей. — Давайте вначале расспросим.

— Давайте, — согласились жители Теночтитлана, опустив свои обсидиановые мечи.

— В прошлом перевоплощении ты совершил великий грех. Так?

— Так, о Великий, — пропищал Якатла, которого повитуха даже не успела вытереть.

— Ты предал своего учителя?

— Да, о Великий. Я помню, что тот, кем я был в прошлой жизни, обозвал учителя дураком и сбежал из храма к белой колдунье.

— Бедное дитя, — вздохнул Пернатый Змей. — Твоя мать в юности вышла замуж, забеременела, но родить тебя не смогла. Потом она забеременела второй раз и родила нормального человека. Если ли у тебя брат?

— Да, — из толпы вышел пожилой человек. — Я почти такой же старый, как и моя мать, — сказал он.

— Вот и все сходится, — объявил Пернатый Змей. — Это твой младший брат, — Пернатый Змей указал на пожилого человека. — Ты же за строптивость был наказал провести всю жизнь в заключении. Но проклятие кончилось. Ты станешь жрецом и будешь воевать. Жизнь твоя будет яркой, но короткой.

Рассудив таким образом Пернатый Змей Кукулькан удалился.

— Спасибо! — вслед ему пропищал Якатла, которому до смерти надоело сидеть в утробе матери и он был согласен на любую судьбу, какую бы ему ни предложили.

Имея такого жреца, которого благословил сам Пернатый Змей, рассуждал император Кан-Чи, я не то что покорю, а переверну всю страну. Теперь ему казалось, что достаточно еще одного усилия, и все, к чему он так долго стремился, сбудется. Тогда не надо будет унижаться перед кецалями, чертями и еще бог весть перед кем, кого кецали считали нужным притащить в его страну. Именно в его страну! Дайте только оправиться, думал он. Я потом со всеми разделаюсь, и с этими самыми кецалями в первую очередь.

В таком воинственном расположении духа и застал его новый начальник городских стражников Сань-Пао. Сань-Пао родился в Ая и очень рано начал карьеру дипломата, надеясь далеко продвинуться по этой стезе. Однако в молодости был замешан в заговоре против императора Ая — Цао Куй, и бежал в Нихон. С тех пор путь на родину был заказан — ему грозила смертная казнь в яме с известью, в которой растворяются даже кости. Вся его родня была вырезана, а имя его было изъято из всех записей. Был Сань-Пао, и не стало Сань-Пао.