Генерал-адмирал. На переломе веков - Роман Злотников

В конце мая в состав флота были торжественно приняты два новейших броненосца — «Ретвизан» и «Цесаревич». Не знаю, были в русском флоте в известной мне истории броненосцы с таким названием (вроде как о «Ретвизане» я что-то слышал), но для меня поднятие флага на них являлось крайне важным событием. Это были первые броненосцы того русского флота, который должен через пять лет сражаться с японцами. Деньги на флот нашлись. Вкупе с очень удачной сделкой по продаже американцам наших кораблей мы не менее удачно расторговались и далее. Крейсера «золотой» и последующих серий, так прекрасно зарекомендовавшие себя сначала в эскадре Серверы, а затем и в американском флоте, расходились как горячие пирожки. Ибо проявили себя кораблями, способными при скромном водоизмещении противостоять куда более крупным и дорогим кораблям. Кроме тех двух кораблей, что получили испанцы, и тех трех, что после купили американцы, мы продали еще одиннадцать крейсеров. Их приобрели как латиноамериканцы (аргентинцы, бразильцы, уругвайцы, удачно потратившие деньги, вырученные за корабли, которые они продали во время Испано-американской войны янки), так и кораблестроительные державы — Англия, Германия, Франция и Швеция. Несомненно, их интерес был в первую очередь в том, чтобы как следует разобраться в конструкции корабля и перенять полезные технологии. Но я пошел на продажу совершенно спокойно. С того момента, когда был разработан и воплощен в металле этот проект, наши возможности ушли далеко вперед и мы в этом году смогли заложить сразу четыре броненосных крейсера и четыре броненосца.

Вообще, скорректированная в прошлом году кораблестроительная программа, рассчитанная до 1905 года, должна была дать русскому флоту четырнадцать новых броненосцев, двенадцать броненосных крейсеров первого ранга и шестнадцать бронепалубных второго и третьего. Причем где-то половину кораблей из этого числа я планировал к 1903 году сосредоточить на Дальнем Востоке. Не знаю, достаточно ли этого будет… но я был совершенно уверен, что боевые корабли наших новых проектов на голову превосходили любые корабли любой другой страны. Хотя, возможно, я был просто очарован нашими проектами. Впрочем, кое-что давало для такого вывода вполне объективные предпосылки. Во-первых, нефтяное отопление котлов. За счет этого мы смогли не только заметно уменьшить экипажи, но и обеспечить нашим броненосцам отличную скорость хода в девятнадцать узлов и возможность поддерживать ее не менее семи часов подряд. При угольном отоплении котлов, вследствие резкого ухудшения на полной скорости хода работы кочегаров, держать подобную скорость более часа-двух корабли не могли. Ну да и то — температура в кочегарках на полном ходу поднималась до семидесяти градусов по Цельсию. Какая уж тут работа? Во-вторых, русские корабли по всем расчетам должны были намного превзойти по живучести однотипные корабли других стран. За счет того что в русском флоте появился новый тип кораблей — эскадренные миноносцы, или эсминцы, как теперь с моей подачи стали называть истребители миноносцев, нового проекта, которые по запасам морских мин способны были заменить два-три корабля любого другого класса, а по скорости их установки, так и вообще десять, а то и более, на броненосных крейсерах и броненосцах новых проектов более не было предусмотрено размещения морских мин и средств для их установки. Кроме того, на новых броненосцах не устанавливались торпедные аппараты и в комплект корабля уже не входили пушки Барановского. Для десанта теперь были специальные войска — морская пехота, имеющая на вооружении артиллерию. Было еще и многое другое, что позволило сэкономить немалое по сравнению с однотипным проектом кораблей других стран водоизмещение, которое было полностью отдано для программы повышения непотопляемости. И Степан Осипович Макаров развернулся здесь не на шутку. По его расчетам выходило, что теперь, чтобы утопить русский корабль, потребуется чуть ли не вдвое больше попаданий, чем для любого другого корабля сходного водоизмещения и бронирования. Даже если его утверждение разделить на три, это все равно давало нашим кораблям солидную прибавку живучести. Ну и в-третьих, что касается артиллерии, то система управления огнем нового поколения и два дальномерных поста должны были обеспечить нашим кораблям в этой области абсолютное преимущество перед любым противником. Если, конечно, всем этим железом будет управлять обученный и мужественный экипаж. Но вот это уже было полностью в моей компетенции. И я не собирался пускать эти вопросы на самотек…

А 2 июня я запустил еще один проект, призванный слегка наполнить золотую реку, питающую другие мои проекты. Потому что очень скоро река должна была сильно обмелеть. Ну, как только англичане захватят Трансвааль…

Все началось с того, что Канареев и Кац вошли в мой кабинет в сопровождении высокого человека с курчавыми черными волосами и смуглой кожей, что вкупе явственно свидетельствовало об его итальянских корнях. Я окинул его холодным взглядом, но он в ответ только ухмыльнулся. Что ж, нервы у него крепкие. Это неплохо. Деловая хватка, по свидетельству Канареева и Каца, также вызывает уважение. Что же касается жадности и беспринципности… для того дела, в которое я собирался его запрячь, это, скорее, положительные качества.

— Садитесь, синьор Болло.

Итальянец молча уселся на стул напротив меня и воткнул мне в лицо бесцеремонный взгляд. Пару минут мы молча бодались взглядами, затем Болло демонстративно отвел свой, показывая, что вовсе не проиграл, а просто не видит смысла в дальнейшем соревновании. Потом он небрежно оперся левой рукой о стол и этак лениво произнес:

— Эти господа сказали, что у вас есть ко мне деловое предложение. Я слушаю…

Я усмехнулся, аккуратно выдвинул ящик стола и, ухватив лежащий в нем узкий стилет, резким ударом пришпилил руку Болло к столу.

Кабинет огласил дикий вой. Я дождался, пока он слегка утих, а затем чуть повернул голову, уставившись на Канареева:

— Убейте его. И найдите мне другого.

— Нет-нет… не надо, нет… я прошу вас… — забормотал итальянец, мгновенно растеряв весь свой апломб.

Канареев наклонился над ним и, ухватив за подбородок, резким движением откинул голову назад, будто собираясь полоснуть ножом по горлу. Итальянец заверещал и протянул ко мне дрожащую руку. Одну. Вторая была пришпилена к столу. Я молча вскинул палец. Канареев отпустил подбородок гостя и сделал шаг назад.

— Я… я всё… всё… — судорожно всхлипывая, продолжал бормотать итальянец.

Роберто Болло (если это, конечно, было его настоящее имя) появился в поле зрения службы безопасности компании Трансваальские золотые прииски полтора года назад. И сразу обратил на себя внимание невиданной давно уже в этих краях дерзостью. А именно — на третий день своего пребывания в Крюгерсдорпе он организовал подпольный игровой притон. Местный представитель СБ, придя от такой наглости в некоторую оторопь, порядка двух недель выяснял у соседей и начальников, не является ли этот странный тип с наглыми глазами навыкате и презрительной улыбочкой, будто прилипшей к полным, чувственным губам, чьим-то протеже, или подставой, или агентом вышестоящих структур, которые проводят какую-то операцию и по ошибке не поставили его, представителя СБ, в известность. А потом нанес ему визит. Болло попытался сразу же перевести отношения с представителем местной власти на деловую основу, но предложил так мало, что эсбэшник оторопел еще раз. Всем в Крюгерсдорпе было известно, что здесь имеют право работать только два типа игорных заведений — официальные, на действия которых бурами было наложено множество ограничений, и «вроде как подпольные», на самом деле все равно полностью контролируемые местной СБ. Основной функцией «вроде как подпольных» игровых притонов, кроме, естественно, зарабатывания денег, львиная доля которых шла в казну компании, было служить точкой сбора информации, ну и еще этаким пугалом для буров, показывающим им, до какого непотребства доходят люди, если загнать их в, так сказать, подполье. Хозяевам таких притонов предоставлялась определенная свобода деятельности, а некоторым особо покладистым дозволялось даже снова открыть заведение после одного-двух закрытий, которые местная стража осуществляла регулярно. Но затем наступал предел. И лучшее, что хозяева могли сделать, — это тихо и спокойно покинуть Трансвааль, забрав с собой некую сумму, которую компания позволила им заработать. Эти правила игры были здесь всем известны и священны. И никем не нарушались. Именно поэтому представитель СБ так долго выяснял, не является ли работа нового игорного притона какой-нибудь операцией прикрытия. Ни ему, ни кому-то другому и в голову не приходило, что на территории компании можно действовать с такой наглостью. А уж когда ему, пришедшему разбираться, в чем дело, предложили даже не взятку, а подачку, достойную максимум уличного городового, то… Короче, первая попытка итальянца развернуть игорный бизнес в Трансваале закончилась множеством синяков и двумя трещинами в ребрах.