Генерал-адмирал. На переломе веков - Роман Злотников

Он покинул заседание Кортесов под свист и улюлюканье, но спустя две недели Испания и САСШ объявили о достижении соглашения о прекращении огня и начале формирования делегаций для переговоров о мире. К этому моменту флот САСШ насчитывал уже сорок крупных боевых кораблей. И еще не менее десятка должно было вступить в строй не позже, чем через год.

Мирный договор был заключен через три месяца, в июле 1899 года. Эта война обошлась САСШ более чем в полмиллиарда долларов, а общие потери страны от действий «волчьей стаи Серверы» и кораблей эскадры Монтехо, после отбытия Серверы с Тихого океана принявшего эстафетную палочку, а также от торгового эмбарго превысили десять миллиардов. К тому же САСШ потеряли довольно перспективные рынки, и восстановление позиций на них должно было занять довольно много времени. А по кое-каким позициям это восстановление вообще виделось проблематичным. Еще одним результатом войны были огромные людские потери. Безвозвратные потери составили более ста пятидесяти тысяч человек. Причем убитыми янки потеряли не более тридцати четырех тысяч — остальные умерли от болезней. Раненых и искалеченных было почти в два с половиной раза больше. Прежде чем сдаться, испанцы сумели изрядно потрепать американцев. Поэтому в САСШ появилось новое ругательство: «Да пошел ты на Кубу!». Но Кубу они получили. Правда, не сразу. Испанские войска ушли с острова почти без вооружения. Предприимчивые кубинцы, не питавшие иллюзий насчет того, кто собирается командовать на их острове после ухода испанцев, развернули отличный бизнес, массово выменивая на продукты и ром у испанской армии, к тому моменту почти полгода не обеспечивавшейся снабжением, оружие, боеприпасы и иное военное снаряжение. Так что им было чем встретить янки после ухода испанцев.

Чтобы окончательно покорить Кубу, американцам потребовалось еще почти десять лет, около двухсот тысяч жизней солдат, три четверти которых также умерли от болезней, и несколько сотен миллионов долларов. Да и покорение это все равно оказалось неполным. По существу, они получили рядом с собой нечто вроде Ольстера или Чечни, которая постоянно тянула из них деньги, силы и средства… А еще им пришлось довольно долго содержать в своем флоте около полутора десятков вконец устаревших кораблей. Потому как выяснилось, что это были единственные корабли американского флота, овеянные хоть какой-то славой побед…

После всех этих подсчетов даже Кац вынужден был признать, что ему не может прийти в голову, как Россия смогла бы инвестировать тридцать миллионов рублей лучшим образом. Тем более что все потраченные деньги были уже с лихвой возвращены в бюджет продажей американцам наших кораблей, боеприпасов и иного снаряжения и имущества. А кроме того, мы должны были получить немалую прибыль за счет увеличения торговых оборотов, вследствие того что наши компании заняли в европейской торговле те ниши, которые ранее занимали американцы. Короче, испанцы совершенно точно заслужили те пять миллионов рублей кредита, которые увез от нас Сервера.

К весне 1899 года произошли два знаменательных события.

Во-первых, в воздух поднялся первый в мире полноценный самолет, сумевший совершить полет вокруг аэродрома по квадрату с длиной стороны пять километров. Полет был снят на кинопленку, и получившийся двадцатиминутный фильм мгновенно стал в мире настоящим блокбастером, а лейтенант Покровский, пилотировавший этот самолет, — героем похлеще Гагарина. Так что в мае было принято решение совершить всероссийское турне, почти сразу переросшее сначала во всеевропейское, а затем и во всемирное. Закончилось оно в апреле следующего года в Париже, на очередной Всемирной выставке, где Покровский летал до самой осени в рамках российской выставочной программы. За время турне, сделавшего Покровского довольно богатым человеком, хотя и добавившего ему три перелома и куда большее количество ушибов и ссадин, были заменены три планера и двадцать восемь моторов, но публике казалось, что летает один и тот же самолет. Поэтому мой выросший рядом с опытовыми мастерскими первый в мире самолетостроительный завод буквально засыпали заказами. Всего за год нам заказали сто сорок три самолета. А Магнитогорский моторостроительный завод, на котором был произведен мотор, поднявший в воздух это, как его обозвали журналисты, «последнее чудо XIX века», получил заказов на триста сорок «авиационных моторов». Большинство пионеров авиации, которых после полетов Покровского появилось очень много, решили не рисковать и поставить на свои строящиеся «полотняные птицы» надежный русский двигатель. В мире началась эпоха авиации…

Ну и во-вторых, я отыскал человека, который должен был построить мне дизельный двигатель. С самим Дизелем у меня как-то не заладилось. Ехать в Россию он отказался, патент на свой двигатель продал Нобелю, с которым я уже был на ножах из-за нефтяных дел, так что я решил на время оставить попытки развивать дизельное двигателестроение и сосредоточиться на двухтактных и четырехтактных бензиновых моторах. В тот момент дизель не был мне так уж сильно нужен. Однако к настоящему времени выяснилось, что паровые экскаваторы Блинова подошли к своему пределу и завод, который и ранее-то не отличался особой прибылью, выживая лишь на заказах, что подкидывались ему с моей подачи, вообще приближается к грани банкротства. Последний заказ, от имени флота, на одиннадцать экскаваторов, предназначенных для строительства базы в Порт-Артуре, мог позволить ему протянуть еще максимум год. Но затем — всё. Дорогие и по цене, и в эксплуатации машины при тех характеристиках и той цене на рабочие руки, которая существовала в России, оказались совершенно не востребованы рынком. А выпускать их дешевле было невозможно. Паровые машины обладали слишком низким КПД,[26] чтобы сделать производство экскаваторов рентабельным. Необходимого же этим машинам дизеля у меня не было. Однако терять школу конструирования экскаваторов, на заводе уже вполне сложившуюся, я не хотел. Так что волей-неволей мне пришлось бы либо идти на поклон к Нобелю и закупать дизели у него, либо, что мне нравилось еще меньше, вообще начать отовариваться у немцев…

И тут Курилицин сообщил мне, что на Путиловском заводе один студент, по фамилии Тринклер, строит собственный двигатель, по принципу работы очень напоминающий дизель, но значительно превосходящий его по КПД. И я тут же пригласил его на работу к себе. Особенных патентных претензий со стороны Дизеля я не опасался, так как на Западе началась волна обвинений против него. Дизеля обвиняли в том, что он на самом деле ничего не изобрел, что все, что именуется двигателем Дизеля, — на самом деле компиляция изобретений других людей, что двигатель, описанный в патенте, и реальный образец, представленный Дизелем, имеют между собой чрезвычайно мало общего. В принципе я даже не исключал, что спустя некоторое время мне удастся затянуть к себе и самого Дизеля. Ну, под таким-то давлением… Но наличие своего самородка радовало несказанно. Тем более что мне тоже было что внести в копилку русских дизелей. Первые двигатели Дизеля работали, как и большинство моторов, на керосине. Я же знал, что более эффективно они работают на другой нефтяной фракции — солярке.