Рассказы о писателях - Георгий Мунблит

Перебирая в памяти все это сейчас, через два с лишним часа после того, как все уже кончилось, Саша не переставал дивиться тому, как глупо он себя вел. Теперь в голову ему приходили превосходные доводы в защиту его предложения, остроумные возражения на придирки консультантов, спокойные, исполненные достоинства замечания, с которыми следовало обратиться к заместителю министра; он придумал даже отличную шутку, с помощью которой можно было очень тонко дать понять Харитонову, как невежливо тот поступил, оборвав Сашу на полуслове, когда он ввязался в спор с консультантами...

Но все это приходило Саше на ум только теперь, а тогда... он поежился, вспоминая испытанное им унижение.

Выйдя на улицу, он не застегнул пальто и заметил это, только вздрогнув от холода.

- Как следует все обдумать! - произнес он громко, то ли повторяя слова заместителя министра, сказанные им в конце совещания, то ли обращаясь к себе самому. - Как следует все обдумать!

Две девочки, лет по четырнадцати, проходившие мимо, удивленно посмотрели на него, переглянулись и прыснули. Их розовые личики, обрамленные облачками легких заиндевевших волос, показались Саше удивительно милыми, и он внезапно почувствовал, как у него отлегло от сердца. И сейчас же, точно испугавшись, заставил себя вернуться к размышлениям о сегодняшней неудаче, - легкомыслие Саша считал одним из главнейших своих пороков и упорно боролся со всеми его проявлениями.

На углу он остановился, пережидая, когда можно будет перейти улицу, и вдруг вспомнил Куницына и его странное поведение в разговоре с заместителем министра. На один из вопросов старик ответил так, что могло показаться, будто он сочувствует предложению Саши, а возражения консультантов сопровождал такими сердитыми репликами, что к концу совещания оба они даже несколько оробели.

«Непонятный какой-то старик», - подумал Саша и стал переходить улицу.

У входа в метро он заколебался. Домой идти не хотелось - он знал, что не утерпит и, не отдохнув, сразу же сядет работать; вспомнил свой пыльный чертежный стол, лампу, прикрытую пожелтевшей, обгорелой бумагой, груду читаных книг на подоконнике, ковровый диван в углу, и повернул к остановке автобуса.

Прождав минут пять и, наконец, усевшись на одно из передних сидений, он вдруг почувствовал, что очень устал, и пожалел, что не поехал домой. Днем у него не было времени позвонить Татьяне, и теперь он не был уверен, что застанет ее.

В автобусе было почти так же холодно, как на улице. Белый бархатный иней покрывал не только стекла, но и потолок, люди сидели нахохлившись и смешно раскачивались на поворотах. Саша укутался потеплее и втянул голову в плечи.

В сущности, только теперь он по-настоящему понял смысл того, что случилось. До сих пор его недовольство собой было безотчетным, а в горечи, которую он испытывал, было даже что-то приятное. И только теперь ему впервые пришли на ум слова, которыми можно было определить то, что сегодня произошло. Он провалился! Провалился в первой же своей серьезной попытке сделать что-то по-настоящему самостоятельное и важное, что-то, по его понятиям, оправдывающее его звание инженера. И провал этот никак нельзя было объяснить несчастным стечением обстоятельств или происками врагов. Это была полновесная, чистая от примесей неудача, и виноват во всем был только он сам. Куницын кругом прав: он действительно не сумел предусмотреть всех мелочей, он действительно работал все это время в состоянии мальчишеской одержимости, мешавшей ему взглянуть на свою работу со стороны и самому увидеть все ее слабые стороны. Это следовало признать и переварить, это было бесспорно.

Он снова вспомнил, как дрожал его голос, когда он давал объяснения членам комиссии, и острое чувство стыда заставило его стиснуть зубы. Чтобы отдохнуть от этих мыслей, он огляделся вокруг.

Автобус стремительно мчался по прямой и широкой улице, и сквозь стекла шоферской кабины были видны плывущие навстречу в вечерней морозной мгле красные, зеленые и желтые огни светофоров и уличных фонарей.

На какой-то из остановок рядом с Сашей села молодая женщина с мальчиком лет четырех, старательно устроив ребенка у себя на коленях так, чтобы тот не испачкал соседа валенками. Саша поглядел на женщину и на ребенка и подивился их сходству. Круглое личико сына, как в зеркале, повторяло черты миловидного, немного усталого женского лица. И снова, как тогда на улице при взгляде на девочек, он почувствовал радость, по его мнению, ничем не оправданную, и, снова подавив ее, он заставил себя вернуться к горестным мыслям.

* * *

Татьяна была дома. Она сама открыла ему, постояла рядом, пока он раздевался в огромной, сумрачной передней, потом проводила его в комнату и, извинившись, убежала на кухню.

В комнате горела яркая лампа, затененная абажуром. На круглом столе поверх скатерти была разостлана салфетка и на ней аккуратно расставлен обеденный прибор. Саша погрел руки у радиатора, удовлетворенно подумав о том, что в комнате у Татьяны радиатор никогда не бывает пыльным, сел и стал перелистывать ученические тетрадки, стопкой лежавшие на валике дивана.

Первая тетрадка была исписана таким неразборчивым почерком, что, кроме названия сочинения - «Труд в творчестве Некрасова», Саше ничего не удалось в ней прочесть. Фраза, которой начиналось сочинение на ту же тему во второй тетрадке, заставила его улыбнуться. Каллиграфическими детскими буквами под заглавием было выведено: «Труд - это то, что отличает человека от обезяны». Последнее слово было подчеркнуто красным карандашом, и тем же карандашом наверху был вписан большой, размашистый мягкий знак с хорошо знакомым Саше Татьяниным завитком.

Саша отложил тетрадки, откинулся на спинку дивана и закрыл глаза.

По-видимому, он задремал, потому что, очнувшись, не сразу понял, где находится. В комнате, кроме Татьяны, был кто-то еще. Саша заставил себя открыть глаза и прислушаться к разговору, который вела Татьяна с человеком, стоявшим у двери. Она приглашала незнакомца войти, а тот, бросая смущенные взгляды на Сашу, топтался на месте, потирая озябшие руки, и извинялся за то, что пришел, не позвонив предварительно по телефону. Потом, видимо убедившись, что Татьяна искренне уговаривает его остаться, он вышел в переднюю и вернулся уже без пальто.

- Это товарищ Мезенцев, - сказала Татьяна, знакомя Сашу со своим гостем и чуть смущенно поглядывая на обоих мужчин. - Помнишь, я тебе говорила?

- Как же, конечно, - ответил Саша, хотя решительно ничего не помнил. Ему не раз случалось думать о чем-нибудь другом, когда Татьяна рассказывала о своих школьных делах и знакомых.