Мы-курги - Людмила Шапошникова

Она просто себе не представляла, как это было интересно.

Старушка довольно точно описала древнее урновое захоронение.

— А где теперь этот «большой, большой горшок»? — с надеждой спросила я.

— Горшок пришлось разбить, — с сожалением сказала старушка. — Кто-то из детей в него забрался, а обратно не смог выбраться. Вот мы его и разбили, чтобы освободить этого злоумышленника. Но у меня в саду есть еще кое-что. Идем покажу.

Этим «кое-что» и оказался давно желанный мною «пандава-паре», или дольмен. Он находился в глубине сада и вокруг него была аккуратно расчищена земля. Когда-то он, видимо, был врыт в эту землю. Дольмен, сложенный из хорошо пригнанных гранитных плит, оказался около полутора метров в высоту и около трех метров в длину. Он был разделен на две камеры, каждая из которых имела круглое отверстие в восточной «стене». Сверху дольмен был прикрыт массивной гранитной плитой, края которой выступали над основным сооружением. Он и вправду напоминал собой жилище неизвестных существ, которые, видимо, попадали в него через эти окошки-иллюминаторы. Дольмен был сработан на славу, и ни время, ни люди не повредили его. Я обошла его, постучала по гранитным плитам и заглянула в отверстия. Такие же дольмены я видела в Керале во время своей поездки по Малабару.

— А что было внутри? — спросила я старушку.

— Какие-то пустяки, — махнула она рукой. — Полусгоревшие кости. Мы их выбросили. Зачем этот мусор?

Она не знала, что «этот мусор» был самым важным в ее «пандава-паре». Значит, этот дольмен был погребением. Но кто его соорудил и кого в нем похоронили, я не знала. Далекого ли предка кургов или аборигена-австралоида или, может быть, кого-то совсем неизвестного? Дольмен стоял в саду серый и массивный, молчаливый свидетель далекого прошлого. Того прошлого, которое сами курги уже не помнят. Устная кургская традиция пока не донесла до нас ничего такого, что связывало бы кургов с этими погребениями. Я осмотрела дольмен, но ни к каким определенным выводам не пришла.

В Меркаре я рассказала Минне Бопайе о дольмене и Вираджпете.

— Н-да, — сказала задумчиво Минна. — Значит, он стоит в саду матери Ниламмы Ченгаппа?

— Да, — ответила я, не подозревая о том, что данное местоположение дольмена было весьма существенным для Минны.

— Конечно, у Ченгаппов есть все, — иронически улыбнулась Минна. — Даже дольмен.

— Но это ведь не у Ченгаппов, — возразила я, почуяв не совсем ладное. — Это только у матери Ниламмы.

— Какое это имеет значение? — рассердилась Минна. — Все равно это Ченгаппы.

Я знала, что Ченгаппов и Бопайя разделяла какая-то давнишняя вражда. И пожалела, что сказала Минне о дольмене. Но я плохо знала Минну и Кург. Именно этот дольмен и его принадлежность родственникам Ченгаппы и заставили Минну предпринять ряд шагов, направленных на посрамление их «жалкого дольмена». В тот день Минна покинула меня, не попрощавшись. Появилась она только через два дня. Она была в отличном настроении, улыбалась и даже поздоровалась.

— Людмила, — сказала она, — я узнала нечто для тебя очень важное. Говорят, на горе Парвати, что рядом с Пушпагири, таких дольменов видимо-невидимо. Я отправляюсь туда вместе с тобой. Ченгаппам такое и не снилось. Завтра утром я заеду за тобой.

Если бы мне когда-нибудь сказали, что я «наживусь» на прошлом феодальной усобицы в Курге, я бы не поверила. Но случилось именно так.

С утра над Кургом стоял туман и шел моросящий дождь. Окрестные горы были затянуты серой пеленой. Тяжелые темные тучи появлялись время от времени там, где туман рассеивался. Моросящий дождь явно собирался перейти в ливень. Холодный и пронизывающий. Но Минну это не остановило. На карту была поставлена честь ее клана. Выигрышем должны были стать дольмены. Дорога наша лежала на север до Сомварпета, а оттуда к границе Курга, где стояла манящая и неведомая гора Пушпагири. Минна проявила всю свою энергию, чтобы эта поездка состоялась. Она достала джип и теперь, несмотря на неблагоприятные погодные условия, не собиралась от нее отказываться. В нескольких милях от Меркары дорога стала подниматься круто вверх, петляла между лесистыми горами и узкими горными проходами. Совсем низко, над самыми деревьями, висели облака. Дождь то прекращался, то начинался снова. От Сомварпета дорога пошла вниз, и лес, подступавший к ней, стал гуще. Порой гигантские деревья с прямыми стволами полностью скрывали окрестности и тянулись куда-то вверх, к серым облакам, набухшим дождем. Эти деревья росли вперемежку с кокосовыми пальмами, дикими бананами и панданусами. С деревьев свешивались толстые канаты лиан и цеплялись за кусты, усеянные крупными белыми колокольчиками. От колокольчиков поднимался резкий дурманящий запах. Цветы были ядовитыми. Ни одна тропинка не вела в эти стоящие сплошной стеной заросли. Через них можно было пробиться только с топором.

Дорога то прижималась к мокрым каменистым скалам, то уходила от них, уступая место зарослям тропического леса. Со скал и склонов срывались мутные потоки воды и, превращаясь в быстро бегущие ручьи, пересекали наш путь. В некоторых местах эти дождевые ручьи размыли гравий, и дорога обрывалась вниз глинистыми крутыми склонами и провалами. К полудню лес неожиданно расступился, и джип затормозил у обширной поляны. На поляне стояло одинокое одноэтажное здание под красной черепичной крышей.

— Все, — сказал шофер. — Дальше дороги нет даже для джипа. До Пушпагири осталось еще миль пять. Вам придется пройти их пешком.

Минна поежилась, глядя на потоки льющегося дождя. Но делать было нечего. Борьба с кланом Ченгаппов требовала своих жертв. Мы вышли из джипа и сразу окунулись в дождь.

В здание под черепичной крышей на лесной поляне размещалась школа для детей окрестных деревень. Учитель, молодой смущающийся кург, встретил нас на ее пороге.

— Пушпагири? Да, еще порядочно идти. Может быть, вы переждете дождь?

— А если он не кончится? — спросила я.

— И такое может быть, — кивнул учитель. — Дорога? Я вам, конечно, объясню, но тут есть кое-какие сложности. Впрочем, кажется, я вам могу помочь. Кутаппа! — крикнул он в темный коридор.

Почти мгновенно перед нами предстал юный кург лет девяти, одетый в шорты и рубашку цвета хаки, но босой.

— Кутаппа, — сказал учитель, ты, кажется, сегодня собирался в свою деревню?

— Да, сэр, — ответил Кутаппа.

— И твоя; деревня недалеко от Пушпагири?

— Да, сэр.

— Тогда ты проводишь этих двух леди до своей деревни и покажешь им дорогу на Пушпагири.

— Да, сэр. — И Кутаппа с удивлением уставился на двух леди. — С удовольствием, сэр, — спохватился он.

— Будешь за них отвечать, как мужчина, — сдвинул брови учитель.

— Конечно, сэр. Можете на меня положиться.

— Пожалуйста, идемте, — сказал наш страж и проводник, пропуская нас вперед.

Но на поляне он нас обогнал и ринулся куда-то в чащу по тропинке, идущей вниз. Дождь усилился, в чаще было темно, как в поздние сумерки, и сверкаюющие впереди пятки Кутаппы служили нам в этой темноте единственным ориентиром. Травянистая тропа из зарослей вывела нас на глинистую дорожку, которая шла по лесу, как по ущелью. С двух сторон дорожки плотной стеной стояли деревья. И только где-то вверху виднелась узкая полоса дождливого неба. Минна, подобрав сари до колен и придерживая его рукой, отважно ступила на дорожку. Тропа была скользкой и размытой. Наши ноги разъезжались, и мы с трудом удерживались на этой ненадежной почве. Где-то внизу за деревьями слышался шум текущей воды. Скользя и спотыкаясь, мы продолжали путь. Наконец тропа вывела нас на берег довольно широкой горной реки. Течение ее было спокойным, по черно-зеленой воде били струи дождя. Мы пересекли деревянный скрипучий мост и оказались на противоположном берегу. Теперь тропа медленно поползла вверх. Идти становилось все труднее. Одежда наша намокла, и нас не спасали даже плащи. Вода проникала сквозь их швы и струйками стекала по телу. Моя сумка с фотоаппаратами разбухла, и вес ее удвоился.

Вдруг в зарослях раздался шум, и на дорожку выскочил олень. Он на мгновение остановился, раздувая ноздри и удивленно кося на нас большим влажным глазом. И снова, как видение, скрылся в чаще. Олень уходил от преследования. Преследователями здесь могли быть только два представителя здешней фауны: тигр или пантера. Встреча ни с одним, ни с другим не сулила ничего хорошего. Но через милю я поняла, что тигры и пантеры — не самое страшное в кургском лесу в дождливый сезон. Эти властители лесов были шумливы и нахальны. Они оглашали лес своим рыком и не считали нужным соблюдать осторожность в охоте. Они делали все громко. А вот глинистая тропа была усеяна существами, на первый взгляд, тихими и безобидными. Они напоминали какие-то странные черные орехи. Это оттого, что они так сворачивались. «Орехи» были бесчисленными пиявками, «тихими убийцами» кургских лесов. Они лежали на тропинке и поджидали добычу. Как они умудрялись вцепляться в ноги, я не знаю. Но тем не менее они это делали. Не успела я сделать и нескольких шагов, как две из них уже сидели на моей щиколотке. Я заметила их быстро, но результат уже был налицо. Из ранок на щиколотке потекла кровь. Кровь, которая не хотела сворачиваться. Я шла по этому лесу, оставляя за собой кровавый след. Теперь я поверила той истории, которую мне рассказали в Меркаре. Истории об английском отряде, который заночевал, ничего не подозревая, в таком лесу, а наутро в полном составе больше не проснулся. «Тихая смерть» подобралась к людям незаметно и лишила их крови.