НекроХаник 2 (СИ) - Борисов Олег Николаевич

— С превеликим удовольствием, — аккуратно пристроив трубочку-носогрейку на специально прибитую к столбу полочку, одетый в зипун старик размахнулся и дал журналисту в ухо. Любитель сенсаций рухнул на спину, завозил ногами. Потом с трудом сел, попытался свести глаза в кучу.

— Я буду жаловаться… Кхе, кхе… Обязательно… Безобразие… В Африке не пойми с кем по окопам валялась, а теперь тут…

— Ларион, данный субъект не понял. Добавь ему еще раз и вызови городового. Я подам официальную жалобу, чтобы кое-кто понял, как надо относиться к порядочной девушке и с кем лучше держать поганый язык на привязи.

Подняв журналиста, словно поломанную куклу, дворник еще раз от души приложил в живот, затем добавил с левой руки в другое ухо. Для симметрии. Тело рухнуло, словно срубленная сосна под умелым топором дровосека. Перевернув субчика, старик добыл из кармана огрызок толстой веревки, ловко связал руки за спиной и с гордостью достал из-за пазухи большой желтый свисток. Над улицей полетела звонка трель.

Когда к воротам подкатил вызванный жандармом экипаж, старшая сестра выбралась на улицу и подошла полюбоваться бесплатным представлением. Родители с утра в городе: мама’ поехала в салон к подругам, в очередной раз хвастать вернувшейся из Африки дочерью, папа’ отбыл в присутствие. И вот — на тебе, очередное приключение.

— И запишите, пожалуйста, ваше благородие. Я подаю официальную жалобу на этого господина за оскорбление чести и достоинства как меня, члена добровольческого корпуса, так и Его Величества Императора. В присутствии свидетелей.

— Не извольте беспокоиться, барышня, все сделаю, как положено. Совсем писаки обнаглели, кляузы на горожан так и строчат… Правда, дело такое. Если судья спросит у негодяя, готов ли он признать обвинения по гражданской статье, то запросто штрафом отделается. Заплатит под тысячу рублей, люди из Особого отдела опросят и могут к вам зайти еще. Но — без начала делопроизводства. А вот ежели отпираться станет, тогда уже по полной раскрутят. И там запросто может и на каторгу загреметь.

— Ничего. Если надо — я никуда уезжать из Новгорода не собираюсь. В любой момент в суд приду и дам показания.

Журналист смотрел с тоской сквозь зарешеченное окошко кареты на улицу. Похоже, он точно не ожидал, что погоня за очередным жареным фактом окончится столь печально. И вряд ли газета станет покрывать будущий штраф.

Шагнув поближе, Сашенька постучала по решетке пальчиком в перчатке и неожиданно для себя зло добавила:

— Хоть слово еще поганое про меня пропечатаешь или просто вякнешь, пристрелю как бешеную собаку. И рука не дрогнет…

Дождавшись, когда задержанного увезут, Елена раскланялась с довольным жизнью городовым и спросила у младшенькой:

— Что хоть этот дурак ляпнул?

— Сказал, что я ноги в окопах для других раздвигала. Дер-мист-кель…

— Даже знать не хочу, кто тебя обучал немецкому разговорному. Но, придется признать, это первая ласточка. Наверняка уродов еще много будет, кто думает подобным образом.

— Пусть только посмеют. Я даже до суда доводить не стану. Пуля в голову. Любой суд меня оправдает.

— Это сколько же стрелять потребуется?

— Сто патронов стоят полтора рубля, я в магазине смотрела. Готова выделить десятку на это. Боюсь, мерзавцы закончатся быстрее, чем я потрачу первую сотню… Лучше скажи, у нас коляска на ходу? Снега чуть-чуть, должна по городу пройти.

— Далеко собралась?

— Хочу кое-что проверить. Не зря же писака прибежал…

***

Нужный адрес удалось найти сразу же — спросить спешащую по делам женщину и проехать “второй угол направо, там до конца и опять направо к реке, но все равно не пустят”.

Не пустили, это факт. На морозце притоптывал сапогами солдат с винтовкой за плечами, еще один выхаживал у поставленного поперек дороги заграждения — раскрашенной в черно-белые полосы доски на подставках.

— Барышня, вам туда нельзя.

— День добрый, — выбралась из коляски Сашенька, подошла поближе. — У меня там знакомый живет, кто нашу роту в Африке от смерти спас. Не подскажете, что с ним случилось? Сергий Макаров, рядовой добровольческого корпуса.

— Это который зверя держал? Так арестовали его… И вам бы идти домой, барышня. Как бы чего не случилось.

— Арестовали? — похоже, писака не врал. — А не подскажете, с кем из руководства поговорить можно? Я очень хорошо Сергия знала, явно какая-то ошибка.

Вздохнув, мужчина в долгополой шинели поудобнее пристроил винтовку за спиной, потом осторожно оглянулся:

— Там сейчас жандарм из Особого отдела и начальство его… Но разговаривать с вами не будет. С утра на всех лается.

У Шипилина день в самом деле не задался с утра. Начальство требовало результаты, подозреваемый молчал и после очередной “беседы” его так и не смогли привести в чувство, уволокли обратно в камеру. Мастера развязывать языки потребовали сделать перерыв и с монахом, тот еле дышал. Повторный обыск в пустом домишке ничего не дал. В банке, куда заехал после изучения доклада шпиков, развернули с порога. Предъявленные полномочия управляющего никак не впечатлили. Официальный запрос, заверенный князем, тогда будем разговаривать. В остальном — читайте уложения о банковской тайне и правилах разглашения частной информации.

Поэтому непонятную возню вдали на улице коллежский асессор воспринял как знак свыше. Ему надо было совсем чуть-чуть, чтобы дожать дело и отдать выше по инстанции. Самую малость, какую-нибудь зацепку. Не просто слухи и сплетни, аккуратно вписанные в протоколы допросов, а свидетели. Любой, кто готов лично поручиться, что бывший шабашник в самом деле собирался применить темные заклятья против императорской семьи.

Быстрым шагом добравшись до рогатки, мужчина тут же пошел в атаку на хрупкую фигурку в пушистой шубке:

— Что здесь, а? Кто такая? Что нужно?

— Я хотела узнать, по какому обвинению арестован господин Макаров.

— По какому праву интересуетесь? — Шипилин ощутил охотничий азарт. Вот, похоже еще одна ниточка нашлась! Теперь держать покрепче и весь клубок до конца размотается!

— Это не ваше дело, — нахмурила брови Сашенька. За дни, проведенные в госпитале, она успела понять, что в самом деле чего-то стоит и не должна спускать грубиянам, коль такие вздумают на нее рот открыть.

Усмехнувшись, жандарм в приталенной шинели заявил, пренебрежительно разглядывая незнакомку:

— Это как раз мое дело. Я расследую государственную измену.

— Оно и видно, как вы расследуете. Героя войны арестовали.

— Так. Ваше имя? Кто такая? Откуда взялась?

Найсакина ощутила, как внутри начинает нарастать раздражение. Так с ней даже штабные не смели разговаривать:

— Вы забываетесь… Немедленно представьтесь.

— Слушай, ты… Я и тебя сейчас арестую, имею полное право!

— Знаете что, сударь. Вы невежа и хам. Вы позорите честь мундира! — на шум стали выглядывать жители, стараясь не выходить за невысокие заборчики. — Кто вы вообще такой? Как ваша фамилия и кто командир? Я буду на вас жалобу писать.

Поняв, что словами ничего не решить, Шипилин схватил девушку за левую руку:

— Я тебе сейчас покажу, бунтовщица! Сейчас ты у меня узнаешь, как…

Дальше Сашенька действовала, как ей говорили и показывали штурмовики. Считали своим долгом объяснить хрупкой лекарке, как надо поступать в случае неприятностей. Видавшие жизнь мужчины относились к своей спасительнице, словно к дочери. А в городах одинокой женщине надо уметь постоять за себя.

Сумочка висела на левой руке, которую словно в тисках зажали. Больно и точно синяки останутся. Но вырывать ее — зря время терять. Поэтому Сашенька аккуратно достала из приоткрытого кармашка револьвер и выстрелила в ближайшее колено нападающего. Звук был не очень громкий, словно толстую ветку сломали. И почти сразу же асессор повалился на бок, зажимая ногу. Никогда не получавший до этого ранений карьерист и протеже многочисленных влиятельных родственников с ужасом смотрел, как намокает кровью штанина и сипло повторял: