Схизматрица - Брюс Стерлинг

— Свобода… — проговорил Линдсей, пробуя слово на вкус. — Свобода… Константин! Мой враг…

— Он, можно сказать, мертв, — сообщила Маргарет Джулиано. — Но это — вопрос терминологии. Его согенетики прислали мне его историю болезни. Повреждения очень серьезные. Он погружен в затянувшееся состояние фуги и страдает от ускорения сознания, длящегося, должно быть, уже несколько субъективных столетий. Сознание его не справилось с информацией, полученной от Арены. Все это длится так долго, что личность его стерлась. Он, говоря образно, забыл себя вдребезги.

— Это они тебе сказали? Его родня?

— Времена меняются, Абеляр. В мире снова разрядка. Генолиния Константина — в беде и нужде, а мы хорошо заплатили за эту информацию. Союз старателей больше не столица. Столица — Джастроу-Стейшн, и там полно дзенских серотонистов. Они терпеть не могут волнений.

Новости были просто поразительные.

— Пять лет… — Линдсей возбужденно поднялся. — Ладно, что такое пять лет?!

Он пошел по комнате неверными шагами. Контузия левого полушария сделала его неуклюжим. Подтянувшись, он попытался овладеть своим телом. Ничего не вышло. Он повернулся к Джулиано:

— Мои навыки, подготовка…

— Да, — кивнула она. — Мы почти сразу обнаружили их остатки. Раннешейперская психотехническая обработка. По современным стандартам весьма неуклюжая. Она мешала твоему выздоровлению. За эти годы мы ее полностью вычистили.

— То есть… совсем?

— Да. Нам и без твоих навыков, кстати, дающих дуализацию мышления, хватало дел с церебральной дихотомией. Лицемерие как второе состояние сознания и всякое такое. — Она фыркнула. — И вообще все это дурь.

Линдсей рухнул в кресло сканера.

— Но всю мою жизнь… А теперь ты все уничтожила. Пекно… — Он прикрыл глаза, подыскивая слово. — Технологией.

— И что с того? — причавкивая еще одной конфетой, возразила она. — Технология дала, технология взяла. Теперь ты снова такой, какой есть. Так чего же тебе еще надо?

В открытую дверь, шурша тяжелой тканью, вошла Александрина Тайлер. Одета она была в наряд из своих девичьих времен: пышная длинная юбка и жесткий кремовый жакет, расшитый входными разъемами, с круглым, облегающим шею воротом. Она опустила взгляд к полу:

— Маргарет! Ноги…

— О, извини, дорогая, — ответила Джулиано, рассеянно глядя на осыпавшуюся с сапог засохшую грязь.

Внезапная необходимость совмещать и сопоставлять их обеих вызывала головокружение. Тухлый неприятный пузырь дежа вю всплыл из каких-то затопленных лекарствами глубин мозга, и на несколько секунд Линдсей, похоже, отключился. Придя в себя, он почувствовал явное улучшение — словно некий грязный, парализующий осадок исчез из головы, освободив место свету.

— Александрина… — Он ослабел, но чувствовал себя некоторым образом более реально. — Ты была время? Все это здесь?

— Абеляр… — Она была удивлена. — Ты говоришь?

— Пытаюсь.

— Мне сказали, что тебе лучше. Я принесла тебе одежду. Из гардероба Музея. — Она показала старинный костюм, обернутый пластиком. — Видишь? Это один из твоих собственных, семидесятипятилетней давности. Сохранился у одного из мародеров, разграбивших усадьбу Линдсеев. Примерь, дорогой.

Линдсей пощупал жесткую, побитую временем ткань.

— Музейный экспонат…

— Ну конечно.

Маргарет Джулиано глянула на Александрину.

— Может быть, его будет удобнее одеть в форму санитара? Он сможет затеряться, смешавшись с местной обстановкой.

— Нет, — возразил Линдсей. — Я буду носить это.

— Александрина все продумала заранее, — сообщила Джулиано, пока он боролся с брюками, просовывая босые ноги через жесткие, армированные проволокой коленные гармошки. — Она каждый день приходила кормить тебя тайлеровскими яблоками.

— После дуэли я привезла тебя сюда, — сказала Александрина. — Срок нашего брака истек, но я теперь управляю Музеем. Такая моя новая должность. — Она улыбнулась. — Усадьбы разграбили, но семейные сады до сих пор целы… Мариетта, сестра твоей бабки, всегда клялась фамильными яблоками.

Линдсей натянул рубашку. Та лопнула по шву на плече.

— Ты так ел эти яблоки — просто чудо, — сказала Джулиано. — С семечками, с черенками, ничего не оставлял.

— Значит, ты дома, Александрина, — сказал Линдсей.

Она так хотела домой… Он был рад за нее.

— Это был дом Тайлеров, — сказала Александрина. — Левое крыло и парк отошли под клинику. Это работа Маргарет. А я — куратор. Управляю остальным. Собрала все, напоминающее о нашей прежней жизни, — все, что пощадили ударные отряды Константина. — Она помогла ему просунуть голову в скафандроподобный ворот официального костюма. — Идем. Я покажу.

Джулиано, сбросив сапоги, осталась в съехавших носках.

— Я с вами. Хочу оценить его реакции.

Бальный зал превратили в выставочный. Стеклянные стенды, портреты основателей первых кланов, с потолка свисает старинный сверхлегкий самолет с педалями… Пятеро шейперов охают и ахают над ящиком грубых инструментов для монтажа на лунной орбите…

Шикарная шейперская одежда для слабого притяжения, гротескно обвисающая под влиянием центробежного тяготения Республики…

— Взгляни на пол, — шепнула Александрина. — Здорово? Это я его натерла сама! Сюда мы роботов не пускаем.

Взглянув на стену, Линдсей замер на месте — он увидел основателя собственного клана, Малкольма Линдсея. В детстве лицо первопроходца, исполненное древней мудрости, ухмыляющееся с туалетных столиков и книжных полок, внушало ему ужас. Теперь, в мгновенном болезненном прозрении, он осознал, как молод был этот человек. Умереть в семьдесят… И вся родина Линдсея сляпана в жуткой спешке людьми, едва-едва вышедшими из детского возраста!

— Это же анекдот! — закричал он в истерическом смехе, размягчающем мозг, разбивающем мысли на маленькие осколки боли.

Александрина торопливо покосилась на озадаченных шейперов.

— Наверное, ему еще рано, Маргарет…

— Он прав, — засмеялась Джулиано. — Это анекдот. Спроси катаклистов. — Она взяла Линдсея под руку. — Идем, Абеляр. Идем гулять.

— Это анекдот, — повторил Линдсей. Теперь язык ничто не сковывало и слова выговаривались свободно. — Невероятно. Эти несчастные придурки даже не представляли… Да и откуда бы им? Они умерли, так и не получив шанса увидеть! Что нам пять, десять, сто лет…

— Ты заговариваешься, дорогой. — Джулиано вывела его в холл и далее, сквозь каменную арку, к пятнам солнечного света и траве. — Смотри под ноги. Ты у нас не единственный пациент. Есть такие, которые не приучены проситься в туалет.

У высокой, поросшей мохом стены совершенно обнаженная молодая женщина целеустремленно рвала траву, прерываясь лишь для того, чтобы обсосать с пальцев грязь.

Линдсей ужаснулся. Он почувствовал вкус земли на собственном языке.

— Мы выйдем из парка, — сказала Маргарет. — Понпьянскул не возражает.

— Он позволил тебе остаться здесь? А эта женщина — шейпер? Катаклистка? Он в большом долгу перед катаклистами. И ты заботишься о них от его имени?

— Дорогой, не разговаривай слишком много. Еще повредишь что-нибудь. — Она открыла железную калитку. — Катаклистам здесь нравится. Что-то такое в пейзажах…

— Ох, господи…

Республика несколько одичала. Полный обзор до этого момента ему закрывали нависающие над усадьбой ветви деревьев. Теперь панорама развернулась на целых пять километров вдаль — ошеломляющее множество беспорядочно вздымающейся ветвистой зелени; три длинные панели сияли в тройных перекрестьях лучей отраженного солнечного света. А он и забыл, какое яркое солнце на окололунной орбите…

— Деревья… — выдохнул Линдсей. — Господи, гляньте!

— Ну, они с твоим отъездом вовсе не переставали расти, — сказала Джулиано. — Идем. Я хочу показать тебе кое-что новое.

Линдсей инстинктивно взглянул на свой родной дом. Вид сверху: просторный приусадебный парк, окруженный постройками, некогда бывшими оживленным лабиринтом дешевых ресторанов третьего сорта… И рестораны опустели, и дом Линдсея лежит в руинах… Видны были даже зияющие дыры в красных черепичных крышах. Частная посадочная площадка на крыше четырехэтажного «небоскреба» вся заросла плющом.

В северном конце мира, вверху, на отлогой стене, бригада рабочих, кажущихся отсюда не крупнее муравьев, лениво разбирала остатки каркаса одной из клиник проволочных. Стаи туч закрывали старую силовую станцию и те места, где были когда-то Хляби.

— Пахнет как-то по-другому, — понял Линдсей. Споткнувшись на проложенной вдоль стены Музея велосипедной дорожке, он посмотрел на ноги. Ноги были в грязи.

— Мне нужно вымыться.

— Ну, ты либо заражен, либо нет, правда? Если носишь в себе бактерии, что страшного в лишней щепотке грязи? Лично мне нравится. — Она улыбнулась. — Как здесь просторно, да? Конечно, Голдрейх-Тримейн в десять раз больше, но простор… Большой, полный опасностей мир.