Ты моя проблема (СИ) - Высоцкая Мария Николаевна "Весна"

Завариваю себе крепкий кофе, и пока работает кофе-машина, заглядываю в детскую. Кирюха дрыхнет без задних ног.

Глажу сына по голове и иду к себе. Нужно переодеться. Только пальцы касаются змейки на платье, как в прихожей слышится шум. Настороженно шагаю туда, прихватив с собой свою победную статуэтку в качестве оружия.

Спускаюсь по ступенькам со второго уровня и замираю. Трофей падает на пол с глухим звуком.

Ладошки становятся влажными. Трогаю свое лицо, ведь то, что я вижу — глюк. На всю гостиную пахнет кофе. Этот запах не дает провалиться в бездну страха о том, что я, кажется, сошла с ума.

Денис, который уже успел снять куртку, медленно разворачивается в мою сторону.

Наши взгляды сталкиваются.

Хватаю ртом воздух. С дикостью внутри, изучаю его глаза. Они другие.

Он весь другой. Чужой.

На лице щетина. Взгляд такой…не описать словами.

Миную последнюю ступеньку.

— Привет, — легкий взмах рукой, словно и не было этих лет.

— Привет. Я без предупреждения…

— Все в порядке.

Приветствие получается скомканным. Почему-то раньше я представляла себе это иначе. С громким визгом, крепкими объятиями, а на деле, мы стоим, друг напротив друга истуканами и не знаем, что делать.

— Хорошо выглядишь.

Денис довольно цепко рассматривает меня с головы до пят.

— Была на мероприятии, — провожу ладонями по бёдрам, на которых как влитое сидит серебристое платье в пол, — не успела переодеться, — снова тру лоб пальцами.

Волнение зашкаливает. Денис возвращает взгляд к моему лицу. Потом, бегло осматривает квартиру.

— Я здесь слегка все изменила…не знаю было ли у меня на это право…,- поджимаю губы.

— Кирилл уже, наверное, спит? — спрашивает игнорируя мою последнюю фразу.

— Да, спит. Но ты можешь…,- указываю наверх, — только руки помой.

Соколов одаривает меня такой загадочной улыбкой, после чего еле заметно кивает и идет в ванную.

Вдох-выдох Ксюша. Все хорошо.

Сжимаю-разжимаю пальцы в кулаки.

Почему так сложно? Не понимаю. Между нами какая-то стена. Отчужденность…

За спиной раздаются шаги. Резко разворачиваюсь.

— Детская в бывшей гостевой. Тебе, наверное, хочется побыть с ним наедине. Я пока кофе налью, — тараторю, а самой дико стыдно. Веду себя…

Денис уходит без слов. Так, наверное, даже лучше.

Разливаю горячий напиток по кружкам и забираюсь на барный стул. Меня слегка трусит.

Почему я так реагирую? Я же ждала, я же спала и видела этот момент, а теперь?

Почему никто меня не предупредил? Почему его освобождение стало для меня неожиданностью?!

Откуда это чувство, словно мы чужие? Почему оно меня душит?

Делаю несколько мелких глотков, чувствуя, как по щекам реками стекают слезы. Не знаю, сколько проходит времени, но я никак не могу остановиться. Плачу и копаюсь в себе.



— Суд был сегодня. Меня отпустили прямо оттуда, — его голос заставляет вздрогнуть, — заседание было закрытым. Пашка ничего тебе не говорил, чтобы не получилось как во все прошлые разы.

Я сижу спиной к дверному проему. Поэтому не вижу его.

— Извини, если я не вовремя. Понимаю что…

Господи, что он несет?! Упираюсь ладонями в барную стойку, медленно спрыгивая на пол. Теперь уже вижу его лицо. Смотрю в глаза.

— Замолчи, ладно?!

Обнимаю свои плечи ладонями.

— Я просто…я представляла себе все иначе. Мы почти не виделись все это время. Ты не хотел, чтобы я приезжала…и это странно. Сейчас все странно.

Денис как-то нерешительно вытягивает руку. Я чувствую прикосновение его пальцев к своей щеке. Вздрагиваю. Смотрю в его глаза и почти не дышу.

83

Денис

Сказать, что я верил в оправдательный приговор, значит соврать. Не верил. Даже помысла не было. Не хотелось себя обнадеживать в очередной раз.

Наверно, именно поэтому, о суде знал только Пашка. Не мать, не Ксюха. Зачем давать людям лишнюю надежду, и вселять веру в себя самого, если это может печально закончиться?!

Юрьев действительно оказался профи. Все, как и говорил Вяземский. И если в первый раз он отказался от дела, то теперь, когда взял Трифонова практически с поличным, с какими-то махинациями, очень желал приписать ему как можно больше.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Я со своим делом, скорее просто подвернулся под руку, пока он раскручивал подпольный тотализатор.

Те парни, что подловили девчонку, были подосланы специально. Девочка оказалась такой же жертвой обстоятельств, и испугавшись за свою дальнейшую жизнь, согласилась на деньги, что ей предложили люди Трифонова. Сейчас ее показания стали моим билетом на волю.

Студент-краснодипломовец, пролежавший в коме несколько недель, стал жертвой своих же «товарищей». После встречи со мной они поехали на какую-то квартиру, где избили дружка до полусмерти.

А после, сами же, за щедрое вознаграждение, пошли в ментовку, писать на меня заявление в качестве свидетелей и отчасти пострадавших.

Трифонов не привык к отказам, поэтому просто решил указать мне место. И у него практически получилось. Прошлый следователь и судья, конечно же, были «своими».

Отец не был опасен для Трифонова. Поэтому смерть деда, который имел вес, просто развязала ему руки.

Но теперь, с меня сняли все обвинения.

После суда, Пашка сразу предложил отвезти домой. И мне правда хотелось этого больше жизни. Но, также, был страх, что мое появление поставит точку. Почти два года. Я же намеренно отказывался от свиданий, хотя возможность подтасовать карты была.

И после рождения Кирилла, все что я сделал, это принял сына. Не Ксеню. Потому что впереди меня ждал этап и шесть лет заключения. Фиговая перспектива для нас обоих.

Шесть лет многое бы изменили. Она тоже человек и имела, имеет права на свою жизнь.

Привязывать ее к себе ребенком — скотский поступок, до которого я просто не имел права скатиться. Хоть, мне неимоверно этого хотелось. Эгоизм лез из всех щелей. Отпустить ее было подобно смерти. Но я это сделал. Дал ей выбор, но она не озвучила никакого решения.

Продолжала отвечать на звонки. Сердце было готово разорваться, когда я слышал в ее голосе слезы отчаяния и безнадёги.

Меня ломало.

Новый уклад жизни был настоящим кошмаром. Что интересно, многие там знали меня как знаменитого боксера. Вот это был реальный каламбур.

Возможно, именно поэтому я «оброс защитой» определенных людей. Меня не прессовали.

Но страх был. Страх столкновения с неизвестностью. Все, что было в голове это байки, рассказы или же сцены из фильмов о подобных учреждениях.

Кирилл рос, мама приносила его фото, рассказывала о внуке с улыбкой на лице. О Ксюше чаще всего помалкивала. Да я и сам не спрашивал. Незачем.

Иногда мог забывать о ней на пару месяцев, точнее, думал, что забываю. После срывался. Звонил и она всегда отвечала. Всегда.

Это ли не показатель ее чувств. Или единиц того, что от них остались.

Мы разговаривали как люди с разных планет. Часто невпопад. Где-то каждый о своем. Я предпочитал слушать. То место, куда я попал не лучшая тема для беседы.

Все в основном сводилось к сыну. Даже по голосу чувствовалось, что Ксеня изменилась. Нет в ней больше той нерешительной девочки, которая вечно попадала в неприятности.

Она выросла. Эмоционально окрепла.

Я не планировал приходить сегодня домой. Хотел перекантоваться у Пашки, привести мысли в порядок. Но само потянуло. Необъяснимое чувство.

Она была удивлена. Напугана. В глазах читалась растерянность и чувство вины.

Вины в чем?

Сбивчивые диалоги. Волнение. Зашкаливающее волнение. Робкие движения. Слова.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Все словно в первый раз. Как будто мы не виделись тысячи лет.

Но самое главное таинство — знакомство с сыном.

Я долго не мог решиться заглянуть в детскую. Стоял под дверью как дурак, крепче сжимая ручку двери. В висках пульсировало.

Я видел этого мальчика на фотографиях, но даже не надеялся увидеть его в ближайшее время вживую.