Элли и арфист - Прайор Хейзел

Когда чего-то ждешь, время имеет свойство замедляться. В те недели, когда я гостил у моей сестры Джо, время ползло медленнее, чем улитка с запущенной формой ревматизма. Мне безумно хотелось нажать на кнопку, перемотать время вперед и вернуться в свой Амбар «Арфа», но Джо сказала, что я недостаточно здоров для этого и в любом случае амбар еще не восстановлен, поэтому мне оставалось только ждать. Ждать я не любил. Совсем. Я бесился и нервничал.

Сегодня наконец этот день настал! Я возвращаюсь в амбар. Джо меня отвезет. Эд тоже поедет с нами. Он уговорил бабушку и дедушку подбросить его до дома Джо, потому что хотел принять участие в празднике. Мы принесли кофе и бутерброды (с арахисовым маслом и огурцами, прямоугольные, хлеб из муки грубого помола). Эд подпрыгивает на заднем сиденье машины и бормочет что-то вроде: «Ты выздоровел, папа!», «Ты едешь домой, папа!» и «Папа, ты скоро будешь счастлив и будешь делать свои арфы!»

На все эти фразы я отвечаю: «Да, да, да».

День выдался яркий, светлый. Деревья рассекают воздух своими ветвями, по небу несутся рваные белые облака. В лучах солнца зелень сверкает то изумрудом, то шалфеем, то лаймом; даже старые коричневые клочья папоротника окрасились в пунцовый и медный цвета. Я наблюдаю за природой из окна, и по мере приближения к Эксмуру пейзаж становится все более диким, холмистым и сонным. Одновременно с ним я и сам становлюсь все более Дэнским – я становлюсь собой. Я понимаю, что Эксмур – это не просто мой дом. А нечто гораздо большее. В каком-то смысле Эксмур – это я. Это место, где я могу изготавливать арфы и быть на сто процентов самим собой, а эти две вещи тесно взаимосвязаны.

Когда мы доезжаем до самого края аллеи, амбар находится на своем месте, такой же настоящий и прочный, как всегда, с новой блестящей дверью. У входа стоит Томас с огромной связкой воздушных шариков. А рядом, в грязи, щеголяя великолепным оперением и сверкая глазами, как драгоценными камнями, стоит Финес, мой фазан.

– Добро пожаловать домой, приятель! – кричит Томас и протягивает мне связку воздушных шаров.

Я говорю «спасибо» и передаю их Эду, потому что Эд любит воздушные шары больше, чем я, и кроме того, мне необходимо обнять Финеса. Как ни крути, а Финес спас жизнь Элли. Он необычная птица. Финес соглашается на объятия и легонько, ласково и приятно клюет меня в мочку уха.

Джо, Томас, Эд, Финес и я болтаем друг с другом, счастливые и взволнованные тем, что снова встретились здесь. Мы отпираем новую дверь, толкаем ее и заходим внутрь.

Эд носится вокруг нас и кричит:

– Смотри! Смотри! Смотри!

Именно этим я сейчас и занимаюсь. Мастерская кажется очень просторной и пустой, только в центре стоят четыре довольно потрепанные арфы. Никаких куч опилок, фрагментов лишайника, еловых шишек, перьев и других предметов, которые я люблю держать под рукой. Зато помещение полностью оборудовано: здесь есть новенький стол, стулья, верстак, ленточная пила, рубанок, токарный станок, а также все мелкие приспособления, необходимые для изготовления арф. Через три больших окна зимнее солнце проливает свет на обновки. Они сверкают и блестят.

Но, возможно, гораздо лучше всех моих обновок – то, что висит на стенах мастерской: картины. Они наклеены всюду, под самыми разными углами. Я узнаю стиль художника. Художник – мой сын Эд. На этот раз я отчетливо прослеживаю тематику его рисунков. Это изображения арф, разных размеров, разных цветов. В одних местах линии струн толстые, в других тонкие и заходят за рамы арф. Некоторые деревянные элементы отсутствуют, и ровные края совсем не ровные, но это, безусловно, лучшие рисунки, которые я когда-либо видел.

– Ты знаешь, сколько их? – кричит Эд.

– Да, – отвечаю я, потому что уже посчитал. – Тридцать две.

– Они тебе нравятся?

Я отвечаю, что да, нравятся. Редко когда мне что-то нравится больше, чем они.

– Элли сказала, что я должен нарисовать их для тебя! – восклицает он и тянет меня за куртку к стене, чтобы я рассмотрел их поближе. – Элли сказала, что ты скучаешь по всем сгоревшим арфам. А еще она сказала, что, если я их нарисую, ты быстрее воспрянешь духом.

– Элли? – Я и не знал, что Эд виделся с Элли после пожара. Я думал, что Элли в Йоркшире. Так сказала мне Джо. Я думал, что она находится в Йоркшире и занимается своими делами. Она не хотела разговаривать со мной по телефону, потому что была очень занята. Так мне сказала Джо.

Джо смотрит на Эда, сдвинув брови, и поворачивается ко мне:

– Элли вернулась на днях, чтобы проверить, все ли в порядке. Мы с Эдом приехали сюда, чтобы с ней встретиться, потому что она сказала, что ей нужно убедиться, что она не забыла ничего важного. Она буквально заскочила сюда на минутку.

– Я видел ее позже, – добавляет Томас. – Она заехала ко мне домой, чтобы вернуть Линде ее вещи. И хорошо, иначе бы я влип. Это был любимый свитер Линды, знаете ли.

Это было мило со стороны Элли – так тщательно все проверять. Но мне немного странно, что она проделала весь этот путь и повидалась со всеми, кроме меня.

Жаль, что Элли сейчас не здесь. Но я верю, что она скоро вернется. Непременно вернется. Ей захочется поиграть на ее арфе.

– Ты видел, Дэн? Лестница тоже новая! – подчеркивает Джо.

Она права. Лестница очень красивая и сделана из дуба. Я восхищенно глажу перила и поднимаюсь по ступеням. Я считаю на ходу. Их по-прежнему семнадцать, и меня это очень радует.

Вернувшись в свой амбар, я испытываю самые противоречивые чувства. Подходящими метафорами для моих ощущений могут быть: поющая птица, ножки танцовщицы, скачущий ягненок, чудесная мелодия. Но когда я поднимаюсь по лестнице, передо мной открывается зрелище, которое в одно мгновение все меняет. У певчей птицы внезапно появляется боль в горле. Ножки танцовщицы грязные и вонючие. Скачущий ягненок упал в трясину. Чудесная мелодия оборвалась резким аккордом.

Там, передо мной, в маленькой комнатке, стоит арфа Элли. Но она придвинута к стене и задрапирована широкой белой простыней. Я сразу понимаю, что арфа несет в себе печальное послание. Послание настолько скорбное, что мне невыносимо об этом думать. Арфа говорит мне, что на ней больше не будут играть. Возможно, никогда. Арфа говорит мне, что Элли Джейкобс ушла.

52

Элли

Мама пристально смотрит на фотографию отары овец, которая висит у нее на стене. Я должна ей об этом сказать.

– Мам, послушай! Я уезжаю из страны. Меня долго не будет…

Она ничего не говорит.

– Обещаю, что позвоню тебе, как только смогу.

– И ты до сих пор не знаешь куда? – спрашивает Вик, рассеянно накручивая на палец прядь волос.

– Я не знаю, где окажусь. Единственное, что я знаю, так это то, что это будет место, совершенно, абсолютно не похожее на дом, – объясняю я чужим, резким голосом.

Сестра вздыхает.

– О, Элли! Ты ведь вернешься, правда?

Я подхожу к окну и выглядываю наружу. Оттуда не видно ничего, кроме автостоянки.

– Элли, – отрывисто произносит мама, как будто обращается к кому-то, кого нет в комнате. – В этом отношении она всегда была трудной. Ее голова полна странных идей. Уж не знаю, откуда она их берет.

Я мрачно улыбаюсь.

– Мама, береги себя, ладно?

– Береги себя! – отвечает она, как будто это оскорбление. Я наклоняюсь и целую ее.

Во время полета я уютно заворачиваюсь в куртку Дэна. Надо было оставить ее в его амбаре, но я этого не сделала. Разговор с Джо никак не выходит у меня из головы.

Я спросила, все ли в порядке с Дэном. Она ответила, что да, ему гораздо лучше. Я спросила, сумел ли он простить меня за все те неприятности, которые я ему невольно доставила. Она ответила:

– Простить? Не говори глупостей! Дэн об этом даже не думает.

Я пытаюсь вспомнить выражение ее лица, когда она это произнесла, ее интонацию и ее голос, но не могу извлечь из памяти никаких дополнительных подсказок.