Итальянские маршруты Андрея Тарковского - Лев Александрович Наумов

class="a">[168], потому в Монтепульчано можно проследить отголоски многих событий, о которых мы говорили, обсуждая его соседку.

Этот город тоже основали этруски, правда существенно позже, в IV веке до н. э. Здесь тоже были лангобарды, и междоусобицы мелких князей, но Монтепульчано не имел столь существенного стратегического значения, потому завоевания давались победителям относительно малой кровью. В XII веке Сиенская республика пыталась захватить его, но на защиту выступили Перуджа, Орвието и Флоренция. Участие могущественного города имело далеко идущие последствия, и со временем Монтепульчано стал собственностью Флорентийской республики. А дальше совсем интересно: колыбель Возрождения предоставляла населённым пунктам, которыми владела, не только солдат, но и художников, а также скульпторов. С конца XIV-го и до середины XVI века в маленьком городке работали выдающиеся зодчие, построившие многочисленные архитектурные памятники, составляющие теперь славу Монтепульчано. Это и палаццо Таруджи, и дворец Синьории — копия флорентийского палаццо Веккьо — и базилика Мадонны ди Сан-Бьяджо (см. фото 13), расположенная на подъезде, за городскими стенами (@ 43.090777, 11.774728). О последней Павел Муратов писал: «Справедливо считаемая одним из лучших примеров греческого креста, эта церковь являет вообще одну из чистейших гармоний Ренессанса».

Но у «маленькой Флоренции» оказалась чрезвычайно короткая история. Извечный противник флорентинцев, Сиенская республика, пала в 1559 году, а вместе с этим Монтепульчано, расположенный на юго-востоке от Сиены, утратил какое бы то ни было значение, а также внимание города-покровителя.

К апрелю 1979 года Тарковский ещё не видел блистательной колыбели Возрождения, он не бывал и в Сиене, которая впоследствии произведёт на него сильнейшее впечатление. Однако, если отбросить исторические обстоятельства, по мнению автора этих строк, Монтепульчано существенно больше похож на «маленькую Сиену», чем на Флоренцию. Муратов же называет его «маленьким Римом». Иными словами, в нём заключено великолепие всей страны в миниатюре. И, конечно, если доведётся побывать тут без подготовки, то каким можно назвать этот городок? Разве что «удивительным»…

Финальным пунктом в путешествии по случаю дня рождения Тарковского оказалась Пьенца, история которой весьма незаурядна, особенно для Италии. Необычна она хотя бы потому, что в ней почти нет военных эпизодов. Просто во времена средневековых кровопролитий здесь была лишь небольшая деревушка Корсиньяно. Однако потрясает то, что если сравнивать Пьенцу с поселениями, чья история восходит к этрускам, то внешне ничто в ней не выдаёт «молодости». Она как юный старик Петербург.

Город начал возникать на этом месте лишь в 1459 году. И причина совершенно конкретна, она связана с одним человеком. Дело в том, что в самом начале XV века в деревушке Корсиньяно родился Энеа Сильвио Бартоломео Пикколомини, гуманист и филантроп, который с 1458 года более известен как папа Пий II. Приняв сан, Пикколомини повелел превратить родную деревню в идеальный город эпохи Возрождения. Строительство началось силами ведущих, опять-таки, флорентийских мастеров. Уже спустя три года понтифик собственноручно освещал новый городской собор.

Архитектором Пьенцы действительно, как отмечает Тарковский, выступал один человек — Бернардо ди Маттео Гамбарелли, более известный под именем Бернардо Росселлино. Это редкий случай. В ансамбле города нет противостояния стилей и почерков, нет спора зодчих, состязания талантов в искусности. Монолитное отражение сознания одного мастера, вот что такое Пьенца! Режиссёра, которому почти не давали работать, потрясла величина плацдарма, доступного Росселлино.

Для любого архитектора задача построить целый город стала бы едва ли не важнейшей в жизни, но для Бернардо — особенно. Его карьера складывалась не очень хорошо. Зодчему было уже пятьдесят лет, и прежде ему доводилось лишь участвовать в работе над отдельными фасадами в Ареццо и Флоренции. Самые крупные «сольные» проекты, которые он делал — это надгробия кардиналов и аристократов. В 1451 году папа Николай V пригласил его в Рим для реконструкции Собора святого Петра. Эта тоже был коллективный труд, но работа такого масштаба иначе не делается. Росселлино очень обрадовался, поскольку затея казалась головокружительно амбициозной. Вот уж где есть место развернуться его таланту! Однако вскоре папа Николай умер, и реконструкцию приостановили. Наверное, Бернардо уже не верил в себя, когда внезапно Пий II предложил сделать его строительной площадкой целый город.

Возможно, именно поэтому ещё робкий, несмотря на возраст, почерк архитектора столь необычен. Росселлино спроектировал немало, и созданный им исторический центр Пьенцы входит в перечень наследия UNESCO, наряду с базиликой святого Франциска в Ассизи, о которой мы говорили ранее. Возможно, зодчий успел бы ещё больше, но в те времена римские папы жили очень недолго, и Пия II не стало уже в 1464 году.

Тем не менее план понтифика претворился в жизнь, и его деревня стала идеальным городом Возрождения. Дело в том, что уже тогда было ясно: эклектическое, едва ли не хаотичное проектирование по типу Рима оказалось в тупике. Подобного рода гордиевы узлы впоследствии будут несколько ослабляться при помощи метрополитена, но до его открытия в Вечном городе оставалось почти пять столетий. Так или иначе, уже в эпоху Возрождения существовали принципы проектирования урбанистической структуры, удобной для жителей. Их и воплотил Росселлино. Почти наверняка они бы не сработали в большом мегаполисе, но Пьенце не было суждено разрастись. Она так и осталась, во-первых, идеальным маленьким городком. Во-вторых, лучшей благодарностью землякам за счастье здесь родиться. В-третьих, городом-фантазмом одного человека. Вновь, как Петербург.

На этом краткое путешествие Тарковского по Италии подошло к концу. Удивительно, но будучи совсем рядом, Гуэрра не завёз его не только во Флоренцию или Сиену, они не посетили даже Баньо-Виньони, расположенный в десяти километрах от Пьенцы. Об этом пункте нам предстоит говорить ещё очень много.

По плану Тонино апрельская экспресс-поездка должна была подготовить почву для последующего долгосрочного визита режиссёра. С итальянской стороны так и вышло. Вечером 9 апреля сценарист звонил другу в Москву и радостно сообщал, что «все» — их фамилии мы называли выше — готовы помогать Андрею с «Путешествием по Италии», имея в виду как картину, так и последующий приезд. С советской же стороны не изменилось ничего. Вот дневниковая запись от 10 апреля: «Итальянцы предложили выставить „Зеркало“ на премию Донателло и обещали её дать. Наши отказались и предложили вместо „Зеркала“ какой-то фильм Лотяну. В Риме все в недоумении». Речь шла, видимо, о ленте «Мой ласковый и нежный зверь» (1978) — гордости «Мосфильма», экранизации русской классики, снятой совместно с ФРГ. Картина, к слову, участвовала и в Каннском кинофестивале, в отличие от «Зеркала».

Ничего не изменилось и в смысле детсадовской игры с почтой. Запись от 12 мая, то есть месяц спустя: «Вчера разговаривал с Сизовым о письме с итальянского ТВ по поводу постановки. Он говорит, что