Клятва (СИ) - Мария Сакрытина

разбросанные подушки.

«Возвращайся, Лиззетта. Возвращайся ко мне».

Так скоро? Ну уж нет, я ещё не наигралась!

«Ты всё-таки к нему неравнодушна», - с горечью вздохнул Зак, и я удивилась:

«Тебе-то какое дело? Ты же сам мне это советовал». Глупо. Зак хотел, чтобы у меня был

любовник – но тот, которого он мог бы контролировать. Поэтому рабы. Поэтому

овидстанские принцы. Я не понимала тогда, насколько Ланс в опасности из-за меня: Зак не

хотел делить свою милую Лиззетту ни с кем другим.

«Возвращайся».

«Нет».

«Я буду ждать тебя, Элиз».

Утром, поработав со щитами, я отправилась за Лансом в столицу – меня мучило странное

предчувствие. Позже я научусь доверять такого рода вещам. Тогда мне просто повезло – я

успела. А вот Зак опоздал. Он не стал бы трогать Ланса при мне – и ему пришлось только

наблюдать. И ждать, когда я наиграюсь.

Тогда я об этом не думала – я думала лишь о том, что хочу своего любовника, свою

игрушку обратно.

Его нашёл Волк – у моста через пересохшую, вонючую реку, верхом, смотрящего на

вереницу странных детей, идущих к чёрным воротам в конце улицы.

- Кто это?

Ланс вздрогнул, когда я потянулась, тронула его пальцы. В его взгляде мелькнуло

изумление и дикая, безудержная радость, отогнавшая от меня кошмар пустых постелей и

унылого безделья в его отсутствие.

Он подхватил меня, усадил в седло рядом с собой – и как обычно неподалёку завывали

собаки, а Волк сидел рядом и спокойно смотрел на нас.

- Кто это? – глядя на не поднимающих глаза детей, повторила я. Странные, в одежде явно

не с их плеча, чумазые, усталые – от их усталости у меня кружилась голова.

- Сироты, - отозвался Ланс. И тихо добавил. – Я был таким когда-то. С тех пор ничего не

изменилось.

Мне была непонятна грусть в его голосе – я когда-то была глупой девочкой, верящей в

сказки. Но меня совсем не тянуло теперь сочувствовать таким же дурёхам.

Я провела пальцем по его колючей щеке.

- Ты изменился.

Он усмехнулся.

- Я хочу, чтобы это прекратилось. Ты знаешь, что их сейчас накормят миской каши на воде

– да и той на всех не хватит. И спать они будут часа четыре. И потом снова работать до

заката. Они умирают, Элиз, такого даже взрослый не выдержит.

Я коснулась его щеки губами и вместе с поцелуем в меня хлынули его эмоции. Моё сердце

зашлось от его отчаяния.

- Скажи, Элиза, как Небеса позволяют этому, - он кивнул на споткнувшегося у самых

ворот малыша лет семи, - быть?

Я отвернулась – картина была слишком унылой, – и спряталась у Ланса на груди.

- На юге такого нет.

Ланс грустно улыбнулся. И уверенно произнёс:

- У нас тоже не будет. Король Валентин издаст закон, и всего это не будет.

Я подняла взгляд.

- А что будет?

Он снова улыбнулся – на этот раз теплее.

- Будут нормальные дома для них. Детский труд будет под запретом. Им будут платить, в

конце концов. Валентин вытрясет деньги из Лучших, я знаю, он сможет. Я отдам своё

состояние – всё, до монетки. И это изменится. И будет – будет как у вас на юге.

Он что-то ещё говорил, но я не слушала. Я потянулась к его памяти – я вдруг

почувствовала, что ничего о нём не знаю. Его память, его личность не интересовали меня

в постели. И сейчас передо мной был незнакомец – любопытный и интересный. А я

никогда не могла совладать с собственным любопытством.

Мы куда-то скакали, Ланс уже замолчал, а я всё смотрела его воспоминания. И мне было

плохо – я-то думала, что со мной ужасно обошлись.

Неужели Валентин действительно хочет это изменить?

Я потянулась, и в круговороте мыслей бьющего колоколами, стучащего копытами и

колёсами карет города поймала нужное – хочет. Хотел, и не только это – ещё когда

посылал меня убивать. Да, он укреплял свою власть, он считал меня чудовищем и

оружием. И этот же человек мечтал о мире и благоденствии своей земли. И закон, о

котором Ланс говорил, повернули ещё лет десять назад – когда я была слишком маленькой, чтобы послать меня убить того, кто был за это в ответе.

Валентин не разбирался в средствах, но – какая ирония! – имел высокие цели.

Это не заставило меня ненавидеть его меньше. Но я понимала, почему Ланс стал его

«фаворитом» – он воплощал то, каким Валентин хотел видеть свой народ. И он помогал

ему давить на аристократов – потому что Валентин был один, а лордов много и почти все

они были против него: его законы и его справедливость неизбежно заставили бы их

расставаться с крупными суммами денег. И во имя чего – бедноты, которую они за людей

не считали?

Ланс привёз меня в дом Боттеров – последнее место, где я хотела бы оказаться. Однако я

рада была находиться вместе с любовником, зная, что ночью мне станет легче. И даже

откровенно враждебные взгляды Рэйана я не замечала. Наверное, с Лансом мне было бы

уютно и в бездне.

А ночью, уже глубоко после полуночи Ланс сделал мне предложение.

Он обнимал мои ноги, он целовал мои колени и буквально умолял выйти за него замуж. И

снова называл богиней.

А я рыдала у него на плече: он любил меня, он готов был ради меня на всё, а я продолжала

считать его игрушкой и пользовалась им лишь ради собственного удовольствия. В свете

предложения руки и сердца эта истина стала очевидной, и я ужаснулась сама себе. А

потом, выплакавшись, поняла, что не хочу отказываться. Я действительно была не против

провести жизнь рядом с ним – даже далёкий Зак, единственный человек, способный меня

понять, казался теперь пресным и скучным. Он никогда бы не полюбил меня так. Мы,

чародеи, можем только пользоваться друг другом. А вот для Ланса я была богиней.

Той ночью он одел мне на палец кольцо, символизирующее помолвку – кольцо де Креси,

которое я храню до сих пор, хотя всё давно кончено.

И потом я снова не могла сдержать слёзы, потому что поняла. Поняла, что Ланс никогда

мне не лгал (я, наконец, нашла такого человека, Аджахад, – а ты говорил, это невозможно), и он готов для меня на всё. Меньшее, что я могла сделать для него – это забыть о

ненависти. Ведь Валентин был его кумиром. И у них обоих были высокие цели. Где там

место для обиженной чародейки?

Я была ещё такой наивной девочкой…

Но проклятье оставалось и мне требовалось время и место, чтобы подумать, как его снять.